Листопад

      Морозная ночь обрушилась на вечерний концерт, провожая юных музыкантов домой, после тяжелого рабочего дня. Полуночные объедания сладостями на пустой желудок и вездесущий строгий администратор группы наконец подкосили буйную энергию мальчишек, вынудив их разбежаться по своим комнатам.       Утомленная громкими песнями и ревом поклонников гостиница погасила свет в последних окнах и уснула в мерзлом тумане, медленно вьющемся от застывшей травы.       Открывая сонные глаза,ребятам казалось, что температура, заставившая их кутаться в теплые одеяла, пряча от холода даже кончики носов, ночью, стала еще ниже к сегодняшнему алому рассвету. Не желая вылезать из своих теплых убежищ, все мальчишки, как один смиренно и вынуждено ждали, когда их покой потревожит либо администратор, либо директор. Но тикающие на стене часы все никак не приближали этот момент, и между скрипучих кроватей у всех появилась общая, хоть и не озвученная никем мысль, что нежеланные гости тоже не любят мороз, как и они. Встретившись взглядами друг с другом, пытаясь сначала подавить хотя бы улыбки, ребята не смогли сдержать нарастающего смеха, вскоре переросшего в откровенный хохот.       Уютная атмосфера, казалось, растопила промерзшую насквозь комнату, так что побросав одеяла то на пол, то на чужую кровать, мальчики бросились в бой подушками, все громче и громче хохоча от вида вылетающих из подушек перьев. "Аркаша охренеет!" "Я скажу, что это ты сделал!" Новый взрыв смеха, не дающий просочиться в комнату тревоге вплоть до того момента, пока кто-то не крикнул:       -Шатунов, видел бы ты свое лицо!       Побои прекратились почти моментально, потому что каждый хотел видеть.       Юра сидел на своей кровати, касаясь пола лишь одной ногой, будто сначала планировал встать, но потом почему-то передумал, и смотрел куда-то на ковер в центре комнаты совершенно отстраненным взглядом. Он поднес трясущуюся руку к горлу, касаясь указательным пальцем кадыка, хватаясь за него большим и средним, словно проверяя на месте ли он, дотронулся до сонной артерии. Сглотнул. В конце концов, тревожно обхватил ладонью горло и поднял напуганный взгляд на друзей. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но почти тут же закрыл его, обреченно роняя голову себе в руки.       -Что случилось-то?- Серков в недоумении обвел взглядом мальчишек.       Тут Шатунов резко вскочил с кровати, быстро, но главное- совсем неясно жестикулируя, указывая то на горло, то на рот, постукивая ладонью по своей груди, совершенно не соображая на кого из соседей по комнате лучше смотреть в такой ситуации. Это было похоже на игру в "Крокодила", где участники не могут отгадать очевидные вещи. Как же это выводило из себя. Он замер, судорожно выдохнул, снова попытался что-то произнести, вероятно пару отборных словечек из своего запаса, потом перевел взгляд на Серкова и, указывая на свои губы начал говорить не издавая ни звука. Серега смотрел на эти действия пару секунд, потом его глаза округлились от понимания и удивления.       -Да ладно! Голос потерял?       Юра устало мотнул головой, как бы бросая раздраженное "спасибо", и плюхнулся обратно на кровать.       Шатунов не понял как это произошло. Он просто проснулся и не смог произнести ни слова. Напугало ли его это? До ужаса. Что на это скажет Кузя? Как теперь он будет петь! У него не болело горло, он просто лишился дара речи, как будто кто-то похитил его голос пока он спал. Лечится ли это? Что если...       -Надо сказать об этом Разину,- сообщил Прико.       Шатунов подскочил к нему, как ошпаренный умоляюще мотая головой. Если Разин узнает, то Юра точно может попрощаться с группой. Пока работает фонограмма, еще есть шанс все исправить и без ведома директора.       Дверь в комнату распахнулась, нарушив стеклянную тишину. Кудряшов заглянул внутрь, оглядывая детей.       -Время видели? Щас останетесь без завтрака!       Не проронив ни слова, ребята послушно направились вслед за Аркашей, не решаясь рассказать о возникшей проблеме даже ему. Шатунов рассеяно оглядел свою кровать в поисках предмета, который мог задержать его в этой комнате еще хотя бы на пару минут, повернулся обратно к двери, застав на себе тревожный взгляд Серкова.       -Ты уверен, что не надо...?       Юра утвердительно кивнул, и мальчик покинул комнату.       