Дорожные работы

Июль в Питере выдался жарким. Нет, даже не так. Адски жарким. Просто ебаный адище какой-то! Асфальт под ногами плавится. От земли шпарит так, будто ты по сковородке раскаленной идешь. Практически каждый день на небе ни облачка. Оказываешься на улице — единственная мысль: «где бы найти кондей или хотя бы тень?». Если машину надолго на солнце оставляешь — все, пиздец! Сиденья нагреваются так, что голыми ногами в шортах на них сесть практически нереально. И это при том, что они тканные. Если были бы кожаные… Даже представлять страшно. Нормально существовать можно только ранним утром, вечером или ночью. Но, сука, работу, несмотря на неблагоприятные погодные условия, никто не отменял. Вот мне и приходится каждый будний день гонять по десять-двенадцать часов по городу, мечась между торговыми точками, складом и офисом. И да, дорога из Пушкина и обратно тоже не прибавляет бодрости по утрам и вечерам. Особенно, когда Пулковское шоссе начали ремонтировать. Особенно, когда его начали ремонтировать на том участке, который никак не объехать, чтобы не делать крюк в десяток километров. Особенно, когда перекрытые поочередно полосы стали собирать невъебенные пробки. Единственное, что могло отвлечь от мрачных мыслей о похороненном в асфальт времени, это наблюдение за рабочими. Меня поражало то, как можно трудиться в таких условиях. Мало того, что на улице днем температура на солнце дотянется и до сорока. Так еще этот запах битума. Машины кругом. Шум. Пыль. Самосвалы эти, катки. Форма вечно в черных разводах. Жилетки эти дебильные безразмерные. Лица всегда или тупые, или заебаные. Только один человек выделялся из всей этой братии. Я видел его несколько раз. Всегда или рано утром, когда на работу ехал, или уже ближе к ночи, когда домой в Пушкин попадал. Он регулировал движение на перекрытых участках. Стопорил машины порциями, пропускал встречку. Наитупейшая работа, казалось бы. Я бы с ума сошел так целый день стоять: ни отвлечься толком, ни заняться чем-нибудь, ни отойти. А этот парень все делал как-то не так. Казалось, он находил в процессе какое-то особое удовольствие. Вечно приплясывал, когда направление показывал, излишне эмоционально руками махал, бормотал что-то. Не вписывался, одним словом. Форма всегда чистая. На глазах всегда очки с непрозрачными стеклами. На голове пару раз хвостик виднелся. Столько же раз ловил его улыбку, пока стоял первым в очереди на проезд. Такую же улыбку я увидел, когда он постучал в окно моей машины однажды утром. — Дядь, подкинешь до метро? — спросил он, когда я опустил стекло. — У нас рабочий автобус опять сломался где-то по дороге, а мне после смены тут торчать неохота, — улыбнулся он еще раз. Я немного удивился такой простодушности, но все равно головой кивнул. — Спасибо! Парень дернул за ручку и плюхнулся на сиденье. Стянул очки и чуть смущенно протянул руку. — Ваня, — еще одна улыбка и выбивающий из равновесия озорной блеск глаз. — И я — Ваня, — я вернул улыбку, протягивая открытую ладонь. Мой внезапный попутчик скользнул хитрым взглядом по «Сарказму» и накрыл надпись прохладной ладонью. Я сжал пальцы и поймал себя на мысли, что ладонь меньше моей. Кожа нежная, не по-девчачьи, просто приятная. Дольше порефлексировать не успел — другой дорожный работник дал отмашку на выезд, и мы тронулись. В колонках заиграла частая гостья «Нашего радио», Земфира. Пассажир бесцеремонно протянул руку к приемнику, чтобы прибавить звук. Я хотел было возмутиться, но он почти сразу стал тихонечко подпевать: «Кто показал тебе звезды утром? Кто научил тебя видеть ночью? Кто, если не я?» Это было забавно. Он крутил головой, провожая взглядом своих коллег по цеху, когда мы проезжали очередной отрезок дымящейся дороги. Из-за этого звук его голоса до меня долетал с искажением, но тембр мне нравился. Я невольно улыбнулся, а потом мы снова встали. Улыбка ожидаемо тут же сползла. Ваня же, кажется, был вполне доволен жизнью, несмотря на вынужденную остановку. Он продолжал мурлыкать слова наизусть, временами поглядывая на стоящую