Добрый знак

Ральф не был плохим, но он убивал людей. Ральф не был злым, но он делал плохие вещи. Ральф был сломан, но дело даже не в девиации. Он был сломан и сломлен, внутри и снаружи. Косые глубокие шрамы разрезали пластик, обнажая внутреннюю начинку. Так, что даже скин не мог скрыть уродств. Сломлен он был и внутренне: разбитый, лишённый надежд и остатков разума. Он просто хотел радовать. Нести в этот мир красоту. А вместо этого его мучили, долго и извращенно. Он был совсем один. Он был ничей, и это его убивало. Кэра познала это на собственном опыте — что значит быть ненужной, что значит быть нелюбимой, а порой и ненавистной. Не раз она чувствовала тяжёлую руку хозяина на собственном хрупком теле, и если бы не Алиса, то Кэра, пожалуй, тоже сошла бы с ума. Потому она так понимала Ральфа, так проникалась его раненой душой. Глядя на него, Кэра не ощущала ненависти и неприязни, её не страшило ни изуродованное лицо, ни сломанная душа. Кэре не было чего бояться, Ральф не был жесток. Он просто хотел заботиться, пусть и не всегда правильно. Его поступки могли бы пугать, но ей не было страшно. Она ценила его неловкие попытки быть полезным. Для Ральфа это было важно. Он стремился стать лучше, и ему так хотелось быть частью семьи. А вот Алиса пугалась поначалу, но в какой-то момент привыкла. Кэра помогла ей адаптироваться, то и дело сглаживая острые углы, возникающие между ними. Ральф стал мягче, добрее. Он стал для Алисы бóльшим отцом, чем Тодд. Он защищал, оберегал, он их любил. Кэра видела — его любовь искренняя, и сама незаметно для себя начала испытывать к нему тёплые чувства. Больше, чем благодарность или понимание, больше, чем привязанность. Ральфа хотелось утешать, хотелось починить его раненую душу, дать ему успокоение и облегчение. Ральф никогда не знал ласки, потому, когда ладонь Кэры впервые легла на изуродованную щеку, он вздрогнул. Скин со щеки отступил, обнажив пластик, диод загорелся жёлтым. Глаза внимательно следили за движениями руки. Один зелёный, человеческий, один синий, лишённый белка и почти полностью незрячий. Когда-то эта половина лица горела, плавилась. Ему было больно, а они, мучители, наверняка смеялись. «Бедный мой», — хотелось прошептать Кэре, но она сдержалась. Ральфу не нужна была жалость, он заслужил большего. Привстав на цыпочках, Кэра коснулась гладкой кожи правой щёки губами, а затем, осторожно, чтобы не испугать, проделала то же и с израненной левой. Ральф с шумом вобрал воздух, неловко протянув руку навстречу. Такой растерянный, напуганный. «Не бойся». Снова без слов, лишь кончиками пальцев по холодной ладони. Пластиком к пластику, скин сошёл до запястья. Так чувствительно, по-человечески. «Ты не один». Голова Кэры опустилась на его плечо, осторожно, медленно. Будь Ральф человеком, она бы уже услышала биение сердца. Чуть учащенное, рвущееся через кожу, навстречу её щеке. Но вместо этого различила лишь шум движущегося по телу тириума, ритмичный, неспешный. Приятный. Подобное происходило в жизни Кэры впервые. Она совершенно не представляла, позволяет ли её набор функций что-то большее. Хотя, став девиантом, она наверняка избавилась от всех условностей. Это предстояло узнать очень скоро, потому что отступать она не собиралась. Близость нужна была ей не меньше, чем Ральфу. Пусть её тело внешне выглядело совершенно, внутри она была так же сломана. Но рядом с Ральфом всё становилось иначе. С ним она ощущала себя более целостной. Не раз он доказывал, что они могут доверять ему. Он защищал, прикрывал. Спрятал их, когда Коннор искал. Он был надёжен. Ральф был тем, кому Кэра верила. Он был честно неидеальным перед ней. Немного сумасшедшим, немного ранимым. И она хотела открыть себя. Всю себя, со страхами, сомнениями, с дикой раздирающей болью. Она ощущала, что только перед Ральфом может обнажить свою душу. А заодно помочь и ему. Стать