Начало падения

Мост ложится на плечи тяжелым ожерельем, резным и красивым, в тон тем одеждам, что скрыты плащом. «Что же ты делаешь, государь!» Нарготронд прикрывает глаза, тихо выдыхает. В пещерах не кричат слишком громко — обвалятся. А кричать хочется. Хочется сорвать с себя этот мост, пусть он и красив, пусть и нет у него подобных этому украшений — слишком страшно. Плащ не укрывает больше так, как нужно, он распахнут, поблёскивают в полумраке комнаты узоры одежд, мелкие драгоценные камни на вороте. Бледные пальцы ищут руки короля. «Защити меня. Я больше не могу скрыть твой народ. Защити их!» Нарготронд тих, но мысли его бушуют, как разлившийся Нарог весной, как осыпающийся с горы снег, как летняя гроза над лесом. Пальцы государя теплы, он тоже пламенный, как и все Нолдор, только его пламя тихо и мягко, больше греет, чем жжёт. Иногда кажется, что он совсем не похож на брата. На создателя Нарготронда. На первого его короля. На ушедшего Финдарато. Кажется, что трясёт, но город заставляет себя унять дрожь. Он чувствует, как мост все сильнее давит на плечи, как стучат молоты, как камни выстраиваются в произведение искусства под стать городу, но совсем не подходящее ему по смыслу. Он говорит тихо, он просит государя, он осуждает, он не может перечить — выбора нет. Его король решил, что Нарготронду не нужна защита. Нарготронду приходится верить. «Я боюсь не выстоять, государь». Нарготронд не хочет войны. — Я поговорю с ним, мой король. Адан не станет слушать, но Нарготронд не может не попробовать. Не простит себе, если не сделает этого. Он обязан беречь здешних Эльдар, для это его создали. Но он чувствует себя до жути слабым, незащищенным, будто мост этот — не украшение, не грамотный стратегический ход, а дрожащий у груди клинок. Нарготронд долго не может отпустить руки государя. Нарготронд не хочет покидать его. Нарготронд хочет защитить своего короля, он уже не смог удержать одного правителя, а теперь и нынешний отказывается от защиты. «Разве мой король — Турин?» Почему он верит Адану? Почему он не верит сути города? Почему он не верит своему чутью? Бледные холодные пальцы касаются пряди золотых волос. «Чего ты боишься, государь?» Он видит эту тень в глазах. Он чувствует, как мелькают образы в сознании короля, как проще их улавливать, когда в злато волос вплетен венец. Нарготронд чувствует какое-то тяжелое отчаяние. Чувствует пламя, чувствует запах крови, чувствует чужую память так хорошо. Он почти видит тени в светлых глазах напротив. Заломленные руки, израненное тело, обожженное, но вполне целое, Тол Сирион был нужен живым. Они бросили его там. В лапах Жестокого и его волков. Не отстояли. «Но я не Тол Сирион!» И ни звука из горла не вырывается. Он не был создан для войн. Он был создан защищать, а не воспитывать воинов. Не отстаивать земли, помимо тех, что рядом. Для того есть крепости. Он поднимается тихо, до последнего не отпуская руку государя. — Отдыхай, Артаресто. Пальцы расслабляются, он делает шаг назад, почему-то слегка щекочет мантия, будто поглаживая плечи — миг — город не успевает вскинуть руки — мост почти закончен — тяжелая ткань соскальзывает на пол, падая ворохом зелени, осколками скал и водой реки. Становится холодно слишком резко, Нарготронд замирает от непривычного чувства открытости. Мягко сияют расшитые узорами светлые одежды. Нарготронд опускается, как падает, почему-то подкашиваются ноги. Он знает свои силы. И их не хватит, чтобы защитить тех, кто пренебрегает основным его преимуществом. Пальцы сжимают плащ. — Не волнуйся, мой король. Я в порядке.