Дешевые драмы

После третьего стакана дешевого алкоголя связь с реальностью висит на тонкой волосинке. Подобной одной из тех, что забилась в слив душевой кабины общежития после того, как туда наведался Камски. Блеклый белый свет озаряет темную комнату. Когда закрываешь глаза – впереди еще мерцают блики, а голова начинает понемногу тяжелеть. Падать на дно еще несколько минут кажется невыносимой пыткой, но становится легче. Правда, легче. Кажется, что из пучины уже не выберешься – падаешь и падаешь… Он думает, что это было дно, но вот снизу постучали. Саймон открывает глаза, комнату кружит. Но вот карусель постепенно притормаживает, оставляя лишь легкое покачивание. Словно на волнах, только качает неподвижную коробку, в которой он живет. Хорошо, что соседа нет. Саймон ведь прилежный мальчик, он не напивается. Ах да, стучали не снизу, а в дверь. Ее шаткий замок вот-вот навернется об осознание своей никчемности перед пришедшим. На экране, перед тем, как тот совсем погаснет, отображается сообщение. - Да иду я, хватит ломать мою дверь! Джош приходит неожиданно раньше, а Саймон закрылся изнутри и закрылся в себе, надеясь, что никто не потревожит его еще хотя бы несколько часов. Но Джош здесь и он наверняка безумно измотан после подработки и целого дня на парах, так что ему определенно не помешает поспать. Саймон прилежный мальчик, он не будет шуметь, пока его дружелюбный, но вечно уставший сосед будет отсыпаться перед следующим трудовым днем. Саймону вообще так-то не следовало бы напиваться вусмерть. Пакет вина – Саймон, ты дурак? Внутренний голос почему-то желает его унизить, но Саймон не поддается. Свет врубается оглушительно ярко и парень болезненно щурится. Пусть он и пялился все время в экран телефона, это не отменяет того, что свет лампочки под потолком жжет глаза не хуже сраного прожектора. Джоша он не слушает, хватает телефон и початый пакет отвратительного на вкус вина – второй по счету – и ретируется в коридор. Координация хромает на обе ноги, но лицом об дверь он еще не приложился, что можно считать в принципе хорошим началом пути. На телефоне все еще чертово сообщение. Ты не приедешь? Теперь-то даже хочется смеяться. «Переживу», - бурчит мысленно Саймон и взахлеб вливает в себя пакетированную дрянь. Сраный Маркус и его сраные отговорки. Занят, ну что же… Да сколько можно? Когда Саймон наконец-таки взял волю в кулак и пообещал себе признаться. Неделю себе голову ломал, собирался с мыслями, пытался сделать соблазнительное лицо в зеркале. Джош его за этим застукал, но комментировать не стал, лишь сдавленно прыснул в кулак и по-быстрому ретировался. «Ох, да Господи, Джош, почему же ты не сказал мне, что я выгляжу как какой-то дегенерат? Это лицо не соблазнительное, а похоже больше на то, что кто-то словил сомнительный приход…». И дело даже не в том, что Саймон в себе не уверен. Не в том, что мог признаться уже сотни-тысяч раз. Его терзает слишком много противоречивых мыслей, но он ничего не может поделать с постоянным самокопанием. В своего лучшего друга Маркуса Манфреда он влюблен еще со школы. Но Маркус походу тупой и любит Норт. И Саймон не знает даже, что из этого хуже, но ему уже плевать, он напился и хочет грустить. На кухне он задевает ногой стул и случайно протаскивает его за собой с противным скрипом по полу, попутно орошая пространство вокруг себя этой порошковой дрянью, что осмелились обозвать вином. Чей-то суп на плите он беспардонно пробует и кидает лишнюю ложку соли исключительно из добрых побуждений. Но, кажется, слегка перебарщивает. Вино вновь бежит по горлу и Саймон почти давится. А после – садится на подоконник и врубает музыку на телефоне так громко, что ей впору призвать Хэнка с нижних этажей, чтобы тот надавал по щам юному алкашу. Охранник Саймона уважал, так что было бы весьма тупо обломать свою хорошую репутацию таким образом. Саймон ведь прилежный мальчик. А Маркус чмо тупое. И плевать на то, что прилежные мальчики так не выражаются. А еще добрая часть общаги по-хорошему уже должна видеть десятый сон, но ночь перед выходным тем и манит, что последующим