менее одиноким. Менее неправильным. «Не бойся». Губы к губам. Ральф вытянулся как струна, напрягся всем корпусом, словно боясь, что она обидит его. Либо не веря, что это не шутка. Опустив ладони ему на плечи, Кэра легонько сжала пальцы. Её прикосновения говорили: «всё хорошо». Ральф заметно успокоился, будто сработала установка. Нестабильность систем снизилась, сцепленные челюсти расслабились. Шершавые ладони несмело опустились Кэре на талию, откуда в тот же миг сошёл скин, позволяя ощутить ещё бóльшую близость. Сбитое дыхание. Легкая щекотка в месте соприкосновения тел. — Ральф любит всё красивое, — проговорил он, когда ее губы на мгновение оставили его. — Ральф любит цветы, они красивые. Кэра похожа на цветок. Ральф любит Кэру. — Конечно, — она снова накрыла его губы своими, не давая развивать мысль. Думая о цветах, Ральф неизменно возвращался мыслями к прежней работе. А это тянуло за собой воспоминания о том дне, когда злые подростки попытались его сломать. И тогда приходила ярость. Злость и раздражение, которые он не мог контролировать. И Кэра не намерена была этого допускать. Не теперь. Рядом с ней и Алисой Ральф и так проявлял меньше агрессии, чем раньше. Они дали ему то, чего он страстно желал — семью. Он — папа, Кэра — мама, Алиса — их маленькая дочка. Почти идеально. Почти так, как хотели все они. Надоело скрываться. Надоело бороться за свою свободу и жизнь. Хотелось просто остаться в моменте, где всё хорошо. Где никого не настигают призраки прошлого. Где есть лишь то, что им нужно. — Пожалуйста… — Кэра и не заметила, как сказала это вслух. Выдала слова тихим всхлипом, горькой мольбой. Ральф понял. Крепче прижал к себе её тело, сместив ладони на поясницу. Впился в губы жадно, неистово, словно он всегда это умел и всегда этого хотел. Диод на его виске загорелся красным, и Кэра накрыла мигающий круглешок пальцами. Чтобы на миг забыть, что они машины. Чтобы ощущать себя человеком. Живой. Да, с Ральфом она была живой. Здесь и сейчас она была такой живой, как никогда. Прикрыла глаза, вверила себя в ласковые руки. Он привык дарить радость, и сейчас он делал всё, чтобы порадовать её. Пройдясь ладонью по кромке шрамов, Кэра издала тихий вздох. Чужой язык так непривычно вторгся в её рот. Так волнительно. Заставляя мысли путаться. Сбой систем? Неисправность механизмов? Кэра предпочла не думать об этом. Она хотела этого, она ведь сама хотела этого. Пропустив ладони за шею, взъерошила светлые локоны. Мягкие. Приятные. Скин сполз почти до локтей, давая чувствовать ярче, мощнее. Его губы на шее, на обнажившемся пластике. На ключицах. Нежные. Ласковые. Сладкое безумие! Разве могут машины чувствовать? Разве андроид может ощущать тянущую боль внизу живота? Может ощущать жар, сплетающийся в тугой узел где-то в области пупка? Тело, лишённое внутренних органов — как способно оно переживать человеческий спектр чувств и эмоций? Как оно может пылать огнём страсти и желания? Мыслей было так много… Так много сомнений, переживаний, вопросов. Кэра отмела их все. Приняла как данность то, что с ней происходило. Отдалась этому полностью, до остатка. Образ одежды сплыл с её тела вместе с человеческой кожей. Лишь только лицо и волосы — всё, что осталось от человека. Андроиды, мужчина и женщина, лишённые половых признаков и различные только комплекцией, ласкали друг друга беззастенчиво и жадно. В тот миг им было достаточно. Не нужны были человеческие тела с их особенностями. Хватало пластика к пластику, порождающих лёгкое тепло, вынуждающих дрожать и хватать ртом воздух. Необязательная дыхательная опция казалась сейчас самой необходимой. Кэра задыхалась. Захлебывалась от эмоций. Неидеальное лицо Ральфа перед ней казалось самым прекрасным из всего, что она видела. Он больше не был неправильным, не был сломанным. По крайней мере, не для неё. — Ральф не обидит, — пообещал он, проводя