Что в имени тебе моём?

      Он протянул назад свободную руку, и Вивиан вложила в нее скользкий тряпичный сверток. Гарри с трудом развернул его над собой, прошептал: «Нокс!» — гася свечение палочки, и пополз дальше на четвереньках, стараясь не производить ни малейшего шума. Она ползла за ним, а по щекам катились слёзы: всё снова, снова шло к тому же, что и всегда — Ланселоту не выжить в этом безумии.       Прямо перед ними послышались голоса из хижины, чуть приглушенные оттого, что вход в туннель был заставлен чем-то вроде старого ящика. Боясь вздохнуть, Гарри подполз прямо к входу и заглянул в узкую щелку между ящиком и стеной. Вивиан приникла к щелке рядом, истово надеясь на то, что ошибается, и знакомый голос ей просто почудился, как это было весь последний год (а может, впрочем, и всю последнюю жизнь).       В комнате было полутемно, но она сразу разглядела змею, свернувшуюся в светящейся сфере. Еще был виден угол стола и бледная рука с длинными пальцами, поигрывающая волшебной палочкой, однако того, кто был так важен, найти никак не удавалось… Тут Ланселот заговорил, и Вивиан вздрогнула: он стоял в шаге от ящика, за которым они притаились. — Повелитель, их сопротивление сломлено… — Без твоей помощи, — отозвался Волан-де-Морт высоким, ясным голосом. — Ты, Северус, искусный волшебник, но не думаю, что сейчас ты там особо нужен… Мы почти у цели… почти. — Позвольте, я найду вам мальчишку. Позвольте мне доставить вам Гарри Поттера. Я знаю, как его найти. Прошу вас.       Ланселот прошел мимо щели, и Гарри слегка отпрянул, не спуская глаз с Нагайны. Вивиан пришлось закусить уголок рукава, чтобы не разреветься: она готова была вскочить прямо сейчас и выкупить жизнь любимого своей, но отлично понимала, что это будет бессмысленно: Гвенивера погибла, а значит, и рыцарь её отыщет свою смерть, причём, скорее рано, чем поздно. Жертва Озёрной девы ещё ни разу не выкупала ему больше трёх месяцев жизни…       Волан-де-Морт встал. Теперь видно было его плоское змеиное лицо, красные глаза, бледность, матово светившуюся в полумраке. Вивиан, впрочем, стараясь сохранить тишину, давилась всхлипами, почти не глядя на это чудовище — что ей до очередного британского тёмного лорда, когда она в стотысячный раз переживает гибель своей любви? Таких, как Том Марволо Риддл, она помнила довольно, и все они проигрывали светлой стороне при любых раскладах, а потому давным давно перестали её волновать.       Всё, чего теперь хотела Вивиан — хоть раз, хотя бы один чёртов раз обратить на себя внимание Ланселота и вывести его из-под удара, дав ему возможность прожить чуть дольше. Ей бы хватило нескольких минут счастья, лишь мимолётного поцелуя…       Она до сих пор бережно хранила все случайные прикосновения, что удалось ей собрать за эту жизнь, когда они были так близки, и одновременно так далеки. — Я в затруднении, Северус, — мягко сказал Волан-де-Морт. — В чем дело, повелитель? — откликнулся Ланселот.       Волан-де-Морт поднял Бузинную палочку изящным отточенным движением дирижера. Вивиан едва не потеряла сознание, лишь усилием воли сдержав себя от того, чтобы сползти в грязь рядом с Гарри. — Почему она не слушается меня, Северус?       В тишине послышался тихий шип змеи, свивавшей и развивавшей кольца. А может быть, это медленно угасал в воздухе свистящий вздох Волан-де-Морта? — По-повелитель? — недоуменно спросил Ланселот. — Я не понимаю. Вы совершали этой палочкой непревзойденные чудеса волшебства. — Нет, — ответил Волан-де-Морт. — Я совершал этой палочкой обычное для меня волшебство. Я непревзойденный волшебник, но эта палочка… нет. Она не оправдала моих ожиданий. Я не заметил никакой разницы между этой палочкой и той, что я приобрел у Олливандера много лет назад.       Темный Лорд говорил задумчиво и спокойно, но это спокойствие было тонкой, хрупкой ледяной корочкой на кратере вулкана. В любой момент ярость могла прорвать её, и вылиться наружу сметающей всё на своём пути огненной волной. — Никакой разницы, — повторил Волан-де-Морт.       Ланселот молчал. Вивиан не видно было его лица, но она не нуждалась в этом: за семь лет выучила абсолютно каждую чёрточку и теперь со скрупулёзной точностью могла представить себе всё, вплоть до морщинки между бровями.       