впереди машину и меня, пока у него не зазвонил телефон. Он недовольно цокнул, сделал музыку потише и ответил на звонок. — Да, — я рефлекторно повернулся и успел засечь, как стремительно меняется его лицо: с довольного на испуганное. — … — Слава, блять! Что ты сделал с котом, сука?! — … — трубка, по-видимому, что-то неубедительно промямлила. — Ты опять его какой-нибудь херней кормил?! Я тебе уже тысячу раз говорил, что ему можно только корм! — … — и еще одна порция ответной трескотни. — Сука! Почему ты тогда его сразу к ветеринару не повез, если это точно не из-за еды? — … — после очередного ответа мой пассажир взбесился не на шутку. — Мне до пизды, куда ты там опаздывал! Я как, по-твоему, домой телепортнусь?! Мало того, что я в пробке стою, так мне еще на метро пиздовать, а потом пешком, если ты не забыл?! Как ты мог Гришу одного оставить? — Ваня не орал. Он просто очень хорошо выговаривал слова, иногда переходил на злобный шепот. — … — тут он, кажется, сдался. — Блять, все, не беси меня! Я сам его отвезу, — выдохнул он, пытаясь успокоиться. — Бля-я-я-я, — взвыл он беспомощно, что я аж снова повернулся. — У меня денег только на такси будет, — парень сидел с зажмуренными глазами, откинув голову к подголовнику. Я скользнул взглядом по линии шеи и поймал себя на мысли, что любуюсь. — Ты хозяйке уже заплатил? — в голосе забрезжила надежда, а глаза вдруг распахнулись. Я едва успел отвернуться и вновь уставиться в лобовое. — … — надежду, похоже, тут же обломали. — Ах ты ж, молодец какой! — сарказм так и лился через край. — … — Нет, не дали… К следующей ночной обещали… Блять… Ладно, давай, я буду Андрюхе звонить. Если что, попытаюсь в долг оформить. Паспорт оставлю свой, на крайняк… Придумаю что-нибудь, — Ваня скинул вызов, обреченно вздохнул и стал судорожно тыкать в экран. Я понял, что он несколько раз пытался кому-то дозвониться, но все было тщетно. Не знаю, что именно повлияло на меня больше всего: симпатичный парень с незаурядными повадками или же кот в сложной жизненной ситуации. Так или иначе, подруливая к последнему светофору на выезде из пробки, я задал своему пассажиру единственный вопрос. — Где ты живешь? — кажется, голос был спокойным и максимально равнодушным. Хотелось, чтобы фраза звучала безапелляционно. — Чего? — Ваня, похоже, только сейчас отвлекся от своих горестных дум. — А, ты можешь выкинуть меня, где тебе будет удобно, — он попытался улыбнуться. — Если получится поближе к метро — будет вообще отлично! — вся его бравада растворилась в волнении за любимого питомца. — Адрес скажи, — спокойно повторил я. — Вань, скорее, мне нужно понимать, куда поворачивать, — чуть надавил я, дернув уголок губ в конце фразы. — Зайцева, двадцать два, — немного растерянно ответил он. — Метро рядом какое? — я поднял брови и, наконец, посмотрел на него. — Чтобы направление понимать… — Автово, — рассеянно проговорил он. — Дядь, да не надо, я сам доберусь, — начал оправдываться он, когда я стал перестраиваться в левый ряд. — Как я понял, с Гришей что-то случилось, а я верю, что котикам надо помогать, — мы встали на перекрестке, и я снова на мгновение посмотрел на своего пассажира. Но тут же не выдержал его восхищенного взгляда — потянулся за телефоном. — Жень, доброе! — улыбнулся я трубке, когда она соединила меня с любимым оператором. — Слушай, я сегодня с окраины начать решил, в офис попозже подъеду, ок? Там ведь ничего срочного? — я чувствовал, как меня с соседнего сиденья прожигает внимательный взгляд. Женечка бодро пожелала мне не испортить настроение с утра пораньше беседами с несговорчивыми клиентами и обещала подготовить документы к моему приезду. Я поблагодарил ее и отключился. Взгляд так и продолжал жечь правую щеку. Светофор моргнул зеленым, и мы поехали. Мне, наконец, удалось вырваться из стоячего потока. — Знаешь, как короче всего добраться? — спросил я, чтобы как-то отвлечь парня. Ваня в ответ едва слышно хмыкнул и принялся руководить. Попутно рассказал про нерадивого соседа Славу, с которым они вместе приехали из Хабаровска покорять северную