Полемика жизненного цикла

Людмила Илинишна Лаврош погрузилась в стремительную дрёму, которая находит на простого человека после приёма пищи. Людмила Илиниша была рабочим человеком и не уходила на отпуск уже пять лет подряд. Людмила Илинишна очень любила вкусно пообедать, но порой, занятая Делом, она не могла себе позволить выйти из-за стола. В её голову приходила и не раз простая мысль, что её подчинённые перекусывают постоянно и что она сама бы могла, но никогда не пробовала. Забывала. Среди своих знакомых, приятелей и коллег по кооперативным квартирам она единственная худая, хоть и не была апатична. Людей недолюбливала, это правда. Услышав скорые шаги за стеной, Людмила Илинишна встрепенулась, одернула пиджак и занялась своими делами. Не поднимая головы взглянула на открывающуюся дверь, галантная улыбка озарила её грозное лицо, и она поднялась. Заполняя помещение одурманивающим табачным духом, в кабинет вошёл Никита Сергеевич Лаврош. Хорошо одетый, глянцево причёсанный и солнечно улыбающийся, он вёл за собой мальчика. Грузинская внешность Лаврошей передалась юноше во всей своей красе: орлиный нос, острые глаза, густые резные брови и маленькие усики украшали его в таком молодом возрасте. — Камил, поздоровайся со своей дорогой ma tante. Людмила раскрыла руки для обьятий: в её обществе было красиво так встречать новых малышей. Осознав, что юноше уже 17, женщина лишь быстро похлопала его по спине, отчего тот ощетинился, повёл ухом и очень оскорбительно быстро отпрянул от тётушки. Парень стоял недалеко от супругов как не свой и очень беспокоился на этот счёт. Людмила ему сразу не понравилась, а к дяде он испытывал глубокое уважение за то, что тот согласился учить его жить. Младая газель была давно готова к такому миру, но не хотела быть готовой сейчас. — Попробуй развлечь сегодня свою сестру, — шепнула Людмила мужу. Никита Сергеевич хотел что-то ей ответить на этот счёт, но счёл это не делом чести. Его брови на мгновение сошлись углом и скулы покрыли мелкие морщинки, но вскоре это лицо вновь было умиротворённым, и он поманил рукой племянника. Сегодня в просторной гостинной семейного гнезда было застолье, спустя год правое и левое крыло Лаврошей сошлись вместе за одним столом и впервые за этим столом было младшее поколение — Камил. Мальчик смотрел на женщину в сером с растрёпанными сальными волосами и потерянным взглядом. То была его мать, Екатерина Сергеевна Лаврош. На длинном столе было бесчисленное количество закусок, морских деликатесов и вторых блюд. Была китайская кухня и грузинская. Было пять национальностей и три поколения. Длинные разговоры одной части стола и короткие, шумные выкрики с другой, часы не спешили, и Лавроши тоже, им всегда было о чём поговорить, ведь каждый был увлечён жизнью другого. Вино лилось, водка, ликёр, в конец пришли к шампанскому… Старики были пьяны и танцевали рядом, джентльмены и дамы говорили по делам или играли в шахматы, однако впервые в их обществе не оказалось Никиты Сергеевича, Людмилы Илинишны и Андрея Михайловича — отца Камила, — они сидели посредине стола и общались только внутри своего круга. Людмиле приходилось сильно вытягиваться из своего стула вправо, ведь слева находилась сестра мужа. Слева от Екатерины мужчина вообще отодвинулся поближе к собеседникам. Тарелка была пуста. Мальчик смотрел на свою мать, на этот безжизненный человеческий сосуд и привлёк внимание тёти. Она взглянула на его грустное лицо, поняла, что он смотрит на человека, сидящего рядом с ней. Женщина посмотрела на занятых разговором Никиту и Андрея, те её заметили, но ждали действий, Людмила вынуждающе положила свою руку на колени Екатерины и бодро произнесла: — Катя, а давай-ка прогуляемся! Дамам полезно гулять без назойливых мужчин, — она лукаво смотрела на неё, и Камил испугался. Девушка встала, посмотрела на мужа, на его красивые усы, безумную короткую стрижку и опустила взор, Андрей Михайлович не собирался реагировать. Людмила Илинишна подхватила её руку и хотела быстро пройти на задний двор, но девушка не ворочала ногами, и женщина сбавила темп. У неё в душе всё стояло дыбом. Камил незаметно подошёл к ним у выхода. — Знаешь, что я думаю? Камил вырастет мужчиной. Он вырастет таким, каким ты хотела. Хороший мальчик. Много ума, хорошие способности, — он подслушал этот