Люблю.

Они сидели вдвоём на скамейке в пышном дворцовом парке. Она была прекрасна, как бывают прекрасны дети, и её невинная красота казалась вдвойне соблазнительной. Она явно не задумывалась о том, насколько действительно была привлекательна и даже вряд ли хотела быть таковою. Но она всё же была прекрасна и, наверное, когда-нибудь узнала бы об этом в итоге. Многие хотели её, многие думали о ночи с ней, тут же одёргивая себя и пытаясь прогнать порочную мысль: этой красавице, всё-таки, не было даже пятнадцати. Она появилась при дворе внезапно чуть больше года назад, и сначала казалось, что она была очередной игрушкой Рагноса, которая надоест ему через месяц-два. Но она всё ещё была при дворе, её всё ещё жаловали, она всё ещё была влиятельна и популярна и всё ещё высокомерно задирала маленький носик, когда кто-то напоминал ей, что она просто безродный ребёнок, только капризом Владыки оказавшийся на вершине. — Я люблю тебя. Рагнос боялся говорить эти слова и боялся даже признавать то, о чём говорил, ведь он знал и другую сторону этой очаровательной девушки, знал, что эти чёрные глаза на самом деле смотрят насквозь, как не закрывайся ментальными щитами, знал, что все те эмоции, отражающиеся на милом личике, на самом деле либо ложны, либо не существуют вовсе, знал, что весь этот образ маленькой невинной девочки на самом деле маска, которую её обладательница не собирается снимать, и прекрасно понимал, насколько это существо на самом деле беспринципно и коварно. Девушка осталась мертвенно-спокойна, лишь лёгкое удивление отразилось в её ауре. Она подняла на ситха свои большие чёрные глаза, глядя внимательно на его лицо и пытаясь понять, шутит он или лжёт, не допуская даже возможности правдивости его слов — она была слишком осторожна и недоверчива, более того, ей ни за что не хотелось сталкиваться с серьёзными чувствами. Она думала над ответом несколько невыносимо долгих секунд, показавшихся Рагносу чуть ли не вечностью, и, хотя думала и чувствовала совсем другое, лишь слегка усмехнулась, склонив голову на бок, и спросила: — Ты говоришь это каждой женщине, которую видишь, или только половине? Рагнос надеялся на чёткий ответ, потому что понимал: эта его любовь сильно отличается от той любви, о которой он говорил своим многочисленным сменяющим друг друга девушкам, любовницам, жёнам — с ними было как-то проще, их маски светских львиц были похожи одна на другую, как и их «изюминки» и из загадки, они велись на одинаковые фразы и говорили одинаковым томным шёпотом одинаковые ответы, одним словом, они были предсказуемы, как никто другой, и Вишейт совершенно не походила на них. — Я обычно говорю это только пустоголовым красавицам, но для тебя я сделал исключение. Она задумалась, не зная, что на это и ответить: девушка колебалась между резким, грубым ответом и ответом более мягким. Наконец Вишейт выбрала, видимо, первое, и с мягкой, доброй и немного снисходитеьной улыбкой, глядя на Владыку будто бы сверху вниз, и таким тоном, каким обычно объясняют наивному ребёнку, уверенному в своей правоте, что он не прав, сказала: — Твои комплименты убоги, странно, что на них вообще кто-то ведётся. Теперь была очередь Марки смотреть сверху вниз. — Именно такие комплименты всем нравятся, моя глупенькая Тенебри. Вишейт была всё так же спокойна, но можно было догадаться, что она очень, очень зла. Конечно, она не решилась бы напасть на Рагноса, но по тому, как пристально она смотрит, было понятно, что она очень хотела это сделать. — Я не твоя. — произнесла она холодным, мрачным тоном, так, будто ненавидела Рагноса всю свою жизнь. Хотя, кто мог гарантировать, что это не так? — Никогда не называй меня так. — А если я не выполню твою просьбу? — он спокойно улыбался, понимая, что он сильнее и что никто не может ему что-то запретить. Тем более, эта хрупкая на вид девочка с чёрными глазами. — Тогда я ни за что не поверю, что ты любишь. Это было смелой проверкой на правдивость и Владыка это понимал. Но ещё он понимал, что девочка оказалась умнее, чем он думал, и решила сразу надавить на больное. Она знает, что сейчас всё по-настоящему, понял Рагнос, но решил, что показывать своё волнение ей, этой, что ни говори, незаконнорожденной, почти простолюдинке, будет ниже его достоинства. Но она заметила его эмоции и нежно, как-то снисходительно улыбнулась уголками рта. Любовь казалась ей чем-то глупым, настолько глупым, что было ниже её достоинства даже думать о возможности любви; влюблённый человек сразу становился для неё недалёким и простым, так произошло и с Рагносом. При всём её уважении к Владыке она не могла воспринимать его всерьёз теперь, после этих его слов. — И не думай, что я не знаю, что ты чувствуешь на самом деле. — прошептала она ему на ухо, наклонившись совсем близко и нарушив тем самым все возможные границы личного пространства, — Я — не то, что тебе нужно. Я ненавижу любовь и нежности. Вишейт встала со скамьи и, небрежно поклонившись Марке, ушла из сада, а Рагнос смотрел ей вслед и думал о том, что признался ей всё-таки не зря. *** — С вами всё в порядке, мой Император? Вопрос определённо был уместен — Валкорион выглядела немного не так, как обычно, и Тиралл это заметила, не могла не заметить, потому что видела Императора каждый день и каждый день радовалась этой возможности — стоять за вечным троном, совсем рядом с одной из самых могущественных ситхов за всю историю. Валкорион вздрогнула это этого вопроса и даже показалась удивлённой, хотя обычно она предугадывала все свои слова своих подчинённых. С ней точно что-то не так, решила Сенья, но вслух это сказать не осмелилась. — Со мной всё так. — наконец ответила Император, подняв голову и как-то особенно, не так, как обычно, глядя на девушку. — Не волнуйся за меня. Просто… — она явно задумалась, стоит ли говорить то, что она собиралась сказать, и по-матерински нежно улыбнулась Сенье. — Просто я люблю тебя.