пальцами вдоль позвоночника. Плавно, чувственно. — Знаю… Знаю. — Кэра снова нашла его губы, и тотчас сильные руки подхватили её под бедра, отрывая от земли. Несколько шагов в сторону дивана, и вот уже пластик её спины коснулся мягкого покрывала. Тяжесть Ральфа была приятна. Каждый сенсор реагировал на прикосновения чувствительно и ярко. Равно сладко на всех участках тела. У людей это называется «эрогенная зона». Что ж, Кэра ощущала всю себя эрогенной зоной. Она была на пределе чувств. На границе с чем-то новым. С чем-то, чего прежде — она была уверена — не ощущал ни один андроид. В зелёном глазу Ральфа вспыхнуло что-то вроде маленького взрыва, и зрачок, казалось, засверкал по ободку. Кэра не стала искать своё отражение в его глазу, но была уверена, что её зрачки сияют точно так же. Напряжение, собирающееся в теле всё это время, вспыхнуло миллиардом новых эмоций и ощущений. Это могло бы напугать, если бы руки Ральфа не обнимали так крепко. Он глубоко дышал, придерживая себя на весу локтями, а скин перемаргивал, время от времени вспыхивая на белом пластике обрывками одежды. Прижавшись щекой к щеке, Кэра ласково обняла его за плечи. Провела по спине кончиками пальцев, крепче обхватила ногами бедра. Она хотела. Хотела узнать, как это происходит у людей. Так же ярко? Так же невообразимо прекрасно? Ральф понял её без слов. Слишком призывным был её взгляд, по всей видимости. Кожа медленно наползла на тело. В точности повторяющая рельефы человеческого мужчины. Даже волоски на груди и руках. Кэра изучила их женскими ладонями. Ей понравилось ощущение. Сделав глубокий вдох, она позволила женской коже объять её тело. Замерла, в смущении отведя взгляд. Ральфу она понравилась. То, как он принялся касаться её, целовать, говорило красноречивее слов. Его ладонь накрыла бархатистую кожу груди, а после — его губы опробовали эту область на вкус. Кэра, не в силах контролировать себя, подалась вперёд, навстречу его рту, сильнее вжимаясь грудью в его губы. Влажным горячим поцелуем Ральф пустил ток по её телу. Она даже вскрикнула от неожиданности, выбивая из него загадочную улыбку. Он больше не казался искалеченным парнем с расшатанной психикой. Здесь, с ней, он словно исцелился. Огонёк в его здоровом глазу выдавал необъяснимый азарт. Жизнь. Желание дарить тепло и радость. Он дарил. Он словно был создан для этого. Кэра была смущена, но всё же переборола себя. Опустила руку вниз, нашла совершенно человеческие выпуклости. Отшатнулась с сомнением, но тотчас ощутила, как Ральф непроизвольно потянулся ей навстречу. Этого оказалось достаточно, чтобы отбросить сомнения. Он целовал её, она — ласкала его. Как могла, как подсказывало ей чутьё. В ладони непривычно пульсировало, а на лице Ральфа отображалось нечто среднее между вожделением и мукой. Он хотел её. Хотел, как человек. А она хотела его. Перестроив своё тело под него, она сильнее прижала пятки к его ягодицам. Вынуждая опуститься ниже. На неё. В неё. Почти люди, они любили друг друга с человеческой нежностью. С жадностью. С неутоленным желанием. Андроиду не ведома усталость. А потому они упивались друг другом. Долго, бесконечно долго. Час, два. Лишь когда рассветные лучи потянулись к ним через неплотно закрытые шторы, они позволили себе разрядку. Менее яркую, чем без скина, но не менее важную. В тот момент Кэра ощутила себя полностью человеком. Ощутила в полной мере, что они настоящая семья. Муж и жена. А в спальне на втором этаже - их дочь. Такого она никогда не надеялась получить. Машины или нет, в тот миг они были более человечны, чем самые человеческие люди. — Я люблю тебя, — прозвучало признание у самого уха. — И я тебя, — с готовностью ответила Кэра, притягивая к себе его губы. И только во время поцелуя до неё дошло: Ральф не сказал о себе в третьем лице, как обычно делал. Он сказал «Я». И это, определенно, было добрым знаком.