столицу три месяца назад, упомянул подработку на дорогах в ночные смены, говорил еще про новую квартиру, в которую пришлось переехать, потому что хозяйка старой не захотела их оставлять, случайно встретившись в коридоре с котом Гришей. Про кота с чувствительным пищеварением он, кстати, тоже рассказал. Когда подъезжали, я спросил, где находится ветеринарка и пообещал отвезти их вместе с Гришей, если им не потребуется много времени на сборы. Уже через пять минут на переднее сиденье плюхнулся взволнованный и переодевшийся из робы в футболку и джинсы Ваня. На руках у него жалобно мяукал кот в клетчатой переноске. К тому моменту, когда мы добрались до клиники, я был убежден, что Гриша — лучший кот на свете. Ваня умудрился рассказать про него кучу смешных историй, от которых я ржал в голос. Ясен хер, хозяин пытался бесконтрольной болтовней сбить подкатывающее волнение. Я же на светофорах подносил руку к сетке. Кот в ответ тыкался мордой, вазюкал по пальцу мокрым носом. Хотелось увидеть его целиком, погладить, потискать за округлые щечки, но открывать переноску мы не решились. — На, возьми, — у самых дверей в клинику я протянул Ване две сложенные тысячные купюры, которые переложил из бумажника в карман, пока ждал его еще у подъезда. — Это что? — недоумевающе уставился на мою руку парень. — Это Грише на прием, — я чуть съежился под его взглядом. — Можешь на карту кинуть, когда зарплату получишь, — добавил я и протянул второй рукой визитку, одну из тех, что всегда на приборке валялись. — Номер к телефону привязан, — улыбнулся я, переводя, наконец, взгляд на широко раскрытые глаза. — Дядь, ты нереальный какой-то, — изумленно протянул мой случайный пассажир. — Спасибо тебе огромное! Я даже не знаю, как тебя благодарить, — зачастил он. — Погоди, я тебя наберу, чтобы у тебя мой номер был. Чтобы ты, ну, был уверен, что я не сольюсь, — он как-то сконфуженно дернул плечами, залезая в карман джинсов. — Я сразу скину, как зарплату получу! Ты нас с Гришей очень выручил! — бормотал он, набирая номер с визитки. Часа через три мне на телефон упала смс-ка с еще не вбитого номера и почему-то капслоком: «ГРИША В ПОРЯДКЕ, НИЧЕГО СЕРЬЕЗНОГО. РЕШИЛ, ЧТО ТЫ ДОЛЖЕН ЗНАТЬ :) ЕЩЕ РАЗ СПАСИБО!» *** — Привет! — когда я подъехал к дому, Ваня уже стоял и курил у подъезда. Снова в солнечных очках, в робе, с улыбкой на губах. Он плюхнулся на соседнее сиденье, вытаскивая наушники. На следующий день после нашего знакомства, ближе к вечеру мне на карту пришли две тысячи с припиской «Спасибо)», и я поймал себя на мысли, что не хочу, чтобы эта история вот так заканчивалась. Мне понравилось общаться с этим чудаковатым парнем, наблюдать за его танцами на трассе, слушать рассказы про милейшего Гришу. Я вспомнил диалог про следующую смену и скинул сообщение: «Если нужно подкинуть на работу, я минут через 40 буду в твоем районе)» Судя по количеству отправленных в ответ сообщений, я понял, что он рад. Теперь же я мог наблюдать его довольное лицо прямо рядом с собой. Почти сразу Ваня стал рассказывать про Гришу и его самопроизвольно очистившиеся на испуганного Славу параанальные железы. По крайней мере, такой вывод сделал ветврач в клинике, куда я их привез. Еще доктор сказал, что это абсолютно нормальное явление. Пока стояли в пробке на выезде из города, Ваня рассказывал о том, сколько всего у котов болячек, что их нужно вовремя предупреждать и грамотно лечить. Я безмолвно кивал, понимая, что раньше об этом просто не задумывался. А еще я ловил себя на мысли, что у Вани очень приятный голос и потрясающая улыбка. Когда он вышел из машины, я почувствовал какую-то пустоту. Но все равно тянуло улыбаться. Почти до самого дома. А еще хотелось совершенно картинно открыть окно и протянуть ладонь потоку встречного вечернего воздуха. Солнце маячило где-то на горизонте, перестало обжигать все живое, мягко грело и чуть слепило в боковое стекло. По радио играли набившие когда-то оскомину «Три полоски» и даже не раздражали. Виделось, почему-то, как Ваня стал бы подпевать и смешно коверкать это «Джинсы