беззаботным утром. Вот и ходят тут всякие. Полуночники, что мешают Саймону закинуться букетом из депрессии и громкой музыки. Коннор с серьезным лицом делает замечание по поводу шума и тут же вежливо интересуется, нет ли у него лишней ложки кофе. Саймон предлагает ему чай с ромашкой, делает звук тише и затравленным взглядом разглядывает таракана над раковиной. Хочется сбежать от людей и по-быстрому. Коннор отказывается от чая, а Саймону все равно лень идти в комнату за пакетиком. Кэра легонько пинает его в бок, чтобы встал с подоконника и не мешал ей подойти к плите. Хорошо, что она не пробует суп. Вот сейчас точно пора уматывать. В коридор Саймон выплывает уставшим от всего этого жизненного дерьма и слегка заторможенным. Еще не слишком пьяным для сопливых звонков Маркусу, но уже достаточно для того, чтобы упасть носом в подушку и пролежать там до следующего дня, не меняя позы. Телефон, будто нарочито издеваясь, выдает сопливую балладу про дождь. Нет, серьезно? Он скроет твои слезы и запах пьянства? Кто-то внезапно, но довольно мягко перехватывает его под руку, отнимает телефон и вырубает звук. А еще вино из руки подцепляет пальцами и придирчиво рассматривает. Саймон косит взгляд на Камски. Камски в ответ убивает взглядом пакет. - Что за гадость ты пьешь, м? Ты ведь на стипендии, мог бы и на что-то хорошее раскошелиться, - причитает Элайджа и тащит еще более помутневшего Саймона в свою комнату, - вид у тебя, мягко говоря, никакущий. Что стряслось? В комнате сидит красотка Хлоя, королева дискотек и единственная, кто может заплетать Камски косички на правах его девушки. Хотя иногда может показаться, что она скорее его секретарша с чашкой сладкого кофе в руке и набором мотивирующих цитаток и душевных советов на каждый день. Саймон однажды случайно заметил, как Хлоя ведет ежедневник и незамедлительно напоминает Камски о важных событиях в его жизни. Сейчас она не как обычно при параде, а расслаблена и завернута в махровый халат. Сидит на двух сдвинутых кроватях и льет в граненые стаканы янтарную жидкость. Как эти двое вообще оказались в общаге – загадка на миллион. Коннор как-то раз предположил, что Элайджа в сговоре с деканатом и следит за их поведением. Хотел и сам начать за ним следить, чтобы найти доказательства своей теории, но Саймон его вовремя отговорил. Камски был слишком умным, слишком богатым, получал второе высшее и всем своим видом не вписывался в коробку со студентами и их домашними тараканами. А Хлоя и вовсе выглядит так, будто в шкафу под брэндовыми тряпками прячет диадему мисс Детройт. Возможно, студенческая жизнь и правда для этих двоих имеет особый шарм, раз уж они решили испытать на себе все ее великолепие посредством внедрения в общежитие. И даже здесь Элайджа умудрился устроиться по-царски, чем до сих пор поражает умы всех соседей. Кто бы там что не говорил, а связи у него здесь явно имеются, иначе дали бы ему самую большую комнату для одиночного проживания? Он сменил двери и замки, закупил дорогой техники, поставил себе холодильник в половину стены и мини-бар, а внизу, на парковке, стоит чертов Порш Кайен, на котором он разъезжает по городу и катает девчонок. Все подруги по общаге наливают и рыдают. В данный момент наливает только Хлоя, а Саймон уже совершенно точно не понимает, каким образом события поворачивают свой ход так, что теперь они с Элайджей обсуждают трагичность безответной любви. Как оказалось, у них обоих такая в наличии. «О, так вы с Хлоей не парочка?..». Хлоя лишь кротко улыбается – в ее глазах то ли понимание, то ли сочувствие – и Саймон понятия не имеет, как здесь вообще вести беседу. Он теперь совсем расплылся, как и мир перед его глазами. Хлоя подливает еще виски, который стоит вдвое больше, чем Саймон может наскрести со стипендии. Зачем он пьет виски, он пока тоже не понимает. Но это не убавляет энтузиазма и не мешает ему все же культурно надраться. В этот вечер узнается много нового и Саймон почти уверен, что завтра из его головы выветрится любое откровение. Опыта у него было не так уж много и он не ведал, чего можно ожидать поутру после своего