Волан-де-Морт зашагал по комнате. На несколько секунд он скрылся из виду и слышен был только тот же размеренный голос… — Я думал долго и напряженно, Северус… Ты знаешь, почему я отозвал тебя из битвы?       На мгновение мелькнул профиль Ланселота: тот неподвижно смотрел на змею в заколдованном шаре. — Нет, повелитель, не знаю, но умоляю вас: позвольте мне туда вернуться. Позвольте мне отыскать Поттера. — Ты говоришь совсем как Люциус. Вы оба не понимаете Поттера… в отличие от меня. Его не нужно искать. Поттер сам придет ко мне. Я знаю его слабость, его, так сказать, врожденный дефект. Он не сможет смотреть, как другие сражаются и гибнут, зная, что все это из-за него. Он захочет прекратить это любой ценой. Он придет. — Но, повелитель, его может случайно убить кто-нибудь другой… — Я дал Пожирателям смерти совершенно ясные указания. Схватить Поттера. Убивать его друзей, чем больше, тем лучше, но только не его самого. Однако я хотел поговорить о тебе, Северус, а не о Гарри Поттере. Ты был мне очень полезен. Очень. — Повелитель знает, что услужить ему — мое единственное стремление. Но позвольте мне пойти и отыскать мальчишку, повелитель. Я уверен, что сумею… — Я уже сказал: нет! — Вивиан увидела красный отблеск в глазах Волан-де-Морта, когда тот обернулся, и тихо вскрикнула. К счастью, никто её не услышал: мантия Темного Лорда шуршала, как подползающая змея, а его раздражение отзывалось жжением в шраме Гарри. — Сейчас меня волнует другое, Северус. Что произойдет, когда я наконец встречусь с мальчишкой? — Но какие тут могут быть вопросы, повелитель, ведь вы… — Тут есть вопрос, Северус. Есть.       Волан-де-Морт остановился, и Вивиан снова видела его целиком. Темный Лорд поигрывал Бузинной палочкой в белых пальцах, неотрывно глядя на Ланселота. — Почему обе палочки, которые у меня были, отказались служить, когда я направил их на Гарри Поттера? — Я… я не знаю ответа на этот вопрос, повелитель. — Правда?       Вивиан почувствовала, как Гарри рядом завозился, очевидно из-за связи с Тёмным Лордом, но сама не могла пошевелиться: даже каждый вздох отдавался болью в её груди, а дышать приходилось через рот, потому что слёзы и сопли забили нос. — Моя тисовая палочка, Северус, исполняла все мои приказы, кроме одного, — убить Гарри Поттера. Она дважды не смогла этого сделать. Олливандер под пыткой рассказал мне об одинаковой сердцевине, сказал, чтобы я взял другую палочку. Я так и сделал, но палочка Люциуса раскололась при встрече с Гарри Поттером. — Я… я не знаю, как объяснить это, повелитель.       Ланселот не смотрел на Волан-де-Морта. Его темные глаза были по-прежнему прикованы к змее, свернувшейся в магическом шаре. — Я нашел третью палочку, Северус. Бузинную палочку, Смертоносную палочку, Жезл Смерти. Я забрал ее у прежнего хозяина. Я забрал ее из гробницы Альбуса Дамблдора.       Теперь Ланселот перевёл взгляд, рискнув заглянуть в глаза Тёмного Лорда, а лицо его застыло, как посмертная маска. Оно было мраморно-белым и таким неподвижным, что Гарри вздрогнул, услышав звук его голоса: казалось невероятным, что за этими невидящими глазами теплится жизнь… Вивиан знала, что осталось совсем немного. Смерть уже дышала в затылок вернейшему из рыцарей круглого стола, так и не вспомнившему правды, но продолжавшему верно служить своей королеве. Даже мёртвая, Гвиневера имела больше власти над ним, чем живая Озёрная дева… — Повелитель, позвольте мне привести мальчишку… — Я просидел здесь всю эту долгую ночь перед самой победой, — почти шепотом произнес Волан-де-Морт, — неотрывно думая о том, почему Бузинная палочка отказывается выполнять то, для чего она предназначена, отказывается сделать то, что она должна, по легенде, сделать для своего законного владельца… и мне кажется, я нашел ответ.       Ланселот промолчал. — Может быть, ты уже догадался? Ты ведь вообще-то умный человек, Северус. Ты был мне хорошим и верным слугой, и я сожалею о том, что сейчас произойдет. — Повелитель… — Бузинная палочка не повинуется мне по-настоящему, Северус, потому что я не законный ее владелец. Бузинная палочка принадлежит тому волшебнику, который убил ее предыдущего хозяина. Ты убил Альбуса Дамблдора. Пока ты жив, Бузинная палочка не может по-настоящему принадлежать мне. — Повелитель! — воскликнул Ланселот, подымая свою палочку. — Иначе быть не может, — сказал Волан-де-Морт. — Я должен получить власть над этой палочкой, Северус. Власть над палочкой, а значит, и власть над Гарри Поттером.       