порезаны, лето, три полоски на кедах под теплым дождем». Ощущение какого-то неосязаемого счастья приятно сдавливало грудь. Дома, уже лежа в кровати, я не мог выпустить из рук телефон. Хотелось написать какую-нибудь хрень. Просто получить шуточный ответ капслоком, но я ничего так и не придумал. Крутился в кровати, перебирая в памяти недавние картинки. Утром подорвался раньше обычного, но выспавшимся. Почему-то чертовски тщательно собирался, долго выбирал футболку. А когда, подъезжая к месту ремонта дороги, увидел крутящуюся по сторонам знакомую обросшую голову, признался себе, что попал. *** — Слушай, — я подвозил Ваню до дома. В то утро он просто тормознул меня на трассе, улыбнулся, подхватил портфель, будто только и ждал меня, и сел в машину. Мы снова что-то бурно обсуждали в пробке, не сговариваясь, проехали мимо ближайшей станции метро и добрались по дворам до его подъезда. Он вышел из машины, не прощаясь толком. Я видел, как он по дуге обходит капот и подходит к открытому окну с моей стороны. — У нас сегодня, вроде как, новоселье будет, — он наклонился, опираясь о дверь. — Не хочешь прийти? — улыбнулся, заглядывая мне в глаза. — Да, с радостью, — я почувствовал, как губы растягиваются в глупой улыбке. — Тогда до вечера, — он вдруг чуть просунул голову внутрь салона и на секунду прижался губами к моим все еще улыбающимся губам. — Напиши, как с работы освободишься, — сказал он, невозмутимо выгнув одну бровь, и с беззаботным видом двинулся к подъезду. *** В комнате было шумно и накурено. Когда я зашел, Ваня сидел на кресле в дальнем углу, забаррикадированный со всех сторон людьми и мебелью. Он виновато улыбнулся и пожал плечами. Слава, тот самый нерадивый сосед, который радостно встретил меня в дверях со словами «ты, наверное, ванин Ваня», пытался представить мне присутствующих, но постоянно путался, оправдываясь тем, что гостей привел Андрей. Слава предложил мне выпить, но я отказался, ссылаясь на машину. Присев недалеко от двери, я пытался вникнуть в общую беседу. Ребята обсуждали музыку, перебивали друг друга, смеялись. Всматриваясь в лица, я уже через пару минут понял, что приковываю внимание лишь одного единственного человека. Даже на расстоянии пары метров я видел, как блестят его глаза. Хитрая улыбка не сходила с губ. Сидящий рядом парень пытался что-то ему говорить, но Ваня не слишком реагировал. Я видел, как он, то и дело, проходится языком по губам. Я же мысленно возвращался к тому смазанному поцелую в машине. Было бы глупо отрицать, что мы оба все понимали. Электричество буквально наполняло воздух. Нам не мешали другие люди. Их просто не существовало. Мы смотрели друг на друга через комнату, разливая томное желание. Невозможность дотронуться приятно щекотала низ живота, добавляла ситуации остроты. Мне всегда нравились такие мгновения, когда двое ощущают взаимность, но еще не успели окунуться в нее с головой. Сейчас почему-то было желание продлить этот момент. Не хотелось упасть в жаркий одноразовый секс и потерять интересного человека. В какой-то момент я понял, что мне становится невыносимо жарко, от этого прорезающего густой дым взгляда. Захотелось забрать его себе, чтобы никто не питался нашей тайной. Поэтому я кивнул головой в сторону выхода из комнаты, многозначительно поднимая брови, и встал. Ваня улыбнулся и стал медленно выбираться из своего заточения, отбиваясь от ворчания непосредственных соседей по столу. Я не стал его дожидаться, прошел по коридору, в надежде остаться с ним наедине в единственном свободном помещении — на кухне. Но я поздно понял, что за стеной в темноте стоит Слава. Он напряженно всматривался в экран телефона и судорожно что-то строчил. — Не помешаю? — возвращаться в комнату не хотелось, я решил дождаться Ваню здесь, поэтому потянулся в карман за сигаретами. — Будешь? — я показал ему пачку открытой стороной. — А? — он рассеянно вздернул голову. — Не, спасибо, у меня свои! — он добродушно улыбнулся. — Да, кстати! — он вдруг увел телефон на блок и подошел к окну, взял с подоконника пачку, протянул