разговор и увидел, как мама впервые за этот вечер подняла нос выше своих плеч и смотрела то по сторонам, то иногда на Людмилу и думала, что сказать. — Я его очень люблю, — произнесла она, но только подошёл сын, смолкла. Они походили ещё немного по низким садам, и Екатерина отошла. Парень посмотрел в её сторону коротко, потом обернулся и увидел уходящую Людмилу, подбежал к ней, чтобы та не успела выйти на главную аллею участка, и стал медленно ходить рядом с ней. Через несколько минут он спросил: — Почему мать такая жалкая? — Ей в молодости плохо выдалось, — женщина стала смотреть в хмурое небо, убрав руки за спину, и горько улыбаться, — тебя в 16 снесла, до сих пор не привыкла к тому, что юность её не начиналась. — Разве это правильно, что она такая, почему ей никто не… поможет? — парень оссекся. Он смотрел в глаза Людмиле Илинишне. — Это её выбор, — женщина поняла, что мальчик хотел произнести немного по-другому. — В мире столько много молодых людей, которые не опустили руки, которые заняты Делом и целью, почему она не такая же? Она сдалась. А общество не выносит таких людей. — Но почему, тётя, вы вышли с ней гулять? Она остановилась и на момент закрыла глаза. — Я считаю, что было неприлично пять часов сидеть с понурой головой. Шестой час это продолжаться не могло. Парень по-доброму улыбнулся. — Людмила Ильинична. Женщина смотрела на него и ждала ответа, но его не последовало. Она поняла его. Камил стал часто ходить к ней подрабатывать. Ему стало восемнадцать, и он подался к Людмиле на работу, но та отказала и отвела его в университет. Она считала, что он идёт по светлой дороге жизни. После домашнего обучения ему было довольно неудобно быть среди людей своего возраста и контактировать с ними. Казалось, что уже влился в коллектив, но тут и понимал, что его постоянно отсеивали. Он подумал, что всё пойдёт своим чередом, перестань он об этом думать, но спустя неделю парень не обмолвился и словом с теми людьми, которых называл друзьями. Камил не знал, как начать разговор. Камил не мог разговор поддержать. Однажды Никита Сергеевич пришёл к жене поговорить насчёт семейных дел, он ходил по кабинету и серьёзно посматривал в окна. Всякий раз, когда он молчал, Людмила Илинишна занималась своими делами, и муж не сердился на неё, ведь знал, что на самом деле она тему обдумывает мозгом, а телом и руками делает тоже благое дело, он знал, что это не дурачество или хамство, и не отвлекал себя этим. В конце концов, Людмила делала что-то параллельно только при нём, ведь только Лаврош мог её правильно понять. В комнату вошёл Камил. Выглядел он потрёпано: волосы были взъерошены, пиджака на нём не было, рукава блузы засучены, жилет расстёгнут. Дядя засмеялся. Парень остановился как вкопанный. — Тётушка, а от чего это Никита Сергеевич смеётся? Людмила подняла на него взгляд и осталась с тем же грозным лицом. — А ты у него спроси, глядь, что ответит, — и опустила взор. Камил смотрел в дальний от дядюшки угол комнаты. Тот не заставил себя ждать: — Ну так ты, брат, не завоюешь ни одну девушку, — мужчина улыбался ещё шире, после того как мальчик спросил его жену. Он скользнул рукой по плечу племянника, хотя обычно прощался с ним рукопожатием, вышел и закрыл дверь. В помещении стояло молчание, Людмила действовать не собиралась. — Ma tante, разве я выгляжу смешно? Тётя ещё раз на него посмотрела, теперь её внимание было обращено только на племянника. Его глаза были полны недоумения. — Для нашего общества правда смешно, — женщина не заметила за ним реакции. — Только проблема твоя не в этом далеко. Твой вид может быть завораживающей картинкой, если бы ты был другим человеком или в другой ситуации. Если чувствуешь свою силу, знаешь, такую духовную силу человека, то не воображай себя красивым человеком, а будь интересным. Займись Делом, например. Людмила Илинишна была абсолютно уверена, что он не поймёт её Дело правильно и не беспокоилась об этом. Но он понял и замолчал. Расправил рукава, застегнул жилет, смотря в пол. Он очень хотел быть с тётей откровенен, но не понимал, почему ему сложно что-либо сказать ей личное. А Людмила понимала это. Она вообще всё понимала. Женщина отвернулась и стала что-то писать, оставив молодого с мыслями. — Насчёт твоего письма, — Людмила предпочитала работать в одиночестве, но племянник