Выйдя в длинный коридор, спустя самые короткие две минуты в его жизни, Шатунов, пошатываясь, медленно двинулся вдоль запертых номеров гостиницы, не замечая ничего на своем пути. Пустой коридор, словно насквозь прошитый тишиной, с каждым новым шагом все больше приводил Юру в ужас от осознания, что даже его дыхание потеряло всякий звук. Он в безумии метался между решением скрывать потерю голоса, набивая рот едой за завтраком, и острым желанием убежать куда-нибудь отсюда. Больше всего его пугало, что Разин может отвести его к врачу, где его лишат всякой надежды сообщив об неизлечимой болезни. Уж лучше жить в неведении, чем разом потерять все.       Оказавшись в холе, Шатунов перекинул размытый взгляд со входа в столовую на входную дверь гостиницы. Каким должно быть правильное решение?       Его плеча нежно коснулась чья-то рука, отчего мальчик нервно вздрогнул, опустил голову, словно ожидая подзатыльник, замер, боясь обернуться.       -Ты чего здесь стоишь?       Шатунов дал себе пол секунды, чтобы по телу разлилось приятное тепло, чувствуя мурашки на руках из-за отступающего страха, после чего с искренней радостью обернулся на поэта группы, обхватывая его руками и прижимаясь щекой к его груди. Тот, растерявшись, хотел было обнять мальчишку в ответ, но Юра тут же отстранился, глядя на него с тревогой.       -Что-то случилось?       Шатунов отчаянно закивал. И этого хватило, чтобы Кузнецов спросил:       -Почему ты молчишь?       Произнеся одними губами "я не знаю", мучительно вздохнув, мальчик снова грубо схватился пальцами за свое горло, словно виня его в отсутствии голоса. Сергей тут же накрыл ладонью его руки, убирая их от шеи.       -Открой рот,- попросил он Юру, и тот тут же повиновался.       Увидев, что с горлом все в порядке, Кузнецов задумчиво хмыкнул, посмотрел куда-то в потолок, обдумывая правильные слова, после чего выдал:       -Тебя надо показать Разину. Наведаемся к врачу.       Шатунов с ужасом отдернул свои руки от рук поэта-песенника. Какой врач?! Он рассчитывал на помощь, а не на предательство. Юра злобно глянул Кузнецову в глаза. Он что не понимает, как ему страшно? Шатунов вцепился в плечо Сергея, мотая головой в знак протеста, беззвучно проговаривая "я здоров". В ответ композитор успокаивающе положил свою руку поверх.       -Не волнуйся. Хуже точно не будет. Может заставит попить сироп неделю и все.       Мальчик недоверчиво взглянул в глаза Кузнецова, потом разжал пальцы и, обреченно вздохнув, развернулся и двинулся в сторону столовой. Композитор направился за ним.       Столовую переполняли звуки. Грохот посуды, голоса завтракающих гостей, доносящиеся до мальчика эхом.       Кузнецов обогнал Шатунова и направился к столику, за которым сидел Разин. Аркаша о чем-то перебрасывался словами с тучной поварихой где-то в стороне. Когда поэт наконец пробрался к директору, Юра неуверенно сбавил шаг, а вскоре и вовсе остановился довольно далеко, чтобы не слышать разговор. Кузнецов не церемонясь выдал что-то резкое, отчего Разин напуганно оглянулся на мальчика, а затем снова развернулся к композитору, дослушивая его объяснения до конца. Когда тот замолк, Андрей тут же встал со своего места и направился к Шатунову. Сердце снова провалилось куда-то на дно, уступая страху власть, хотя лицо директора и было спокойным, это еще ничего не значило.       -Юра, что случилось? Что с голосом?       Шатунов молча уставился в глаза Разина. Тот тоже какое-то время молчал, выжидал, но потом снова спросил:       -Вообще ничего сказать не можешь?       Шатунов отстраненно покачал головой.       -Поехали в поликлинику.       Очередь была небольшой, но казалось, что она тянется бесконечно. В тяжелом тянущем ожидании Шатунов переводил взгляд с директора на Кузнецова. Композитор почти все время смотрел на дверь, за которой их ждал доктор, разглядывал табличку около кабинета, после чего опускал уставший взгляд себе под ноги, а Разин, будто безотрывно рассматривал лицо мальчика и каждый раз, когда тот отводил глаза, возвращаясь он снова натыкался на спокойный взгляд руководителя группы.       -Переживаешь?- Наконец спросил Андрей, на что Шатунов неоднозначно кивнул головой.       Разин пересел на скамейку рядом с солистом, кладя руку ему на плечо, слегка сжимая его.       -Тут, понимаешь, главное- не запустить это дело. Потом может быть только хуже. Я бы хотел помочь тебе, но я же не врач, верно?       