***
Ветер был другим. Он знал больше меня, но не мог научить, потому что не видел в этом необходимости, ведь главный урок он уже мне преподал. Я стремился за ним как мог, но кто я такой, чтобы поймать эти невидимые пути и пройти по ним следом? Удивительно ли, что я оказался в топи? Туман, запах застоявшейся воды и грязь. Здесь не было света, здесь не было жизни, наверное, я оказался тут не просто так, ведь таким как я не на что больше надеяться, я совершенно не умел искать и ходить, будто младенец, что чудом оказался в теле мальчика, но так и не постиг естественных и элементарных правил жизни. Я нашел цветок. Удивительно, что он рос именно здесь. Это место было не для него. Бессмысленно. Это второй урок, который я сумел постичь, только вот горечь, отравившая мое горло, была сильнее самых крепких лат и мечей. Он появился словно бы из ниоткуда, так, как будто ждал именно меня, но я не мог в это поверить. И все же… — Может в жизни и нет смысла, но раз уж ты живешь, то можешь найти себе какое-нибудь интересное занятие. Так же, как ты нашел этот цветок. Так же, как я нашел тебя. Эти слова я запомнил на всю жизнь. Слова, взгляд и жест. Ты говорил о чем-то, чего я не мог понять, не мог, но как только услышал, то сразу осознал, как сильно желаю этого. — Пойдем со мной. И я пошел.***
Так началась моя жизнь с Орочимару и его последователями. Это было удивительно и странно, но внутри меня появилось что-то теплое, что-то чужеродное, что-то, чего я пока не мог понять. По крайней мере, тогда я понять этого не мог. Я был необходим своему клану, воспринимал то как должное, но именно здесь вдруг почувствовал разницу между быть необходимым и полезным. Быть нужным. Я хватался за все, что мог и не мог, я старался сделать, что он попросит, я даже не думал для чего именно я это делаю, ведь он попросил, а я не смел отказать. Не потому что у меня не было выбора, а потому что он мне был не нужен. Я так мало знал и так многого хотел и… Он заметил и это. Снова. В тот день Орочимару принес какую-то доску со странными фигурами, разумеется, я не знал что это, в моей камере было весьма скудно, почти так же, как и в моей голове. — Это сёги. Хочешь попробовать? — Да. — Тогда смотри внимательнее. Он рассказывал об игре и одновременно показывал мне ее правила, а я слушал, не в силах отвести взгляд от его лица, понимая, что должен смотреть вниз, но все одно смотря лишь на него. Это было удивительно и, кажется, я даже понимал, почему именно он это делает. Сеги — игра на интеллект, значит, он хочет, чтобы я был умнее, а значит, я сделаю это, сделаю все, что он попросит. — Тебе понравилось? Это один из немногих вопросов, сбивающих меня вернее и лучше, чем любая атака. Я не мог понять, как мне могло это не нравиться, ведь он говорил со мной, что-то показывал, делился и был рядом. Разумеется, я отвечал согласием и, разумеется, не спал неделями, оттачивая свое мастерство в этой игре до тех пор, пока никто не соглашался более играть со мной, потому как это было бесполезно. И когда я хотел показать ему, чего сумел достичь, он столь ловко меня обыграл за пару ходов, что тут я понял: он был как тот ветер — недостижимый, абсолютно для меня неподвластный, всеобъемлющий и… он был рядом, он все одно был рядом. Я не превозносил его, нет, это не была слепая любовь и верность, это было что-то другое, что-то, что он показал мне, но не стал объяснять. В этом месте мы все, такие как я, верили в него, доверяли ему, были готовы на все. Никто ведь не мог думать иначе, верно? По крайней мере, я не мог, ведь это был Орочимару, а значит, другие тоже не могли. Он проводил со мной время, показывал что-то, научил меня многому, сбивая с толку лишь все теми же странными вопросами о том, нравится ли мне и чем бы я хотел заниматься. Я был с ним, я делал то, что мог, разве это не самое лучшее занятие? Кажется, порой я тебя этим расстраивал, Орочимару?.. Наверное, именно поэтому я вспомнил, что у меня получалось лучше всего: рисовать по стенам в темноте, оставлять отметины по камню, расчерчивая на нем фигуры, это только потом я узнал, что такое скульптура, а тогда у меня было лишь желание поделиться с тобой чем-то своим. Я создал мертвую копию тебя, она была не