***
Глаз Матиаса закрыт чёрной повязкой. На щеках его пудра. Трупных червей уже нет, и смерть выпустила его из объятий, но в его снах всегда тьма. Преисподней правят дети. Безжалостные, озлобленные, они причастны ко всему, что происходит в мире. Сгоревшие в своей постели, убитые родителями, мальчики и девочки от шести до десяти лет, они не способны к любви, и ненависть переполняет их. В снах Матиаса он снова там. Матиас засыпает с Али, а просыпается в Аду. Матиас засыпает на заснеженной поляне, а просыпается в Аду. Матиас умирает, но так любит Али, что сам Люцифер снисходит до них. На нём чёрный — всегда чёрный — и он требует за сделку лишь то, чего не способен иметь. В Аду нет любви, потому Люцифер покидает Ад. Он думает, что именно Матиас и Али смогут дать ему то, что он хочет. Он просит называть его Удо. Это самая странная сделка в жизни Али, но она готова на всё. За порогом тьмы порок, который не снился никому из живых. Духи и призраки врываются в тело Люцифера, раздирают его на части, кричат от ярости и хватают его цепкими пальцами. Люцифер порочно стонет, смеется и молится Господу. Новая Ева выгибается на постели, и тьма отталкивается от неё. Люцифер говорит, что Смерть всегда забирает сувенир, и переглядывается с Матиасом. Тот усмехается и надевает повязку на глаз. Они оба не говорят Али, что глаз Матиаса — это не всё. Не хватает ещё кое-чего. Пока Матиас был в Аду, кто-то сожрал его сердце.***
Шлюха гладит по щеке, её глаза устремлены на него. Она не знает о нём ничего, ведь второе правило свингеров — каждый рассказывает лишь то, что хочет. Для неё он лишь трансвестит-горничная, третий в семье, что дала им всем приют этой ночью. Шлюхе нравятся другие мужчины, он слишком молод для неё, слишком утончён. И взгляд его пробирает насквозь, но в нём не похоть. В нём есть что-то, что тянет её к нему. Заставляет подпустить к себе ближе всех. — Ты почти как Иисус… — шепчет она, и он грустно улыбается, отводя взгляд. — Только хуже. Она ничего не боится. Она знает, что смерть может настигнуть, когда угодно, не обязательно ждать старости. Её мама умерла два года назад, и она готова впустить в себя все члены мира, лишь бы только отвлечь себя от мыслей о смерти. Она хочет не танцевать, она хочет не секса, она хочет умереть, и горничная почему-то кажется ей той, кто поймёт её. И когда он рассказывает ей правду, она верит ему безгранично. Но он не зовёт её остаться. Снимает диадему с головы и отдаёт ей. — И никогда не будь несчастной, — желает он, и она растворяется в рассветных лучах, потому что встречи после полуночи обязаны оборваться первыми лучами солнца — это третье правило.***
Сын, влюблённый в собственную мать, бегущий от себя, встречает её в самом порочном месте из возможных. Потому что знал, что именно здесь она будет его искать. Прекрасная, златоволосая и молодая, она скрывает свои волосы париком и старит себя, нанося грим. Требует не включать свет и угрожает уйти, если правило нарушат. Лжёт, а, может, как истинная актриса, и по-настоящему верит в собственную легенду о том, что её лицо обезображено. Она любит его, того, кого смогла найти. И отпускает, уходя с тем, кому Али на прощание вернула дар поэзии, потому что, как богиня, может позволить себе столь щедрый дар.***
Утро забирает всех. Даже тех, кого не должно. И по щекам Люцифера катятся слёзы не потому, что даже отдав себя на растерзание всем инкубам мира, он не сумеет второй раз вернуть Матиаса, на чьей шее три пореза от ножа. А потому что он, на самом деле, понимает, из-за кого это произошло. Ведь он видел такой же сон, что и Али. Мальчик со шрамом на щеке остаётся не заменой — заменить Матиаса невозможно. И не потому, что хочет вечности, которой одарит его Люцифер. Он остаётся потому, что Али его об этом просит. Ей нужна семья. Ей нужен именно он. Люцифер смотрит на новую Еву и понимает, что вновь проиграл в споре с Богом, и вечной любви не вышло и на этот раз. Не утирает слёз. И позволяет подростку остаться. Подходит к нему и принимает его в порочные объятия тьмы.