Слишком

      — Куда ты так спешишь? Стой!       Камикадза ухватила его за рукав резко и сильно, что шов из нитей начал трескаться и рваться. Иккинг остановился, приблизившись, чтобы кофта не разлетелась на части.       Эта девочка так его раздражала.       — Мы, между прочим, уплываем завтра. Мог бы и уделить внимание своему самому лучшему другу, – напыщенно сказала она, вытянув губы.       Иккинг поморщился при слове «друг», но комментировать это не решился, ибо его рукав все еще находился во власти ее сжатого кулачка. Он потоптался на месте, беспомощно оглядываясь и считая в своей голове ужасные секунды пребывания рядом с этой настырной и вредной девочкой-Бой-Бабой. Но Камикадза и не думала его отпускать, продолжая тянуть Иккинга на себя, как будто она не достаточно привлекла его внимание (да и внимание людей на улице).       Камикадза ходила за ним хвостиком всю неделю. Она пыталась угощать его каким-то мясом, она пыталась напоить его, не смотря на их еще детский возраст, она пыталась посмотреть, что же он там все время рисует, она допытывалась до него, почему он изгой в родной деревне, она спрашивала, убил ли он хотя бы одну Жуткую Жуть, она мешала, мешала, мешала. Камикадза оказалась самым навязчивым человеком, которого он когда-либо встречал за свою короткую жизнь. Слишком веселая, слишком громкая, слишком самодовольная, в ней всего было слишком. У Иккинга уже болела голова от её вечных «бла-бла-бла-Иккинг-мы-друзья-бла». Он лучше всю жизнь в кузне просидит, чем проведет еще хотя бы один день с таким «другом».       Иккинг не хотел дружить с людьми настолько наглыми и эгоистичными. Он хотел быть в компании с крутыми и сильными ребятами, но ни в коем случае не с ней. Аргх. Она просто ужасна.       — Ты и так за мной всю неделю бегаешь, – обиженно ответил Иккинг, когда Камикадза ослабила хватку, и ему удалось освободиться, – как будто у тебя других дел нет.       — Но тебе же скучно!       Иккинг ухмыльнулся: «Уж лучше скучать, чем с такой как ты возиться».       — Я хочу, чтобы ты порадовался! – она раскинула руки. Браслетики на ее запястьях слишком громко звякнули.       — Я радуюсь, но ты…       Камикадза, засмеявшись по ведомой только ей причине, взяла его под руку и направилась куда-то вперед через людей, через мертвые цветы, топая босыми грязными ногами. И как ей не было холодно? Снег ведь только-только растаял.       Иккинг, потеряв волю, тупо следовал за ней, не забывая делать недовольное лицо и чуть ли не хныкать от несправедливости жизни: прикипела к нему только она. Почему не его Астрид? Умная, сильная, храбрая воительница! А эта Камикадза глупая, надоедливая, навязчивая дуреха. Но сравнивать их глупо настолько же, насколько глупо сравнивать Ночную фурию и Жуткую Жуть. Почему Боги так его любят? Неужели он все это заслужил?       Камикадза затараторила — Иккинг завыл.       Она говорила всякую чепуху, не следя ни за своей речью, ни за словами, ни за манерой своего поведения, и это слишком привлекало внимание. Люди на них оглядывались: что Хулиганы, что Бой-Бабы. Может, потому, что Камикадза уже в открытую начинала орать, а, может, потому, что он был рядом с ней. Чтоб ему сквозь землю провалиться… А лучше ей.       — Прекрати кричать, – с мягкостью в голосе сказал Иккинг.       Камикадза все продолжала цепляться за него, постоянно дергая его одежду. Раздражало.       — Ты меня не слушаешь, поэтому я кричу, – удивленно ответила она. – Так ты меня услышишь. А вообще ты ничего не говоришь…       «Потому что ты не затыкаешься»       —… а мог бы! Мы же друзья.       Она улыбнулась и потерлась лицом о его плечо, вытирая сопли с носа о его кофту. Иккинг выдохнул, но ничего не сказал в ответ, что дало Камикадзе знак к продолжению своих пустых речей.       — А хочешь, я тебя к кораблям свожу! Там так интересно! Ты когда-нибудь плавал на кораблях?       — Конечно, я же викинг! – возмущенно соврал он, выпятив грудь.       — Ладно, – Камикадза разочарованно осунулась, – тогда пойдем в лес на троллей поохотимся!       Иккинг испуганно вздрогнул, выпучив глаза.       — Нет! Я не хочу.       — Тогда…       — Нет.       Они продолжали куда-то идти, сворачивая направо, потом налево, бегая в промежутках меж домами, оббегая их, и все это время она не затыкалась. У Иккинга уже устали ноги; скатившийся в нем клубок уныния давил изнутри, пригибая к земле, но Камикадза продолжала держать его под руку, периодически встряхивая в своем безумном жесте. Глупенькая, неужели нельзя понять, что человек попросту устал от тебя? Но девочка-Бой-Баба не сдавалась, продолжая говорить о неинтересных вещах, ее голос стал жужжанием, впившимся ему в уши; ее улыбка казалась такой неправильной на фоне царившего предосеннего мрака и холода, на фоне этих угрюмых викингов. Она была переполнена радостью, хлюпая ступнями по грязи, точно по шерстяным одеялам. Даже ее волосы, казалось, сами подпрыгивали в радости при каждой ее припрыжке. Иккинг это веселье неосознанно отталкивал, не понимая чему можно радоваться в столь ужасное для него время.       