Шатунов снова качнул головой вниз, соглашаясь, и директор, слегка притянув его к себе, приобнял.       -Не трусь.       Юра был так рад, что с ним поехал Разин. Он всегда знал, что нужно сказать. Когда надо, всегда был рядом. Чуть улыбнувшись своим мыслям, Шатунов поднял взгляд на Кузнецова. Его серьезные глаза рассматривали мальчика, словно ища в его лице ответ на какой-то вопрос.       Из кабинета вынырнул пациент, сообщая, что следующий может заходить.       Похлопав мальчика по спине, Разин подтолкнул его к двери и сам направился следом. Кузнецов хотел было встать, но руководитель группы махнул в его сторону рукой, вынуждая того остаться на месте. Стрессоустойчивость как никогда подводила Шатунова. Неосознанно замедляясь перед входом в кабинет, он поднес слегка трясущиеся пальцы к ручке двери. Кабинет наполнял застоявшийся запах хлорки, бинтов и других препаратов, отчего мальчишке стало еще более не комфортно.       После разглядывания горла Шатунова, прослушивания его дыхания и нескольких вопросов доктор развел руками.       -Не могу вам дать однозначного ответа, но пока я не могу утверждать, что голос вернется.       Чуть ли не выбив дверь с ноги, мальчик вырвался из кабинета и зашагал к выходу так быстро, что Кузнецов даже не успел его остановить. Уже на улице Шатунов остановился, тяжело задышал, пытаясь успокоиться, но все-таки пнул ногой мусорное ведро со всей силы, которая только была в нем, бессильно рухнул на скамью около поликлиники. Он пошарил в карманах в поисках сигарет, с досадой вывернул карманы. Не зная на чем выместить свою злость и обиду, Шатунов стукнул кулаком скамейку, словно она была в чем-то виновата. Из двери поликлиники вышел Сергей и, растеряно глядя на мальчика, пошел к нему, слегка вытягивая руки, словно готовясь обнять ребенка.       -Что тебе там сказали?       То, чего он так боялся! На что его уговорил сам Кузнецов. Он же обещал, что все будет хорошо. "Заставит попить сироп неделю", да?! Шатунов вскочил со скамейки, зло ткнул пальцем в грудь композитору, выпустил на него беззвучный поток оскорблений и схватился за голову, закрывая глаза, почувствовав, что они начинают щипать от поступающих слез. С дрожью выдохнул и с ненавистью посмотрел на поэта. Разин показался из двери, когда Шатунов оттолкнул от себя Кузнецова и бросился куда-то бежать.       -Юра!- Окрикнул его директор.       -Не стоит. Он вернется. Что вам там сказали?       Разин проводил мальчика взглядом, потом оглянулся на клинику, будто забыл ответ и теперь искал его на стенах больницы.       -Что не уверены в том, что Юра поправится.       -Понятно.       Вот и все, что они сказали. Дорога до гостинцы пролегала в полном молчании.       Весь день Шатунов не показывался. Даже с наступлением вечера он не появился ни у порога, ни в своей комнате. Загнав детям, что Шатунов остался в больнице на лечение, те успокоились и перестали задавать вопросы. Полностью уверенный в том, что Юра вернется под утро, Кузнецов отправился спать, а Разин все думал, что для такой холодной ночи мальчик слишком легко одет.       Было около двух часов ночи, когда Шатунов добрел до гостиницы. Ему нужен был кто-то, кто его успокоит. Ему нужен был Разин.       Поднявшись по крутой скрипучей лестнице на второй этаж, замерев перед комнатой директора, Юра удивился тому, что его дверь не заперта, слегка приоткрыта. Подкравшись к ней по мягкому ковру, надавив на ручку пальцами, он заглянул внутрь. На небольшом столике горел свет, а сам Разин, подперев голову рукой, казалось, дремал, но как только дверь издала характерный скрип открываясь, проснулся, оглядываясь на источник звука. Его сонное лицо расцвело.       -Ты вернулся!       Шатунов посмотрел себе под ноги, не зная как попросится внутрь, потом решил, что пора наплевать на всякие манеры и пробрался внутрь, закрывая за собой дверь. Разин встал со стула и, обняв мальчика, сел с ним на кровать.       -Как себя чувствуешь? Ты меня напугал.       Юра грустно усмехнулся, представив, как директор переживал за него весь день. Потом он попытался высказать, что у него на душе, все еще не привыкнув к тому, что стал немым.       -Как же нам теперь с тобой быть?- Задумчиво проговорил руководитель группы, отчего сердце солиста снова скатилось куда-то вниз.       