такой, как ты, не такой живой, но я старался, кажется, еще никогда мне не требовалось столько материала. И пусть я выдохся, но белоснежная копия моего ветра смотрела на меня из-под сводов зала, и я не мог не улыбаться, встречая пристальный взгляд. Точно так же как я не мог не улыбаться и тебе. Знаю, это не мешало мне оставаться беспощадным, я убивал, да, кажется, не видя в том ничего плохого, я делал это, потому что ты нуждался во мне, я был нужным, я все еще был нужен тебе. Я больше не был сорняком. — Давай вместе отыщем истину этого мира. Я стремился исполнить твою мечту. А потом мое тело разрушило все надежды. Мощь, которой я так гордился, мощь, которая была тебе столь нужна, отказала мне, и я испугался, что больше не смогу быть полезным. Ведь мы есть для того, чтобы быть полезными, верно? Я был полезен тебе, но… это закончилось. Я старался не замечать этого, но однажды пришлось все же признаться в собственном поражении. Я оказался прикован к постели, но ты все одно приходил ко мне, приходил, даже если я знал, что у тебя нет на это времени, приходил и говорил со мной, говорил, что ждешь моего возвращения. Мне было так больно. Я был кому-то нужен, но ничего не мог поделать. А потом у тебя появился новый сосуд. Я не ревновал, нет, разумеется нет, я понимал, что, потеряв свою полезность, я должен отступить и радоваться тому, что стал частью твоей жизни, частью тебя, как ты сказал мне однажды. Я не мог не помочь тебе в последний раз.***
— Я как человек, защищающий Орочимару, навсегда останусь в его сердце. — Этот Орочимару так промыл тебе мозги? Я думал, что меня невозможно задеть, невозможно достать до нутра, но… — Ты жалок. .. оказалось, что для этого достаточно усомниться в тебе, Орочимару, усомниться вслух, сказать мне такую глупость, словно бы ты действительно мог сделать что-то подобное. Ты не такой. Я знаю, что ты не такой. Я… — Прости, Орочимару… .. проиграл?..***
В этой жизни нам попадаются люди, которые не так похожи на остальных. Мы можем ненавидеть их, можем презирать, можем просто не замечать, но они все равно будут жить. Как сорняки, растущее по болоту. Как цветы, пробивающиеся сквозь гранит. Как ветер, что не поддается пониманию. Однажды кто-то заметит тот самый хлипкий сорняк, заметит и, возможно, растопчет его, а может вовсе пройдет мимо, но все одно запомнит, запомнит и обязательно что-нибудь скажет о нем рано или поздно, что-то, что подтвердит его право на существование, даже если будет казаться, что смысла нет. Кто-то посадит цветок и будет любить его, взращивать, поливать и любоваться, не ожидая отдачи, но с удовольствием вдыхая аромат и наблюдая, как по осени опадает его цвет. Лепестки подхватит ветер, лепестки и новые семена. Он унесет их далеко-далеко, он разбросает их по земле, он даст им новую жизнь и спустя почти год цветы снова прорастут. Прорастут, потому что не могут иначе. Ветер будет всегда. Ветер, что дарит тепло или же вспарывает холодом кожу, ветер, который существует сам по себе. — Но для чего тогда есть я? Этот вопрос снова бьет по мне верно и точно. Я смотрю на Орочимару и не понимаю, почему он сравнивает мое существование и его. Это непостижимо. Это неправильно, ведь он это он, а я это я. — И все же, Кимимаро? Я пытаюсь объяснить, я даже признаюсь ему в том, что сравниваю его с ветром, что так непостижим и прекрасен, свободен, но… — Для того, чтобы ветер существовал, ему нужен мир. Вы мой мир, без вас не было бы меня. Не могу согласиться, но его слова поражают меня в самое сердце, потому что я вижу, что он говорит правду, вижу, но не могу ее осознать, я слишком мал, Орочимару, слишком мал для твоего мира, я не смогу вместить его, я могу лишь быть полезным и… … и я не смог? Я действительно мертв?.. Чувствую болезненное прикосновение. Слышу знакомый голос. Танец папоротника оставил по себе след, превратив песчаную равнину в оскаленную усыпальню. Но если я мертв, то почему слышу этот голос?.. — Кимимаро? Я знаю этот голос, я знаю, кто это, я знаю, но… — Я не смог, Орочимару, прости, я.. не смог… — Тц. Он зол и, кажется, обеспокоен, а у меня нет сил даже для того, чтобы посмотреть ему в глаза, но когда я вдруг оказываюсь у него на руках, когда он держит меня так уверенно и бережно я понимаю, что… — Орочимару. — Я отнесу тебя домой, помолчи, тебе нельзя говорить. … понимаю, что был прав. У меня никогда не было повода сомневаться в тебе, Орочимару. Никогда не было и не будет, ведь я принимаю тебя любым, потому что ты это ты.***