сдвинулся бы с места не скоро. — Я считаю, что если тебе удобнее расписывать свои мысли, чем проговаривать, то так и делай. В конце концов учить хорошо себя вести с людьми, быть сильнее их должна была тебя семья, а почему так не произошло нужно выяснять не у твоей скучающей мамаши, а у супружеской пары. В целом, здесь всё и так понятно. Главное не строй из этого трагедию. Это… легко решаемо… — Людмила не смогла высказаться без запинки по личным причинам. Камил был занят собой и не заинтересовался причиной. Какой же тяжелой и огромной казалась ему эта проблема! Казалось бы, она не может быть легка, ведь какова была ноша, которую он таскал из года в год. Мальчик детство провёл в песочнице с впоследствии более успешными родственниками, которые покинули его. Ему не казалось это чем-то неправильным. Кто эти весёлые дети сейчас? Звёзды на публике, гордые и замкнутые коробочки за кулисами. Он не хотел видеть в них что-то другое. — Лариса, Тамара, как вы добились такого успеха? — Секретов не разглашаем, — и хихикали. Для него троюродные сёстры были жестоки, однако это шутка, не более. Камил однажды услышал, как родители кузена попросили помочь ему. Кузен забыл. Тогда 13-летнему Камилу не было так больно, как он сейчас страдает от осознания того, что нормально не может поговорить с людьми о том, о сём, а если и есть темы, то всё же какие-то более личные, очень глубокие и непомерно серьёзные для простого болтания. Камил усмехнулся. — Отчего же — легко? — он болезненно улыбался. — Я бы очень хотел, чтобы меня кто-нибудь услышал или понял, — Камил говорил плавно и мерно, будто его слова имели значение, но Людмила смотрела ему в лицо и видела, как дёргаются скулы, как были узки глаза и потуплен взор. Из этих уст лились слова, ведь нутрь желала выговориться, но разум трепетал — парень говорил не так, как хотел. — Я очень устал приходить домой и слушать, как отец вечно жалуется на жизнь; если что-то не так, он сразу обзывается и даже матерится… Я бы и проклял его, если б не был дорог. Жизнь отягощает. Да, живу за его счёт, но ведь это не дело. Но если бы мы были так просты… жизнь бы давно наладилась. Я просто ненавижу людей. С первого раза они все такие хорошие, только потом ничего в них не найдешь, ты вроде открыт для создания связей, вроде дружелюбен и смел, но так неловок, так неуклюж и странен… И ведь всю жизнь у меня были какие-то занятия, только ни одно никогда не сходилось! Боже, как же это изнурительно идти в какой-нибудь группке друзей, слушать их говор, стараться вставить что-то своё, а тебя даже не окликнут. За всю эту жизнь, которую я прожил созданием видения действия, ко мне так мало обращались, а ведь так хотелось услышать теплое, дружеское: «Камил!» — он уже не хотел говорить, и Людмила Илинишна это чувствовала. Он устал жить проблемой и хотел вновь её оставить, ведь, быть может так случится, решится по дороге. — Я погряз в дурацкой, в конце концов, боли и начинаю забывать о том, что происходило, что волновало, и снова всё идёт ровно так же, и сделать — а что тут сделаешь… Людмила сидела с острыми ушами уже после того, как услышала, что Андрей Михайлович — этот галантный и весёлый человек, знающий толк в общении (но не в бизнесе и воспитании) — жалуется на жизнь и вообще ведёт себя неподобающе. Она не рассматривала тот факт, что рассказал об этом Камил. Он стоял в таком несчастном виде… — Камил, — женщина взъерошила руками волосы (она позволила себе это сделать при племяннике). — Я понимаю, — парень чуть качнул головой и скривился. Он не это хотел услышать. — В твоей ситуации просто надо понять, есть ли шанс идти по ведому души или нужно сдирать с тебя запёкшуюся кровь. Не давать изливать свой мир всегда помогает пройти твоё время и стать влиятельнейшим человеком, прожить хорошую жизнь. И так пошла я, ведь никакие мысли, что у меня есть, казалось бы, стоящее чтиво или нормальные рисунки, не помогали мне в жизни, у меня просто не было таланта и всё, что оставалось сделать — это ограничить себя в таких вещах. Лавроши славятся воспитанием детей — наша семья ведёт с пелён в сторону трудолюбия, оттеняет то, что по нраву духу, и впоследствии этому же духу становится по душе работать. Этого не произошло. У тебя прекрасные манеры, Камил, и это именно то, что должно тебе помогать в