Крови творение

— Чкшрррррр, — с мягким треском разделился хвост на восемь частей. Клацнули об пол нижние два, а остальные шесть, поднимаясь, развернулись за спиной подобно крыльям. Торжественный момент всегда требует демонстрации красоты и силы. Владычица керью идёт созидать. Ползущая легкая походка преисполнена грацией, величием. Еле слышно шуршит чешуя, трется об каменную поверхность, создаёт свою музыку. Охранники сзади смиренно спокойны, не щерятся, сверкая пастью, и лишь их взгляд выдаёт всё отношение к окружающим. Помещение замерло в благоговейном ужасе, никто из присутствующих не смеет и дернуться. В почтении преклоненные головы серебристыми отблесками мелькают средь каменной темноты, ловят капли глубокой лазури с приборов. Прекрасный в волнении момент. На ложе-алтаре перед ней предстаёт воплощение тьмы, воплощение чего-то потустороннего, запретно-звериного — черное-черное тело, когтистые конечности и странный пластообразный нательный покров. Ковырни его — и нечто похожее на сухую лаву чешуйчатыми пластинками осыплется на пол. Владычица-змеица отдирает одну, крошит в руке, и сгусток первородной черноты рассыпается пеплом, мелкой-мелкой блескучей темной пылью. Великая кёрью стряхивает чернь с рук и тянется к лицу юноши. Касается пальцами подбородка, очерчивает контур лица и чувствует симметричные полосы шрамов. Нежно-нежно проводит вдоль них. Они так или иначе притягивают взгляд, их осветленный глянец новой кожи контрастирует с потускневшим черным цветом остального покрова. Больше нету звериной морды — лишь человеческий лик. Она помнит, как придавала ему новые очертания. Всё в элементе инь поддаётся изменению — под её пальцами исчезала длинная собачья морда, образовывался человеческий нос, раскосые глаза становились в одну линию и возвращались на место надбровные дуги. Всё ещё видны гнёзда исчезнувших клыков — чтобы придать форму челюсти, пришлось лишить псиную голову некоторых зубиков. Со временем все восстановится, и это повреждение не будет иметь значения, но пока оно видимо, осязаемо и ощущаемо. В мире плоти нет ничего невозможного. Оглаживая чужие плечи, владычица спускается к правой руке. Берет широкую черную ладонь и переворачивает её. Птичий узор еле виден, но он отлично чувствуется, если к нему прикоснуться. Совсем рядом пульсирует артерия синей линии, искрится и мигает. Кёрью касается и её, так же оглаживает контур и продвигается по ней выше. Лазурные нити опутывают всё тело, создавая узор, сдерживающий живую черноту. Они почти что впаяны в плоть, взрезая и разделяя островки покрова. Нарушь эти путы, сковырни, сдёрни их, и тогда дитя перед ней расползется на первородный мрак. Драконья повелительница шумно шуршит хвостами, разминает руки и ловит себя на мысли о том, что тело, лежащее перед ней, похоже на звездное небо — черная ночная мгла, расписанная светом комет и падающих звезд. — Переверните его, — приказ, и несколько керью в сию же секунду кидаются его выполнять. Пару мгновений, и он уже лежит спиною вверх, синеет витиеватыми полосами на плечах и боках. Королева внимательно рассматривает его, ищет в нём что-то, и когда наконец находит, то подходит вплотную. Глухо щелкнув пальцами, она ощеривает ещё и хвосты, приводит в готовность. Тонкие гибкие конечности закрепляют чужую плоть с двух сторон, обвивают по рукам и ногам, другие две пары заостряются и вытягиваются. — Ну что ж, начнём? И когтями на руках вспарывает покров ровно посередине, заставляя телесную черноту дёрнуться, плюнуть мраком и разверзнуть всё, что было под ней. В первую секунду брызжет кровь. Чудными ручьями льется из пореза, омывает тело, пока хвосты хозяйничают в ране, выворачивают наружу пласты мышц и докапываются до костей. Влажно белеет одно из звеньев позвоночника, лаково поблескивает окровавленный кусочек левой лопатки, пока хвостовой шип режет плоть дальше вниз. Владычица перебирает каждое сухожилие, аккуратно обходит большие кровеносные сосуды и лимфоузлы и всё тянется, тянется, пробирается к заветной серёдке, к нервному сплетению. Нужная точка найдена, и руки уже освобождены — всё раскорёженное придерживают хвосты. Где-то в груди рождается привычное тепло и новым импульсом передаётся к ладоням, засунутым прямо в порез. Мгновение, и контрастная жидкая прохлада растекается по пальцам, просачивается между и вырывается наружу. Потоками энергии сплетается в нечто, пока драконица вытягивает руки, прямо из-под её когтей рождается. Застывает в одном месте и обращается воздушным веществом в другом. Потоками энергии пульсирует, бьётся вокруг черно-серыми светящимися узорами, клубится в воздухе. И не единого звука, появление кристальной тишиной сопровождается. Великая кёрью держит и держится крепко, хвосты не убирает. Исполосованная чёрная спина под ней дрожит, потому что ускоренный рост тканей сопровождается бешеным обменом веществ, буйством крови и плоти. Плетями висевшие новорождённые конечности приподнимаются на мышцах, теряют углы и обзаводятся выпуклостями и впадинами. Холод сменяется теплом, а острые иглы кальциевых трубочек становятся мягким пухом и нежным волокном. Королева не сдерживается, в порыве ласки касается рождающегося великолепия. Купает руки в растрепанном веере-море перьев, ерошит пуховинки — на спине её сына расцвели два огромных бело-серых крыла. Владычица убирает пальцы с перьев, распрямляется, забирает хвосты и ожидании застывает каменным изваянием. Слышно лишь дыхание присутствующих, редкий шорох одеяния чешуи и гул бьющихся сердец. Она щурит светящиеся глаза, хищно, гордо и по-собственнически вглядывается в каждую деталь черного тела, перед ней лежащего. Ловит каждый вздох, каждое движение, ждёт. Искусственный сон должен вот-вот уйти, и королева-драконица жаждет увидеть глаза переродившегося существа. И вот дергается палец на руке, дыхание сбивается. Дрожат веки, воздух внезапно продирает глотку и разбивает оковы дрёмы. Зелень открывающихся глаз живо мерцает в окружении черного, ловит крупицы света. Огнём загорается спина, отчего сын тени просыпается окончательно. Саднящее чувство пульсацией бьёт по ощущениям и отзывается в чем-то инородном, неправильном и новом. От движения это что-то перевивается раскаленными жгутами, напрягается и начинает биться в судороге. От испуга обладатель подскакивает с ложа и падает на пол, оказываясь у чьих-то ног. Она наклоняется к нему медленно, по-змеиному плавно опускается рядом. Берёт его за подбородок, приподнимает лицо и вглядывается в дикие, наполненные болью, злостью и недоумением глаза. Влажно блестит на щеке слеза, которую владычица быстро смахивает. Вставая, она заставляет его задрать голову почти вертикально, поднять грудную клетку над землей и опереться на руки. Зелёные радужки в окружении черного смотрятся драгоценными камнями, и навевают ассоциации с ростком живой зелени на жирном, плодородном чернозёме. Владычица любуется распластанной пестриной широких крыльев на полу, в упоении скалится улыбкой и раскрывает величественным веером собственную гордость. Когтем цепляет чужую кожу и оставляет царапину. От любви и страсти к ее созданию, к её дитя, вдохновенно болит в груди и зовёт делиться этим с окружающими. — И снова здравствуй, Симуран.