вспыхнувшее пламя к кончику моей сигареты. — Хотел сказать, — задумался он на пару секунд. В свете уличного фонаря, что стоял во дворе, прямо напротив окна, я видел, как он пожевывает нижнюю губу. Чувствовал: собирается с мыслями. — Бля, не очень я умею такое толкать, но, в общем, ты, это, Ваню не обижай там, понял? — промямлил это и поднял на меня глаза. Добавил уже увереннее. — Он только выглядит таким похуистом… — опять замолк, начал ковырять пальцем прожженное пятно в клеенке, которой накрыт подоконник. — В общем, он мне как семья, а за семью я и пиздюлей дать могу, — посмотрел на меня исподлобья. Не зло, просто чуть пьяно, но серьезно. И понял: «точно может». — Надо мне тебя с моим лучшим другом познакомить, он схожей философии придерживается, — я попытался ухмыльнуться, чтобы чуть разрядить обстановку, и Слава разом подхватил. Будто даже облегченно выдохнул, избавляясь от маски сурового «старшего брата». — Бля, че вы тут в темноте делаете? — смеющийся Ванин голос из дверного проема. Я повернул голову и увидел на его руках круглую мордочку и огромные, такие же круглые светящиеся в темноте глаза. *** «Пьяный мачо Лечит меня и плачет От того, что знает Как хорошо бывает» Ваня тихонько тянет гласные, вторя голосу из радиоприемника, высунув руку в окно и склонив голову к плечу. На коленях у него на две трети пустая бутылка вискаря, которую он незаметно вынес с собственного новоселья. Насколько я могу судить, он не пьян. Скорее, просто расслаблен. Немного хитрая улыбка касается губ, когда он понимает, что я украдкой наблюдаю за ним. Взгляд тянет как магнитом. Я силой воли заставляю себя смотреть на дорогу. Мысленно бью себя по рукам, чтобы только не начать тянуться к этим острым коленям, обтянутым джинсовой тканью. До зубного скрежета хочется касаться его, будто бы случайно цеплять холодные пальцы, как делал буквально двадцать минут назад, на крохотной кухне, пока мы в четыре руки гладили разомлевшего Гришу. А потом Ваня вдруг посмотрел мне в глаза, чуть сощурившись, как будто все еще оценивал, насколько сильно я увяз во всем этом. Придвинулся совсем близко и заговорчески шепнул, опаляя кожу на шее. — Хочу сбежать отсюда… *** Белые ночи пошли на спад, солнце пряталось за горизонтом, но все равно умудрялось накрывать все вокруг какой-то золотисто-розовой пеленой. Ветра не было, на километры вокруг стояла тишина, лишь редкие чайки разрезали небо надрывными криками. Вода была теплее, чем воздух, но я все равно покрылся мурашками, как только зашел по щиколотку в реку. Я даже не успел сообразить, как Ваня, выйдя из машины на берегу, будто в шутку озвучил свое желание искупаться, а потом сразу скинул одежду и зашел в воду. Я, недолго думая, тоже разделся и зашагал вперед по песчаному дну, цепляясь взглядом за молочно-белую узкую спину с торчащими лопатками. Ваня успел зайти в воду по пояс и теперь просто стоял, глядя вдаль, туда, где дымность голубого питерского неба смешивается с непривычно теплым светом солнца. Еще секунда, и он скрылся под водой, нырнув вперед сложенными перед собой руками. Пришлось сделать несколько шагов, замахнуться для гребка и почти сразу плюхнуться в воду, чтобы его догнать. *** Поцелуй получается чересчур жадным. Ваня сам прижимается ко мне, как только я выныриваю из-под толщи воды. Ладони ощущают легкую дрожь на его лопатках. Холодные губы, горячий язык. Так хочется быть ближе, вжаться в него, попытаться согреть. Он смыкает руки у меня на шее и чуть подтягивается. Разница в росте уходит вместе с почвой из-под ног. Воздух холодит тело снаружи, а желание кипятит кровь изнутри. Ближе, теснее, жарче. Хочется его всего и сразу. Ваня кусает губы, настырно толкается языком, зарывается пальцами в мокрый затылок. Ощущений столько, что даже под зажмуренными веками, кажется, разгорается солнце. Спускаю руки с лопаток на поясницу, медленно веду вниз, в воду, туда, где кожа нежнее. Некрупные упругие ягодицы почти помещаются в ладонях. От настойчивых прикосновений Ваня начинает мычать прямо в поцелуй, но почти сразу прыскает и