Невидимой красной нитью соединены те, кому суждено встретиться, несмотря на Время, Место и Обстоятельства...
«Здравствуй, Лэй! Я надеюсь, ты и твоя прекрасная супруга в добром здравии и достатке. Я не уверен, хочешь ли ты всё это знать, но мне больше не с кем поговорить. Я пишу тебе, потому что понимаю —
я малодушный трус, не способный сказать правду тебе в лицо — у Императора крайне мало свободно времени, и надеяться на частые личные встречи было бы слишком самонадеянно с моей стороны.
После твоего последнего визита много всего случилось. Я не хочу вдаваться в подробности, да и тебе, наверняка, они не слишком интересны. Тинж (девочка, приносившая мне цветы, я писал о ней в прошлый раз) погибла из-за несчастного случая. Честно говоря, её вид был ужасен: она была вся в крови, словно заячья тушка, с которой сняли шкуру. Я до сих пор иногда вижу её во сне, но не такой, какой я её запомнил, а умирающей, лежащей на этих проклятых камнях.
Как только Раэлан — её жених — узнал о случившемся, он впал в магическую кому и больше не приходил в себя. Я четыре дня смотрел, как он умирает, я пытался убедить его вернуться, но всё тщетно. Он постоянно снится мне в кошмарах. Я уверен, что виноват в его смерти. Раэлан был одним из немногих людей, кто действительно понимал меня. Ты, конечно, мой лучший друг, но не можешь же ты бросить Империю и сбежать в лес, утешать меня?
Потом заболел Ши: кентавры отравили воду в источнике рядом с деревней. Я думал, что потеряю и его. Было очень страшно, я не знаю, что делал, если бы он не поправился. Я бы никогда не смог себе этого простить.
От этой отравы умерла мать одного из рыцарей-драконов. Я пытался её спасти, но ничего не вышло. Как думаешь, это — моя вина? В любом случае, вряд ли Каору может относиться ко мне ещё хуже. Я не думаю, что ему стоит оставаться моим Стражем, может, организуешь ему перевод в астерионский гарнизон?
Магистр Мируоки пыталась запретить Лао посещать меня. Как ты наверняка понял, эту новость он сообщил мне лично. Не знаю, есть ли в Облачном мире кто-то, способный его переупрямить, и заранее восхищаюсь девушкой, которая затащит эту вьючную камелиду под венец.
Со мной всё хорошо, насколько это может быть, учитывая так и не прекратившиеся кошмары. Они бывают не слишком часто, что не мешает рыцарям носиться со мной, как с хрустальной вазой. Иногда это раздражает — я же не умираю! Я сам могу о себе позаботиться.
...Я тебя люблю, ты на меня смотришь взглядом этим своим особенным, а мне со стыда сгореть хочется. Ни перед кем не хочется, а перед тобой — только сгореть и непременно со стыда. Ты ведь из меня
человека делаешь. Заставляешь вспоминать о том, что такое совесть, и каково это, мучиться от её угрызений. Я даже, саламандры меня покусай, после общения с тобой начал думать о моральной стороне любого вопроса. Превратил дракона Боги знают в кого!
Спасибо, слышишь, спасибо за то, что ты есть, за то, что рядом! Я живым себя чувствую, иногда забываю, каково это, а ты просто своим присутствием, глазами своим солнечными и чистой душой воскрешаешь меня...
Но, в целом, всё не так грустно. Просто мне нужно кому-то всё это рассказать, но я не знаю кому. Я уверен, ты меня поймёшь, Лэй. А ещё я очень хотел бы поскорее тебя увидеть.
Всегда твой,
Ган».
Дракон перечитал письмо. Конечно же, он не собирался отправлять его Лэйгуну, и дело было вовсе не в последних строчках. Просто Ган высказал все свои мысли, выплеснул эмоции на пергамент. Дракону было удобно писать, как будто бы он обращался к лучшему другу, потому что приятно было представлять, что ему хватило, наконец, храбрости признаться в собственных чувствах.
Обычно Ган прятал эти листы, а потом уничтожал, чтобы никто не смог прочесть. Дракон и в этот раз так сделал, убрав письмо в одну из книг...
✽✽✽
— Господин Ган, если Вам необходимо было связаться с Императором — стоило только сказать, — жизнерадостно произнёс один из приставленных к нему Лэйгуном помощников по прошествии нескольких дней.
— Прошу прощения?
— Письмо, — пояснил юноша. — Я его, конечно, отправил, но в следующий раз просто скажите мне...
В янтарных глазах дракона отразился настоящий ужас: он в красках представил себе последствия. Но юноша не заметил его реакции и беспечно продолжил:
— Я в любом случае собирался в деревню, вот и занёс его на почту.
Ган ошарашено прошептал:
— Ты хоть понимаешь, что ты сделал?!
✽✽✽
Императрица Янлин постучалась в апартаменты своего супруга. Услышав одобрительное «да-да», женщина вошла и с лёгким поклоном вручила письмо Лэйгуну.
— Это для тебя, — чинно сказала Янлин. — Прибыло из какой-то деревни...
— Янлин, — мужчина поднял голову от бумаг и устало потёр висок, — положи к остальной корреспонденции. Я рассмотрю его в порядке очереди.
Женщина сухо поджала губы, и на миг Лэйгуну показалось, что в её глазах мелькнуло какое-то злобное удовольствие.
— Как пожелает мой супруг, — Янлин чуть склонила голову и вышла из комнаты, шурша пышными юбками.
Мужчина негромко застонал и помассировал болезненно ноющие виски. Единственный
человек, от которого он был бы рад получить весточку, терпеть не мог эпистолярный жанр. Оставалось надеяться, что у него самого получится как можно быстрее разобраться с накопившимися делами и сбежать в лес. К дракону.
✽✽✽
Спустя несколько лет, когда от Гана остались лишь ужас, восхищение и статуя Конкордата на центральной площади Астериона, его ближайший друг Император Лэйгун, разбирал корреспонденцию. Мужчина уже не первый час просматривал различные свитки и письма, и вот под его руку попался помятый лист пергамента, на котором знакомым летящим почерком было выведено: «Императору Лэйгуну от Гана, Драконий Омут». Сердце ёкнуло в груди, а усталость мгновенно улетучилась...
Лэйгун радовался, что в апартаментах никого, кроме него, нет — Хранителю Солнечного меча и Первому Императору не к лицу были слёзы.
...Нить может растянуться или спутаться, но никогда не порвётся.