жизни. Тебе больно, и лучше всего исцелит поцарапанную душу деятельность. Сходим ко мне на производство, — парень не посмел прервать тётушку. Во время её монолога у него под языком возникало много противоречий, но он молчал и внимал. И сколько бы он не испытывал презрения к человечности и не хотел, чтобы его приласкали, Камил смотрел на станки сначала с грубым безразличием, но ему было интересно, а потому он собрал всю свою деликатность в один рывок и стал тихонько, но не робко и боязливо, спрашивать Людмилу Илинишну об этапах создания материнских плат. За ней держалось высоко технологичное производство, 10 линий и дочерний цех мелкой электроники. Люди, работавшие у тётушки, были одеты в синие халаты с фирменными нашивками, в их глазах не было волнений, казалось, не было эмоций, но мальчишка пригляделся и увидел в них настоящих людей: одни были заняты тонким делом, другие следили за приборами, самим процессом и, улыбаясь, здоровались с директором; их лица были умны, руки заняты и глаза — чисты. Он никогда ещё не видел людей, увлечённых своей работой, и был очень воодушевлён. Людмила Илинишна шла в задумчивости, иногда поглядывая на племянника и улыбаясь ему. Она, казалось бы, впервые так глубоко коснулась своего прошлого, и теперь не могла определить линию поведения. Женщина помнила, как по молодости в свободные дни не выходила из дому, ей хотелось, да не с кем было, потому она не думала об этом и работала, просвещалась или отдыхала. Женщина помнила, как ей было одиноко готовится к сдаче, когда однокурсники стояли в стороне и готовились вместе. Как они вместе легко переживали неудачи! У Людмилы неудач не было. И в этом не могло быть беды. Привыкать было трудно. И так девушка провела свои юные годы… Людмила не жалеет. Людмила наоборот очень рада, что произошло так, а не наоборот, ведь пойди по другому пути — так давно бы ходила вокруг одной точки, усложняя задачу спасения, как с хорошим, по её первичному взгляду, чтиву или рисунками, которые ей нравились. Людмила Илинишна шла и думала, возможно ли провести молодые годы Камила красиво и горячо. Она решила попробовать. Когда оба подошли к выходу, Людмила попросила подождать — сбегает за пальто, — и они пошли по поздней осени к её квартире. Женщина знала, что Камил раскроется, и потому ожидала. Мальчишка разговорился сразу. — Людмила Ильинична, вот вы обмолвились про свой жизненный путь — а какой он был? — Мне было необходимо пробраться в общество выше: я чувствовала, что оно будет удобнее и нужнее. Я сменила имидж и стала более придирчива к одежде и внешнему виду. С этой переменой изменилось отношение к жизни. Личности свелись к оценке поступков. Так меня заметил Никита Сергеевич, ровняясь на которого, я смогла добиться того, чтобы он меня признал и провёл выше. Мы стали ходить на балы и светские приёмы. Он разговаривал много, а я почти всегда молчала, и после каждого вечера он напоминал мне об этом. В конце концов это стало неприлично, и я испытала себя. И концом моей молодости был даже не тот момент, когда Никита Сергеевич предложил выйти за него замуж. Юность кончилась с момента покупки контрольного пакета акций умирающего производства. Тогда я созрела. У меня удачный брак, ведь муж подобрал себе стоящую жену. В замужестве первостепенно важно, чтобы супруг соответствовал твоим требованиям. — Получается, вы не любите дядю? — Нет, что ты. Признаюсь честно: тогда, по вечерам, я любила его как любовница, но сейчас люблю как мужа. Камил наслаждался разговором. Людмила Илинишна пригласила его на чай, и Никита Сергеевич был очень рад гостю. Просторная, светлая квартира, на которую потратили много денег, сил и заботы, была прелестна. В столовой было панорамное окно в тихий зелёный двор, на столе был Ломоносовский фарфор и серебряные приборы. Камил пожил всего несколько часов в этой семье и прочувствовал эту любовь. Другую для него любовь. Впервые в своей жизни он был дома. *** Камил умел танцевать. Тётушка привела его на бал и была очень довольна тем, как он обращался с дамами. На них были безумной красоты вечерние платья, сколько легки были их движения и горячи взгляды… Парень не засматривался и наслаждался процессом. Он подхватывал то одну белоснежную ручку, то другую, плыл в многообразии цветов и сравнился бы в своём мастерстве танцевать с