Он вдруг понял, что вылететь из группы- не самое страшное, что может с ним случиться. Должно быть он стал Разину ненужным, ведь единственная его ценность- голос, которого больше нет. Как долго с ним провозится Кузя? Его вернут обратно в интернат. Шатунов зажмурился, пытаясь прогнать эти мысли, но чем больше в комнате царила тишина, тем больше пессимистичных развитий будущего приходило к нему в голову.       -Ты в порядке?       Шатунов резко поднял голову, посмотрел на Разина, открыл было рот, чтобы снова попытаться что-то сказать, но вдруг, неожиданно для самого себя, заплакал. Пытаясь скрыть свои слезы, уткнулся директору куда-то в бедро. Его беззвучно сотрясла дрожь.       -Ты что...,- раздалось у него над ухом, и он почувствовал, как его волосы ласково погладила чужая рука.       Найдя на ощупь талию директора, Шатунов крепко обвил ее дрожащими руками, прижимаясь носом к его животу. Ощутив холод даже через одежду, Разину подумалось, как же тяжко было мальчишке на улице. Тот все еще дрожал, и теперь Андрей стал сомневаться, что это из-за слез. Юре пришлось немного отстраниться, чтобы глотнуть немного воздуха, после чего он тут же уткнулся обратно, на этот раз открывая половину своего лица, потирая порозовевшими пальцами веки. Разин заботливо убрал с его глаз челку, разглядывая еле заметные красные пятна, спускающиеся вниз по щеке, от непрерывных рыданий. Он смотрел на красивое лицо мальчика и не понимал, за что ему послали столько испытаний. Изувеченное лицо мальчика было точной копией его души- искалеченное, но все еще прекрасное. Разин аккуратно коснулся шрама около его губ, и Шатунов на мгновение открыл заплаканные глаза, словно боясь, что ему причинят боль. Почувствовав к мальчику такую любовь, какую он, казалось,еще ни разу в жизни не испытывал, Андрей провел пальцем по отметине так мягко, как только мог, но Шатунов все равно потянул свою руку к руке руководителя группы, чтобы отодвинуть ее. Но не успев этого сделать, Разин схватил его кисть и, забыв обо всем, принялся целовать мокрые от слез костяшки. Мальчик напуганно попытался отдернуть руку, но пальцы директора крепко ее сжимали. Андрей аккуратно отпустил его, замер, смотря на несчастного ребенка, чувствуя, как он сжимает его куртку чуть выше поясницы, и спросил с осторожностью:       -Не хочешь?       Шатунов долго смотрел на худое лицо директора, потом бросил взгляд на темное окно, за которым бушевал холодный ветер, снова взглянул в карие глаза, осторожно протянул ладонь к скуле Разина, задумчиво погладил ее указательным пальцем и, подтянувшись вверх, прижался губами к губам руководителя группы. Приятный соленоватый вкус появился на губах так же внезапно, как и пропал. Мальчик растерянно отстранился, отвел взгляд, понимая как неправильно он поступает. По отношению к Кузе. Разин непонимающе попытался притянуть его лицо к себе снова, но Шатунов уперся рукой ему в грудь и рассеянно покачал головой.       -В чем дело?       Наконец-то Шатунов почувствовал, что благодарен не способности говорить. Устало вздохнув, он лишь уронил голову на плечо Разина, касаясь его шеи еще мокрыми ресницами. Андрей не задавал больше вопросов, легко поцеловал мальчика в шею и медленно упал на подушку позади себя, радуясь, что Юра позволил ему утянуть его с собой.       Они лежали не издавая ни звука и не двигаясь. В комнате стало так тихо, что было слышно хрустальный треск на окнах и сильные порывы морозного ветра. Когда, наконец, Разин решил поцеловать мальчика в макушку, обнаружил, что измученный днем, тот уже уснул, выпуская губами теплый воздух в шею директора. Не пробудившись даже после того,как руководитель группы стянул с него уличную куртку, Шатунов прижался к худому телу лишь теснее. Неудачных попыток устроиться поудобнее он тоже не заметил, чему Андрей был несомненно рад. Он укрыл их обоих теплым одеялом и с трудом дотянулся до выключателя светильника над столом. Обняв худыми руками теплое тело мальчика, с бешено стучащим сердцем он закрыл глаза, проваливаясь в долгожданный сон.       Утром, покинув свою комнату и обнаружив среди остальных разбросанную обувь Шатунова, Кузнецов направился к Разину, чтобы сообщить, что мальчик, как он и утверждал, вернулся. Пройдя по коридору до нужного номера, композитор приостановился около двери. Стукнув два раза костяшками о деревянную поверхность, он открыл дверь, заглядывая внутрь, надеясь, что директор уже проснулся. К его великому удивлению тот мирно спал, обнимая тощими руками прижавшегося к нему мальчика.