алкогольного загула. Даже сейчас все как-то слишком уж туманно и часть речей выпадает у него из головы. Зато собственное нытье про лучшую жопу на факультете крепко-накрепко откладывается в памяти. Его невольные собутыльки даже немного оскорбляются от таких заявлений. Саймон уверен, что завтра ему будет немного стыдно. Или очень даже много. Хлоя льет и не жалеет. И зачем старая общажная комната с удобствами для богатенького ребенка сменяется видами ночных дорог, он тоже не догоняет. В один момент Элайджа просто вертит в руке ключи от машины и с ухмылкой подмигивает: - Покатаемся? Телефон из беззвучного режима теперь переходит в никакой – Саймон предусмотрительно вырубает его, пока не поздно. Пока номер Маркуса не попался на глаза. Пока он не завалил его чередой тупых стикеров и сердечек. Детройт в ночи красивый, картинки сменяются перед глазами с той же скоростью, с которой сердце Саймона начинает брыкаться при виде обожаемого предмета воздыхания. Музыка вбивается в уши, ритмы качают, через открытые окна в салон врывается свежий морозный воздух. Светофоры мигают красным, пока они пролетают бешеной ласточкой по дорогам. Саймон бы сейчас провел поучительную лекцию о том, что алкоголь и вождение несовместимы, но его так заносит на поворотах, что уже плевать. Удивительно, что их еще не остановили… Удивительно, что Саймон еще жив. Камски без разницы, что на улице давно ночь, он в солнцезащитных очках Дольче-Габбана, которые по-братски одолжил у Хлои. И зачем-то в домашнем халате – лень было переодеваться, как сказал он перед выходом. Ну что ж, его машина – его правила. И его пассажиры, количество которых неожиданно возрастает на одной из остановок. Камски выворачивает руль и чуть не ударяет бампером ошалевшего Коннора, который просто посреди ночи выбрался в круглосуточный за банкой кофе. Саймон предполагает, что перед этим решением он побеспокоил всех соседей на их этаже и его послали туда, где Коннор явно еще не был и не знает, как дойти. Элайджа резво выпрыгивает из машины, дергает на себя заднюю дверь и впихивает его в салон. - Мы тебя подкинем, но сначала покатаемся, - забираясь обратно на водительское сидение, ухмыляется Камски, а Коннора хватает лишь на то, чтобы молча кивнуть с потерянным выражением на лице и крепко сжать в руках банку. Как же, подкинем, общежитие ведь всего лишь через дорогу. Они уже собирались возвращаться обратно. Однако к нему быстро возвращается дар речи, и он хмурится, оглядывая своих соседей по блоку и принюхиваясь к подозрительному запаху спиртного: - Вы выпили, - не вопрос, констатация факта, - Это противозаконно – садиться за руль в состоянии алкогольного опьянения, я не намерен участвовать в подобном. И вам не советую нарушать закон. - Коннор, угомонись. У нашего товарища Саймона сегодня плохой день, неужели ты не хочешь его поддержать? - Но если вы попадете в аварию, это будет очень плохая поддержка, - хлопает глазами Коннор, но все же убирает руку от дверной ручки, - Саймон, что произошло? - Пора достать еще бутылочку горячительного, - встревает Камски и хлопает ладонями по карманам халата, - так, булочки, сегодня гуляем за мой счет! Судя по лицу, Коннор уже несколько раз пожалел, что вообще выполз сегодня из комнаты. А еще он пытается возражать, но его почему-то не слушают. Он сдается довольно скоро, хотя от спиртного вежливо отказывается. Остается в машине лишь потому, что чувство долга не позволяет оставить глупеньких пьяных соседей. Потом ведь с ума сойдет, если они въедут в какое-нибудь дерево. Саймон и сам до сих думает о том, что было бы неплохо приложится лицом к подушке, но слова опережают его мысли. Обычно он больше слушает, чем говорит, а сейчас язык развязался до предела. Так и хочется выговориться кому-нибудь. Да, точно. Завтра будет стыдно. Чертов Маркус сводит его с ума. Настолько прочно засел в голове – он словно те тараканы, которые каждый раз возвращаются, сколько бы их не травили. А ведь все так безобидно начиналось… Нельзя было влюбляться. Нельзя было влюбляться в того, кто этого никогда не поймет. «Маркус, ты мудак». Сообщение отправлено.