Кабуто сказал, что я идиот, впрочем, он ведь не мог не понимать, что именно так я и поступлю, разве бы он поступил на моем месте иначе?.. Болезнь поражает плоть, уничтожает меня день за днем, а я, кажется, лишь ускорил этот процесс. — Как ты себя чувствуешь? Орочимару здесь, сидит рядом, смотрит внимательно и напряженно. — Бесполезным. Он промолчал, но я знаю, что он хотел сказать, знаю, что он считает это упрямством, знаю, но все одно продолжаю говорить об этом, о своей бесполезности. Но его вопросы всегда выбивали почву из-под моих ног. Вот и теперь. — Чего бы ты хотел, Кимимаро? И, предупреждая мой ответ, он тут же добавляет: — Именно для себя, Кимимаро. И, кажется, что-то щелкает внутри меня, потому что губы двигаются, а звуки превращаются в слова, которые я никогда не говорил, потому что не мог этого осознать. Не мог представить, что когда-то будет иначе. — Я не хочу тебя покидать. — А я не хочу, чтобы ты меня оставлял. Он говорит мягко, совсем тихо, но я слышу каждое слово, слышу и вздрагиваю, чувствуя, что еще немного и я просто сдамся, предательски сдамся, проявлю слабость, скажу что-то ненужное, снова подведу его… И тут он произносит то, от чего меня бросает в дрожь, ударяет, прижимая к койке, давит грузом и одновременно восхищает. — Тогда я хочу, чтобы ты выздоровел. Сделай это, Кимимаро, ты ведь всегда делаешь то, о чем я прошу. Я не медлю с ответом, пусть в горле пересыхает, словно бы я вновь наглотался песка Гаары, я выталкиваю из себя одно-единственное слово, я выкашливаю его с невидимыми частицами собственной крови, потому что не могу ответить ему иначе: — Хорошо.***
Мы впускаем в свою жизнь людей. Эти люди настолько разные, что у меня не хватит слов, чтобы описать каждого из них, да это и не нужно. Мы открываем для них двери, подставляем им плечо, держим за руку, говорим приятные слова и комплименты. Мы дарим им право находиться рядом так, словно бы действительно смогли это сделать, но на самом деле все совсем иначе: будут ли то обстоятельства или нет, случайность или судьба, рок или же карма — это не столь важно. Эти люди просто войдут в вашу жизнь и останутся с вами. Останутся даже если рано или поздно уйдут, погибнут или исчезнут. Они останутся принятыми вами, а вы ими. И никто уже не сможет этого изменить. И, если вам повезет, то среди них может оказаться особенный человек, который будет для вас миром. Кто-то посчитает это глупостью, кто-то скажет, что это слабость, а кто-то вовсе может этого не понять, но это не изменит правды и не изменит вас. И даже если этот человек собьется с пути, даже если он будет считаться кем-то ужасным и не имеющим права на жизнь, то вы все одно будете стоять за его спиной и искренне верить, что он будет всегда. И вы приложите все усилия, если только у вас есть такая возможность, для того, чтобы он жил, для того, чтобы жила его мечта. И когда-нибудь вы обязательно поймете, что не существует таких границ, которые нельзя было бы преодолеть ради этой мечты и ради этого человека. Я никогда не говорил тебе, Орочимару, наверное, потому что не мог этого понять, но, знаешь… я всегда делал то, что мне нравилось и то, чего бы мне хотелось: я был рядом с тобой, я был частью тебя, я смог преодолеть смерть дважды, чтобы лишь продлить свое существование, я боялся остаться без тебя, и это было почти эгоистично с моей стороны — держаться так долго. И все же я смог. Смог, потому что на самом деле истина этого мира всегда была рядом со мной. Ты был моим миром, Орочимару, ты должен быть всегда, потому что я не представляю этот мир без тебя. И сейчас, стоя на ветру и практически не чувствуя его, я вижу перед собой твои глаза и знаю, что не ошибся, а ты не солгал, когда пообещал мне, что вместе мы обязательно найдем то, что ищем.***
— Может в жизни и нет смысла, но раз уж ты живешь, то можешь найти себе какое-нибудь интересное занятие. Так же, как ты нашел этот цветок. Так же, как я нашел тебя.