Тонкости русских (и) панкейков

Илье тринадцать. Всего тринадцать, а он уже знает, что такое секс. Вернее, думает, что знает. Больше это напоминает судороги и взорвавшийся в голове снаряд. Война оставляет свои следы — знакомый гул и взрыв, но только он другой. Немного позже Илья поймёт значение слова сладкий, но в тот момент… Его бьёт на уроке: сводит дрожью пальцы, набатом бьёт сердце, и он бы не устоял на ногах, если бы не сидел за партой. Люба — тихая одноклассница, с которой он делит стол на уроках, — испуганно вскрикивает и подаётся назад. Страшно. Им всем страшно, а боле них страшно Илье. Он оказывается первым из трех людей в своем классе, у кого есть душа. Конечно, душа есть у всех, но у таких, как он — завуч презрительно кривит губы — душа разорвана надвое. Это кошмарно… Где-то год, может, полтора, душа Ильи относительно спокойна, три или четыре «оргазма» (Илье пришлось читать втиснутую матерью в руки литературу на эту тему, поэтому в теории он знает и понимает больше). Но война продолжается и в Европе, и в теле Курякина. Он ощущает себя шлюхой, но то ли Blyat', названная его душой, привыкла, то ли организм Ильи вошел в пору взросления и воспринимал это спокойнее, но теперь в моменты «гребаного единения душ» Илья мог даже стоять. Говорить, дышать и думать не мог, но стоять — вполне. Он составляет словарь фривольных терминов, которые обозначают девушек легкого поведения, чтобы при встрече подарить его своей душе, а после — надрать задницу за плохое поведение и увести домой. Потому что пятнадцать за месяц — это пиздец как много, по мнению Ильи. День Победы он запоминает не залпами петард, не грохотом салютов, а дрожащими пальцами. Ему всего пятнадцать. И он думать не желает, сколько лет его душе. С возрастом становится всё хуже. И теперь душа явно поднабралась опыта — два, три, реже — четыре подряд… Илья горько смеётся — дала судьба душу. Наверное, поэтому он считается асексуалом и импотентом даже для взглядов людей «железного занавеса». Ему хватает секса, хватает того, что его душа регулярно вытрахивает ему мозги и тело в самые неподходящие для этого моменты. После знакомства (читай: попытки убить) с Соло русский всерьёз задумывается найти душу Наполеона, чтобы вручить ему эту самодовольную заразу. А в её наличии он почему-то не сомневался — такие, как Соло, одни в мире не рождаются. Обязательно нужен кто-то уравновешивающий. И видя, как Соло работает, Илья начинает очень сочувствовать этой наполеоновской Душе. Совпадению «загулов» Соло с собственными оргазмами Илья не придаёт значения… Первые раза три. Ну право! Будто один Соло в мире в этот момент предаётся блуду. Не придать значения сложно, когда в наушнике — хриплый стон Соло, резкие вдохи Виктории, а тебя самого в ту же секунды выворачивает знакомый взрыв. — Blyat'! Илья снова крушит номер. Соло. Наполеон Соло. Самый разгульный агент из всех, что ходят по миру. Вор, американец, придурок и чертов педант — Илья не знает, что из этого хуже для него. Но продолжает молчать. И в Стамбуле, и в Будапеште потом… И ещё в десятке городов после них. Габи не должна была узнать. Она вообще слишком чудесная, по мнению Ильи, девушка, чтобы знать такие факты из душ своих коллег. Но она находится на прослушке Наполеона, когда Илью снова бьёт током оргазма. И всё, на что хватает слишком проницательную Габи, это матерный выдох и краткое «да вы…», после которого она закрывает рот под тяжёлым взглядом русских глаз. Наполеону не надо знать.

***

— Это будет забавно, если моя душа окажется фригидной, — шутит Соло, переворачивая на сковородке «панкейк». Илье привычнее «блинчики», но если единственному кулинару в их тройке угодно, то пусть будут панкейки. — Или ты её затрахал, Ковбой, — хмуро замечает Курякин, рассматривая блики на острие ножа. — Может быть… — легкомысленность Соло доводит до дрожи в руках, — но, с другой стороны. Как мне ещё понять, что я её найду? — А просто полюбить и остаться, невзирая на связь? — Илья даже отвлекается от наточки ножа, когда перед ним опускается тарелка с… блинчиками. Удивлённый взгляд провожает поставленный рядом джем. — Я не уверен, как будет на русском, но это… Тонкие русские панкейки, — Наполеон вытирает руки о влажное полотенце и снимает фартук, — если я попытаюсь намекнуть о чувствах, мне разобьют нос или придушат, возможно, сделают это одновременно. Поэтому… Легче найти душу. Приятного аппетита, Большевик. — Приятного аппетита, — машинально отзывается Илья, который уже думать забыл о душах, оргазмах и ноже, наслаждаясь знакомым с детства вкусом. — Илья, ну ты придурок, — Курякин приканчивает блинчики уже наедине с Габи и недовольно поднимает на неё взгляд. — Что? — Ты — слепой придурок. Наполеон вокруг тебя уже чуть ли не с... Блинчиками пляшет! Да в его речи намеков порой больше, чем смысла! Ну вспомни, когда он последний раз с кем-то трахался? У Курякина алеют уши. А память не подводит. Вот только последний секс у Соло был около полугода назад, а единственные оргазмы приходятся на время, проведённое в душе. Приходится признать, что да, придурок, глядя на последний блинчик. — Ты знаешь, сколько раз он пытался их приготовить? Пять, Илья! Слепой придурок. Улыбающийся Курякин. Шокированный Наполеон… Потому что губы у Ильи хранят вкус джема. — Dusha moya… Пожалуй, слепых придурков тут всё же два.