Smaragdus Omega

*** POV Беллы Снова эти мерзкие прикосновения холодных рук и раздирающая боль, но она отходит на второй план перед тошнотой, накатывающей от одного взгляда на змеемордого урода. Так и хочется откусить ему язык, которым он орудует у меня во рту! Еще я бы с радостью оторвала ему кое-что между ног и заставила это съесть. Но нельзя. Нельзя! А хочется до дрожи в руках. Я б дорого дала, чтобы взглянуть на его физиономию, узнай он, что я очнулась и больше не его личная шлюшка, преданная до мозга костей. И только понимание того, что от моих слов и действий зависит жизнь ни в чем не повинных людей, останавливает меня от побега или бунта. Каждый раз при воспоминании обо всех ужасах, которые, находясь под действием зелья, я творила для этого ублюдка, во мне просыпается желание вцепиться зубами ему в глотку и не отпускать, пока эта безносая мразь не подохнет, захлебнувшись собственной кровью. Когда Люциус рассказал мне моменты, которые память скрыла от меня, я впала в неконтролируемую ярость, затем – в апатию, а после пришла боль. Я не могла понять, как можно было поднять палочку на годовалого ребенка и попытаться отнять жизнь у маленького чуда. Любовь к детям я переняла от Самона – он так восхищался этими маленькими ангелами, что заражал своей любовью всех окружающих. Нарцисса его не любила, а я боготворила, и даже подливаемое мне в еду зелье не могло этого изменить. Первое, что я сделала, выйдя из Азкабана – бросилась в Малфой-менор, увидеть это блондинистое чудо. И каково же мне было узнать о том, что он умер после тяжелых родов. Самон всегда утверждал, что дети – наше будущее, что они посланники Бога, что без них нам незачем существовать. Слова типичного омеги, но он говорил их с такой любовью, что не поверить ему было просто невозможно. К тому же, при всей его внешней хрупкости, сильнее этого омеги я не встречала существ. Люциус скрывал своего любимого от всех, хранил, как самый драгоценный камень, но ему не удалось обмануть Господина. Я помню, как Самона привели на одно из собраний Пожирателей Смерти. Среди нас, обряженных в мрачные мантии, он выглядел, как белая ворона – кожа светилась мягким светом, волосы тяжелыми волнами спадали ниже талии, переливаясь серебром. Одет он был в длинную серебряную тунику, черные лосины и высокие черные сапоги. Самон посмотрел на Господина и тихо презрительно фыркнул, затем обвел пронзительным взглядом зал, словно заглядывая под капюшоны и маски всех присутствующих, и спокойно протянул руку Лорду. Тот попытался поставить Темную метку на фарфоровой коже, но ничего не получилось – магия словно стекла с запястья омеги, оставляя кожу девственно чистой. Люциус, стоявший возле, меня тихо выдохнул от облегчения, а Самон звонко рассмеялся над попытками Темного Лорда поставить на нем рабскую печать. Господин тогда разозлился и попытался наложить на веселящегося омегу Круциатус, но и это заклинание не причинило вреда светлому существу. На тот момент Самону едва исполнилось четырнадцать лет, он был еще совсем ребенком, но смело вынес все телесные наказания от Лорда, защищая своего альфу. Люциуса тогда держали, не давая вырваться, и заставляли смотреть на мучения своего омеги. Именно после этого момента Люциус стал ненавидеть и презирать Темного Лорда, всячески способствуя его противникам. А сейчас я, еле сдерживая тошноту, доставляю удовольствие этому узкоглазому уроду и надеюсь исправить то, что когда-то сотворила. Душой я уже давно предана Гарри Поттеру, Мальчику-Который-Выжил, герою магического мира. ***** POV Гарри Я проснулся, когда часы показывали девять, рядом, обняв меня одной рукой и сладко посапывая, спал Хикари. Воспоминания о вчерашнем дне нахлынули на меня подобно цунами, затопив сознание болью. Но сейчас я не только вспомнил, но и осознал слова Драко о том, что его отец пытается вернуть с того света Сириуса. Меня мучил вопрос – зачем, но он был совершенно незначительным по сравнению с той благодарностью, что я испытывал по отношению к Малфою. Иногда меня поражало, что стоило появиться рядом с ним Хикари, как Драко моментально преображался в чуткого и заботливого старшего брата, в остальное же время он по-прежнему был той бессердечной гадиной, какой я его знал предыдущие пять лет. Однако хватит разлеживаться. - Просыпайся, - ласково прошептал я, потрепав Хикари по волосам. Мальчик недовольно засопел, перевернулся на другой бок и открыл свои лазурные глазки. - Уже пора вставать? – потянувшись, спросил он и потер кулачком глаза. Это было так по-детски мило, что я не удержался, поцеловал Хикари в щеку и улыбнулся: - Доброе утро, соня. - Доброе, - засмеялся тот, но вмиг стал серьезен и сел на кровати. – Как ты себя чувствуешь? – искрение беспокойство плескалось в его глазах, в которых начала