И Тёмный Лорд взмахнул Бузинной палочкой. Ничего не произошло, так что на какое-то мгновение Вивиан позволила себе надеяться на то, что Ланселот помилован, но… Но тут намерение Волан-де-Морта прояснилось. Шар со змеей закружился в воздухе, и не успел Ланселот даже вскрикнуть, как его голова и плечи оказались внутри сверкающей сферы, а Волан-де-Морт сказал на змеином языке: — Убей!       Раздался страшный крик. Вивиан видела, как последняя краска сбежала с лица Ланселота, как расширились его глаза, как зубы змеи вонзились ему в шею, как он судорожно рванулся, пытаясь сбросить шар, как подогнулись его колени и он опустился на пол… Она закричала, рванувшись вперёд, но её крик никто не услышал, потому что Гермиона Грейнджер не позволила себе подвести друзей даже тогда, когда у неё на глазах умирала любовь. — Жаль, — холодно сказал Волан-де-Морт.       И отвернулся. В нем не было ни печали, ни раскаяния. Теперь можно было уходить из этой хижины и заняться делом — теперь, когда волшебная палочка действительно ему повинуется. Он навел ее на блестящий шар со змеей, и тот взмыл вверх, оторвавшись от Ланселота, который боком завалился на пол; из раны на шее хлестала кровь. Волан-де-Морт вышел из комнаты, не оглянувшись, и змея в своем защитном шаре поплыла по воздуху вслед за ним.       Вивиан упала на колени, заходясь в рыданиях, и только теперь позволила себе хотя бы всхлипывать вслух. Однако она была уверена, что никто этого даже не заметил — Гарри был слишком занят, а Рон… Рон никогда ничего не замечал. — Гарри! — прошептала Вивиан, но, к счастью, это было лишним — он уже навел палочку на ящик, загораживавший проход. Ящик приподнялся над полом и тихо отплыл в сторону. Гарри со всей осторожностью тихо вошел в хижину.       Приближаясь к умирающему, Вивиан сама не понимала, для чего делает это. Находиться сейчас здесь было для неё всё равно, что ковыряться пальцем в свежей ране, причиняя себе всё новую и новую боль, но уйти ей попросту не хватало сил. Глядя на белое как полотно лицо Ланселота, пытающегося зажать кровавую рану на шее, Вивиан понимала, что снова упустила свой шанс. Снова не сделала ничего из того, что должна была, снова не успела…       Чёртова рыжеволосая Гвен и здесь умудрялась маячить призраком над плечом своего самого верного пса: Ланселот даже не посмотрел в сторону девушки с заплаканным лицом, пытавшейся хоть как-то залечить его ужасную рану или хотя бы облегчить страдания, и махавшей палочкой без остановки. Расширенные черные глаза остановились на Гарри, и Ланселот даже попытался что-то сказать. Гарри нагнулся к нему, и тогда он схватил его за край одежды, притягивая ближе.       Из его горла вырвался страшный булькающий звук: — Собери… собери…       Из раны текла не только кровь. Серебристо-голубое вещество, не газ и не жидкость, хлынуло изо рта, ушей и глаз. Гарри, кажется, понял, что это такое, но не знал, что делать…       Вивиан вложила в его дрожащую руку наколдованный из воздуха флакон. Мановением палочки Гарри направил серебристое вещество в его горлышко. Когда флакон наполнился до краев, а в жилах Ланселота не осталось, похоже, ни капли крови, его судорожная хватка ослабела… — Взгляни… на… меня… — прошептал он.       Зеленые глаза встретились с черными, но мгновение спустя в глубине черных что-то погасло, взгляд их стал пустым и неподвижным. Рука, державшая одежду Гарри, упала на пол, и больше Ланселот не шевелился.       Вивиан опустилась рядом и тихо заплакала от безысходности. Она оплакивала свою любовь, свою жизнь, которую ей снова не удалось прожить с тем, кого она изо всех сил пытается спасти вот уже который век, саму себя в конце-то концов, которую променяли на женщину с рыжими волосами, никогда не любившую и вовсе не знавшую, что это такое, но почему-то притягивавшую мужчин.       Она оплакивала себя и своего Ланселота, жить без которого так и не научилась, а губы против воли шептали: — Северус…

Что в нем? Забытое давно В волненьях новых и мятежных, Твоей душе не даст оно Воспоминаний чистых, нежных. Но в день печали, в тишине, Произнеси его тоскуя; Скажи: есть память обо мне, Есть в мире сердце, где живу я.