дядей. Девушки были не дурны, горды и прекрасны. Начинался вальс. Людмила Илинишна разговаривала с высокой девушкой, облачённой в кружевное чёрное платье. Она была стройна, ухожена, причёска незатейлива. Камил пригласил её на танец, и девушка согласилась. Мальчишка позволил себе наблюдать за партнёром. За пленительным взглядом, тёплым низким голосом, за изумительными силуэтами и движением… Он трепетал. Ему не хватило одного танца, и он произнёс: — Прошу вас, останьтесь со мной. Девушка мило улыбалась и отвечала: — Как вам будет угодно. То был Вальс Свиридова. Вальс страсти и боли, жизни, мира, и двое молодых людей дышали этой музыкой, этими чувствами и своим танцем. — Юная Леди, как вас зовут? — Юлия Ювильштамм. Ваша тётушка знает обо мне, и мы, быть может, ещё встретимся… Юлия разбилась в тот же день. На душе у Камила была мрачно, но он не был разбит. Людмила Илинишна предпочла ближайшие три дня провести молча. — Тётушка, не водите меня больше на балы, — придя спустя неделю вновь в кабинет Людмилы Илинишны, попросил Камил. — Отчего же? — в любое другое время она бы улыбнулась, но сейчас на парня был направлен лишь усталый взор. Тётушка наблюдала за племянником. Он взглянул на неё и миролюбиво улыбнулся. — Пристала женщина, еле отвязался. Людмила Илинишна уж не стала спрашивать об истинной причине, ей не хотелось хотелось возбуждать в нём тоску и боль. Женщина до сих пор думала о том, где Камил мог проявить себя лучшим образом. Высокое общество было запасным и не самым лучшим вариантом, науки парню просто так не дадутся, про искусство женщина и не думала, а владение людьми, дипломатия, лидерство… могло. И это было бы воистину красиво. Сама Людмила не владела способностью манипулировать людьми, но тонко ощущала состояние человека. — Скажи, а ты до сих пор ощущаешь проблему в общении с людьми? — Да, — парень до сих пор улыбался и говорил легко. Тётушка была рада этому. — Знаете, ma tante, я совершенно не умею шутить, а в этом обществе, кажется, это необходимо. Мои шутки получаются неуверенны или замучены, оттого неинтересны. — А ты уверен, что те люди, с которыми ты учишься, нужны тебе в жизни? — Мне кажется, это был бы полезный опыт. *** Женщина осознавала, как всё же не до конца понимала племянника. Она вспоминала свою молодость и ровняла его на себя, но разве ему так же легко будет отпустить свою жизнь? Людмила знала, что он верит в своё спасение и ищет его в тенях, но все никак не может найти. Очень было похоже, что он добивается того, чего не добьётся никогда. Она решила мягко намекнуть ему о том, что можно в этой проблеме помочь ему легко, параллельно хотела показать, как глупы и одиноки люди, которые всё хотят научиться юмору, но не учатся и юмора не чувствуют. В очередной раз когда он пришёл помочь тётушке с документами и охотно рассказывал о своих проблемах, она слушала его в пол уха, была занята своими делами. В основном то, что он говорил, вряд ли его правда волновало. Вряд ли он считал это своими проблемами. Сейчас, когда Камил стал успешным политиком, Людмила Илинишна вспоминала те дни с теплом. Она… была счастлива, что его молодые годы были насыщены размышлениями и совершенствованием себя, сколько бы трудны они ни были. Она вспоминала ту жизнь обрывками, ведь её споры с самой собой требовали времени и сил как сегодня, так и тогда. Судьба подкидывала весомые аргументы и всегда была бесспорно права, только тот мир, та жизнь, которую прожила Людмила Илинишна, всё же каждый раз выигрывали спор. Слушая судьбу, можно было смириться с необозримо жестоким миром, можно было воспринимать Землю раем и быть счастливым, но Людмила Илинишна слушала её плохо: она знала, что в жизни есть зло и это зло — её старый знакомый, близкий, дорогой друг. И сегодня, стоявший перед гладким монументом жизни Людмилы Ильиничны Лаврош, кидал в яму с гробом рыхлую землю Камил. Он потратил много денег, много сил и разговоров, чтобы у завода электроконструкций выкопали площадь, в центре которой горел бы вечный огонь, росли клёны и берёзы и цвели благоухающие цветы. Завтра здесь будут отдыхать рабочие, послезавтра водить экскурсии, а на третий день памятник глубокого искусства жизни будет охраняться ЮНЕСКО. Своё прошлое тётушка так и не признала. Камил тоже. Камил Андреевич Лаврош начал новый спор с судьбой.