скапливаться влага. - Все хорошо, малыш, все хорошо, - сказал я, обнимая Хикари и целуя в макушку. Не выпуская из рук, я вытащил его из кровати и понес в общий душ. Хикари обнимал меня за шею, и мне было необъяснимо спокойно и тепло рядом с ним. Быстро собравшись, мы спустились в Большой зал на завтрак. К этому времени за столами факультетов уже практически никого не было, а за столом преподавателей сидел только директор, внимательно наблюдая за студентами. Я и Хикари сели на свои обычные места и принялись за завтрак, не обращая внимания на взгляды Рона и Гермионы. Сразу после того как я понял, что Рон подливал мне в напитки приворотное зелье, направленное на его сестру, я больше не мог с ним дружить, как прежде. Да и можно ли назвать подобные отношения дружбой? Гермиона осталась на стороне Рона и, как следствие, Золотое трио распалось. Но самое странное, что с окончанием этих отношений я почувствовал себя свободнее, мне стало легче, хотя раньше я думал, что не смогу пережить потерю близких, как я считал, друзей. Сейчас я забылся в заботе о младшем Малфое, тренировках со старшим и появившейся дружбе с Симусом. Я не чувствовал себя одиноким, наоборот, я чувствовал вокруг себя заботу, искренне беспокойство и если не любовь, то нечто похожее. От мыслей меня отвлекла сова, приземлившаяся прямо напротив. Я отвязал от ее лапки письмо, и она сразу же улетела. Письмо было перевязано серебряной лентой с прикрепленной к ней красивой сережкой с изумрудным глазком, ограненным в форме капли. Ничего не понимая, я снял украшение, положив его на стол рядом с лентой, и развернул дорогой плотный пергамент. Хикари принялся рассматривать серьгу, загадочно улыбаясь. В письме было всего пара строк: «Надеюсь, Вам понравится этот маленький знак внимания, который подчеркнет цвет Ваших глаз». И на этом все. Догадаться, от кого записка просто не возможно. Единственная зацепка – серебряная лента, из чего можно сделать вывод, что письмо и подарок прислал кто-то из слизеринцев, но вероятность этого слишком мала. Почерк тоже остался для меня загадкой – я ни разу не видел такого красивого, одновременно изящного и строгого, почерка, сплетающего буквы в причудливый кружевной рисунок. - Ты обязан принять этот подарок, - безапелляционно заявил Хикари, держа в руках сережку. - Но у меня не проколото ухо, - попытался выкрутиться я. - Я легко могу это исправить, ты даже ничего не почувствуешь, - воскликнул он, подпрыгивая на месте, и дотронулся палочкой до мочки моего уха. – Accipiens sanguinem*, - прошептал Хикари. Я почувствовал разливающееся по всему телу тепло, а спустя пару секунд в моем левом ухе красовалась изумрудная серьга. - Ой, как красиво! - восхищенно воскликнул Хикари. – Тебе бы еще от очков избавиться и было бы совсем здорово. - Ну, избавиться от очков у меня вряд ли получится, - потрепал я его по волосам, и в это же время рядом с нами сел Драко поцеловавший своего брата в щеку. - Милая безделушка, - сказал он мне, указывая на серьгу. - Да, мне тоже понравилась, - пробормотал я, пытаясь скрыть свой румянец. Малфой только чему-то улыбнулся, и принялся за завтрак, не обращая внимания на удивленные взгляды студентов. - Извините, что прервал вас. О чем же вы разговаривали? – вежливо спросил он, отпивая из кубка. - О том, что Гарри совершенно не идут эти очки, - фыркнул Хикари, указывая на упомянутый предмет. – Они закрывают половину лица и глаза из-за них совсем не видно, - продолжал он возмущаться. - Я могу сварить зелье для улучшения зрения, - невозмутимо ответил Драко. – Конечно, если ты сам меня попросишь об этом, Поттер. Мне уже давно хотелось перестать носить очки – мало того, что они постоянно мешают, так еще и смотрятся ужасно. - Если тебе не будет сложно сварить его для меня… - начал я, смотря на старшего Малфоя. - Хорошо, я сварю его для тебя, но взамен ты сходишь со мной на свидание, - заявил он, нагло улыбаясь. Все кто слышал наш разговор, замолчали в ожидании моего ответа, а Хикари ткнул Драко локтем в бок, недовольно сверля взглядом. - Согласен, - ответил я, улыбаясь Малфою в ответ, - но только после того, как я смогу видеть без очков. - Значит, на следующие выходные ничего не планируй, - самодовольно ухмыльнулся Малфой. Он встал из-за стола, помог подняться Хикари и, поцеловав меня в щеку, ушел. Я сидел, словно громом пораженный, а ноздри до сих пор щекотал запах хвои, сандала и белой розы. Почему белой? Потому что только она могла дать аромат чистой красоты. Все эти запахи переплетались и создавали один, совершенно неповторимый и такой приятный – сильный, терпкий и умиротворяющий. Всю следующую неделю я провел, как на иголках. Малфой вел себя, как прежде: продолжал гонять нас с Симусом до седьмого пота, поил меня разными зельями и не показывал