Длинными пальчиками Камикадза ухватила Иккинга за запястье, и тот внутренне вздрогнул от холодка, хлынувшего по позвоночнику. С солнечной оправой вокруг ее души ледяные руки ощущались совсем невероятно. Девочка-Бой-Баба остановилась и рухнула на лавку, потянув его за собой. Иккинг плюхнулся рядом и мысленно поблагодарил Тора за этот короткий период отдыха: у него уже коленки дрожали от вечной ходьбы.       Иккинг болезненно потер копчик от жесткого приземления.       — Может, подеремся? – неунывающе спросила она, контрастируя с угрюмым Иккингом.       — Нет, – сухо ответил он.       — Ты попа.       Некоторое время прошло в роскошной тишине, прерываемой лишь чужими шагами и голосами. Но бас викингов был гораздо лучше писков Камикадзы. А их шаги — такие грозные и уверенные — заставляли невольно радоваться тому, что не все на архипелаге такие как она. Иккинг все еще не ценил ее поведение.       Камикадза похлопала ладошками по бедрам в такт музыке в своей голове и начала покачиваться на месте, иногда задевая его плечом. Иккингу пришлось немного отодвинуться.       — Будь веселее! – вдруг заявила она, всплеснув руками. – А то попадешь к Хелль!       — Нечему радоваться, – расстроенно раздался ответ.       Камикадза с улыбкой пожала плечами.       — Всегда есть чему радоваться. Например, другу рядом! А ты все с кислой мордашкой ходишь, так на тебя ни один дракон не клюнет. А тебе же это надо, а?       Кивок.       — Ну, значит, воспрянь духом! – она рассекла кулаком воздух перед собой. – Главное, иметь верных товарищей рядом. Я буду тебе помогать!       Иккинг замотал головой и опустил взгляд на землю, впившись ногтями в край лавки. Как-то рассеянно он шаркнул ногой по камням и промычал нечто невразумительное. Камикадзе такой ответ явно не понравился.       — Я думала, ты умный, – вытянула она губы. – А ты не умный. Это грустно.       Иккинг обиженно засопел и вскинул голову, цепляя взглядом ее слишком радостное лицо. И вовсе он не глупый!       — Почему это я не умный?       — Потому.       Иккинг начинал сердиться.       — Почему «потому»? – твердо спросил он, и Камикадза отвернулась, все еще покачиваясь на месте.       — Я же твой друг, а для тебя я не друг, – сказала она. – А друзьями ты считаешь тех, кто тебе не друг.       Иккинг чуть осунулся и вновь опустил взгляд, в своей голове не соглашаясь с ней. Друзей у него нет вовсе. Но вот убьет он дракона и все обратят на него внимание! И будет у него много товарищей, обязательно будет!       — Я не считаю их друзьями, – тихий ответ. – Но они будут, когда…       — Друзьями, – она щелкнула пальцами, – не становятся от балды. Дружбу надо заслужить. А если они станут твоими друзьями после того, как ты убьешь дракона, то они тебя и не заслуживают. Дурашка, после одного события человек не изменит своего мнения о тебе, он просто наденет масочку, чтобы ты не понял, что тебя все еще не любят.       — Неправда, – Иккинг хоть и расстроился, но попытался не подавать виду. – Когда я докажу всем, что я викинг, то меня все полюбят! И отец зауважает! И подружка появится!       — Любовь не главное.       Иккинг несколько смутился и почувствовал жжение на щеках и ушах. Нет, вовсе он не будет краснеть перед ней.       — Угу, – промурлыкал он, опустив голову еще ниже.       Камикадза помолчала, потопала ногами и обиженно надула щеки. Иккинг продолжал смущаться от таких тем, хоть он уже и не раз получал обидные насмешки и намеки от Плеваки из-за его отношения к Астрид, должен бы был к подобным разговорам привыкнуть. И все же это заставляло его чего-то стыдиться. Быть может, он сам понимал, что у него нет шансов, а может… Нет, он не знал. Да и не мог бы, даже если захотел.       — И нужна тебе та белобрысая.       Иккинг вскинулся, но тут же взял себя в руки, многозначительно впившись взглядом в ее, Камикадзы, белокурые волосы.       — Хэ, я ж не про себя, – рассмеялась она, заставив его устыдиться еще больше, – я про ту напыщенную…       — Она не напыщенная, – возмутился Иккинг. – Она… викинг.       — Ну да, вся из себя взрослая, – закивала насмешливо Камикадза. – И игнорирует тебя прям как они, хах!       Ах, да бросьте.       Иккинг скрестил руки на груди и насупился, нахмурив брови. Казалось, даже пространство вокруг него потемнело от обиды и разочарования. Камикадза даже не извинилась и чуть пихнула его, на что тот подергал плечом. Однако через долю мгновения он осторожно с долей досады улыбнулся.       — Будь проще, – сказала она с улыбкой. – И мир твой станет лучше. Да даже если ты убьешь дракона, думаешь, все тут же обратят на тебя внимание и полюбят? Вот возьми пример с меня!       Она вдруг резко спрыгнула с лавки, заставив Иккинга испуганно взглянуть на нее. Обиду как ветром сдуло от такого внезапного перепада. Девочка-Бой-Баба раскрыла руки и прыгнула на месте, ее лохмы заколыхались, создавая еще более странный образ. Слишком странный.       — Вот меня мало кто любит! – сказала она. – Да и кому оно надо!       — Ну знаешь, не очень веский повод для радости, – с насмешкой произнес Иккинг, вскинув брови.       — Да мне никто и не нужен, ведь у меня есть ты, – произнесла она, и тот уныло шмыгнул носом, – а друзья это самое важное. Надеюсь, скоро ты ко мне попривыкнешь!       Камикадза ярко улыбнулась, склонив голову и спрятав руки за спину. Иккинг удивился.       — Хоть я тебе и не нравлюсь, но знай, что я тебя буду любить в любом случае, викинг!       А потом смутился.