отрывается от моих губ. — Блять, если мы не вылезем из воды, то кто-нибудь себе что-нибудь обязательно отморозит, — он улыбается широко и заразительно. Снова чмокает меня в губы, но не дает утянуть в новый поцелуй. Не отталкивается и не отпускает рук. И тогда я, сцепив пальцы за его спиной в замок, просто иду в сторону берега. Когда я, кряхтя, выношу два наших голых тела на сушу, Ваня щекотно хрюкает мне куда-то в ключицу, от чего мурашки по спине разбегаются с утроенной силой. Чувствую, как его бьет крупной дрожью. Отпускаю, только чтобы залезть в багажник за большим банным полотенцем, которое всегда вожу с собой как раз на случай незапланированных послерабочих заплывов в особенно жаркий день. Мягкой махровой тканью растираю уже чуть синеватые плечи. Ваня послушно поворачивается спиной, подставляя острые лопатки. Залипаю на выпирающих бусинах позвонков. Проглатываю мысль о том, как сильно хочется слизывать капли языком, а не стирать руками. *** В машине с печкой становится жарко почти сразу. Окна запотевают не только от контраста с температурой на улице, но и от влажного, сбитого дыхания. Спинка пассажирского кресла откинута назад до упора. Я почти лежу на мокром полотенце и как завороженный пялюсь перед собой. Ваня двигается медленно, почти не снимаясь с моего члена. Он тяжело дышит, наклонившись вперед и упираясь холодными ладонями мне в грудь. Зажмуренные веки, спадающая на глаза мокрая челка, наливающийся бордовым небольшой засос под правой ключицей, крупные соски, чуть выпирающие ребра, поджимающийся живот — все это кажется нереальным. Думаешь, стоит протянуть ладонь, и этот потрясающий мираж исчезнет. — Блять, охуенно, — шепот на грани слышимости, тугое кольцо мышц на основании пульсирующего члена, пальцы, до боли стискивающие мои плечи, заставляют кончить в ту же самую секунду. Кончить и упереться затылком в подголовник. Потому что действительно охуенно! Когда вспышки перед глазами становятся чуть менее яркими, я все еще чувствую тяжесть чужих рук на своей груди. Опускаю голову и едва касаюсь лбом раскачивающей напротив челки. Хочется притянуть обессиленное тело к себе, уложить на грудь, но я знаю, что он просто не сможет так растянуться на сиденье. Жду еще с минуту — так и не шевелится. Тянусь рукой к водительскому креслу, куда мы предусмотрительно скинули бутылку с остатками вискаря. Отвинчиваю крышку, прикладываюсь, стараясь никого не убить взмахом донышка. Делаю глоток и ловлю на себе ехидный взгляд. — Ты знаешь, что, по статистике, чуть ли не большинство дорожных аварий происходит по вине нетрезвых водителей, — говорит Ваня, вздернув бровь. Я помогаю ему пересесть с меня на водительское сиденье, стираю его сперму со своего живота все тем же полотенцем, после чего Ваня и сам прикладывается к горлышку с обжигающей янтарной жидкостью. — Хорошо, забились! В следующий раз мы бухаем и трахаемся без машины, — отвечаю, пытаясь поймать его взгляд. — Это ведь не была одноразовая акция в рамках программы «Трезвый водитель»? — говорю, вроде бы, шутливо, но в груди что-то сильно сжимается в ожидании ответа. Ваня чуть морщится сразу после глотка, но я почти уверен, что это из-за моих слов. Сердце, только успокоившееся после изрядной физической нагрузки, снова набирает обороты. Мне просто надо знать наверняка. — Чтобы ты знал, я трахаюсь только с теми, кто мне действительно нравится, — говорит, чуть поджимая губы, но все равно протягивает бутылку. — Это хорошо, — берусь за горлышко так, чтобы накрыть его пальцы. — Потому что ты мне тоже понравился, — перехватываю запястье свободной рукой, заставляю посмотреть в глаза. — Очень, — чуть тяну его руку на себя, всеми силами сдерживая улыбку. Ваня сначала сопротивляется с пару секунд, а потом сдается, целует в губы, медленно и расслабленно. — Я тебя из целого питерского потока выбрал, дядь! Так что не надейся, что сможешь от нас с Гришей так быстро избавиться! — шепчет он куда-то мне в шею, и я ловлю себя на мысли, что никогда бы не поверил в то, что дорожные работы могут сделать меня таким счастливым.