вида, что помнит о том разговоре. В четверг Дамблдор вызывал меня к себе в кабинет и полтора часа расспрашивал, все ли со мной хорошо и почему я не хочу помириться с Роном и Гермионой. На мои слова о том, что Рон подливал мне приворотное зелье, директор только рассмеялся и заявил, что это просто проявление братской заботы о сестре. В ответ я только фыркнул и удалился из кабинета горячо любимого профессора. Отношения с Роном и Гермионой у меня стали еще более холодными после того, как Рон ударил Хикари по лицу, когда тот отказался помогать рыжему ублюдку вернуть мою дружбу. Я тогда возвращался с отработки у Снейпа и в одном из коридоров, ведущих из подземелий в башню Гриффиндора, стал свидетелем этой отвратительной сцены. На следующий день, увидев Хикари в Большом зале с синяком на скуле, Драко дал пощечину Джинни. Девушка сразу залилась слезами и стала лезть ко мне со своими страданиями, желая получить утешение и поливая обоих Малфоев грязью, но ничего, кроме презрения, от меня не добилась – я слишком ярко помнил, как после сильнейшей пощечины маленький мальчик стоял с гордо поднятой головой, не проронив ни слезинки. Драко поблагодарил меня за то, что я рассказал ему о случившемся, и удалился писать письмо отцу. И я считал такой поступок абсолютно правильным. Хикари был сокровищем семьи Малфой и моим личным солнцем. Он, как маленькое солнышко, согревал и освещал путь любому, кто заблудился, или нуждался в его помощи. После этого случая в Хогвартсе появились братья Уизли, занявшие места преподавателей маглловедения и маговедения, нового предмета, необходимого для магглорожденных волшебников. Весь факультет объявил Рону бойкот, а старшие братья смотрели на него с осуждением. Однажды увидев Хикари, они, так же как и остальные, полюбили его и не могли понять, как этому чуду можно было намеренно причинить боль. Сегодня пятница и завтра я либо приобрету новое зрение и пойду с Драко на свидание, либо останусь в очках и буду проводить время с близнецами у них в комнатах, делая домашнее задание. Я сидел за Гриффиндорским столом, вяло ковыряя вилкой в тарелке – от переживаний ничего в рот не лезло. Хикари убежал в библиотеку пока та еще не закрылась, Симус заперся в Выручай-комнате: вчера у него началась течка и теперь его не будет ближайшую неделю. Блейз всю эту неделю ходил дерганый, злой и бросался на любого, кто посмел посмотреть в сторону Симуса, не говоря уже о тех, кто подходил к омеге. Симус так и не рассказал мне об этом периоде жизни омеги, сказал только, что я счастливчик, потому что течки у меня еще не было, и что я должен буду, так же как и он, закрываться в Выручай-комнате. Рядом со мной приземлился филин, отвлекая от тяжелых дум. Я отвязал письмо от его лапки и, развернув пергамент, прочитал короткое послание: «Жду тебя сразу после ужина в своей комнате. Пароль Purum sanguinem**. Драко Малфой» Я резко поднялся и рванул в сторону подземелий. Остановившись возле стены, которую многие считали тупиком, я назвал пароль, и часть стены отъехала в сторону, пропуская меня внутрь. Не обращая внимания на удивленные взгляды слизеринцев, я дошел до комнаты старосты и постучал. Спустя пару минут дверь открылась и моему взгляду предстал запыхавшийся Малфой со стеклянной пробиркой в руках, в которой плескалась серебряная жидкость. Драко схватил меня за руку, втащил в комнату и, не дав опомниться, порезал мой указательный палец, собирая выступившие капли крови в пробирку. Жидкость в ней поменяла цвет на красный с серебряным отливом, и Малфой, протянув мне сосуд, велел: - Пей. Тяжело вздохнув, я выпил приторно-сладкую жидкость. После минутной паузы Драко сообщил: - Теперь можешь снять очки, - и тут же сам стянул их с меня. Сначала перед глазами стояла мутная пелена, а затем я четко увидел Малфоя, который держал в руках мои очки, и обстановку в комнате, до мельчайшей детали. От переизбытка эмоций я бросился Малфою на шею, обнимая его и целуя в щеку. - Я надеюсь, ты не забыл о том, что завтра у нас свидание? – проурчал он мне на ухо, целуя в ответ, но уже в губы. Драко мягко целовал меня, ласкал мои губы своими, проводя по ним языком, проникая в мой рот, оглаживая нёбо и играя с моим языком. Запах альфы наполнил мои легкие и одурманил сознание, по телу пробежала дрожь, щеки вспыхнули от смущения, а возбуждение всё нарастало. Драко скользнул руками мне под мантию, и я очнулся, резко оттолкнул его от себя и выбежал из комнаты. Не разбирая дороги, я мчался в свою гостиную, боясь, что Драко последует за мной и в следующий раз я едва ли смогу ему отказать в продолжении. Добежав до своей спальни, я, тяжело дыша, упал на кровать и забылся беспокойным сном. _____________________________ * Accipiens sanguinem – принятие кровью. ** Purum sanguinem – чистая кровь.