В отблесках пламени - красный мир

Прекрасный замок, отрезанный от мира, создание Рошаманда, творение, красоту которого могло затмить лишь одно его детище – возлюбленный Бенедикт, в прошлом монах, прекрасный юноша, причащённый Крови в возрасте восемнадцати лет. Если не брать в расчёт трёх смертных (старого смотрителя, его жену и дочь), на острове они были совсем одни. Делили уединение при свете луны, под тенью деревьев, высаженных некогда самим Рошамандом. Они молчали, прислушиваясь к шелесту листьев, покачивающихся на ветру, и плеску волн. Их прогулка по обширным владениям длилась уже несколько часов. - Поговори со мной,- голос вечно молодого вампира прорезал воздух, заставив вмиг умолкнуть рой беспокойных мыслей в голове его создателя. Рошаманд вздрогнул. Он и забыл, что не один в эту ночь. Почему-то, когда Бенедикт был далеко, Рош ощущал особую необходимость в нём. Ему не хватало любящего сердца, жаждущего его всей душой, и ни один другой отпрыск не мог дать ему этой безоговорочной любви и преданности. Однако когда Бенедикт был рядом, совсем как сейчас, чаще всего он просто забывал о существовании единственного важного для него вампира. - Тогда с твоего позволения… - Бенедикт повернулся в сторону замка и ускользнул так быстро, что глазам простого смертного это предстало бы как мгновенное исчезновение, всколыхнувшее воздух и взметнувшее вверх кучку палых листьев. Рош знал, что отпрыск не ушёл бы с острова, не уведомив его. Более того, он прекрасно знал, где именно он сейчас находится, хотя и не имел возможности прочесть его мысли, сокрытые от него близостью их крови. Он никогда не знал, почему так происходит, почему он так часто бывает холоден к самому близкому существу, почему игнорирует его, принимает как должное. Хотя, возможно, в этом и был ответ: они так долго были вместе, что Бенедикт стал частью его существа, частью естественной, но необходимой для жизни, частью, которую принято не замечать до тех пор, пока она не начнёт источать боль. Теперь он понял это. Да, этому древнему ребёнку понадобились многие столетия, чтобы понять одну простую истину, отныне и навсегда перевернувшую его мир: они стали единым целым и уже просто немыслимы друг без друга. Рош улыбнулся. Из его спальни доносились звуки прекрасной музыки, которую он так любил. Эта была музыка, созданная гениальным композитором Ноткером Мудрым, причащённым Крови тем самым вампиром, что сейчас ждал Рошаманда на их общем ложе. Рош знал это, как знал всегда о приближении рассвета или о том, что голоден и нуждается в пище. Общая кровь будто связала их единым телом. Он не заставил себя ждать. Не прикасаясь к окованной железом двери, Рош отпер её, используя Мысленный Дар, и вошёл в спальню. Сейчас он жаждал совсем других прикосновений. Бенедикт сидел на краю кровати, когда Рошаманд переступил порог комнаты. - Рош…- еле слышно прошептал он, и поднялся, медленно, шаг за шагом приближаясь к тому, кто некогда из его плоти и крови сотворил то, что он есть сейчас. Рошаманд немного выждал, позволяя Бенедикту сократить расстояние между ними, но вытерпел лишь несколько мгновений, будучи взведённым до уровня небес одним только чутким взглядом, в котором за извечной добротой и нежностью уловил и проблеск страсти. То было лишь блеклое подобие его, Роша, желания, которое ему хотелось распалить до пределов в своём возлюбленном. И ему понадобилась доля секунды, чтобы оказаться достаточно близко и вцепиться в изящные руки, прильнув своим лбом к его лбу. Он отпустил одну руку и, приобняв Бенедикта, вжал этот стройный и податливый стан в себя. Другой рукой он медленно расстёгивал пуговицы на рубашке юноши, который, словно силясь слиться с Рошем воедино, надавил на его затылок, ввергая создателя в долгий и жаркий поцелуй. Сначала это был поцелуй человеческой страсти, но очень скоро Рошаманд сделал его кровавым, прокусив свой язык и заставив тем самым застонать партнёра. Алая струйка оказалась для него неожиданностью, но Бенедикт не остался в долгу и ответил тем же действием. Пикантная, густая, Рошаманд не спутал бы этот вкус ни с каким другим. Кровь его создания смешалась с его собственной. Рубашка была уже спущена и бесформенно расположилась у их ног. Рош медленно отстранился, стягивая с себя рясу. Глаза Бенедикта вожделенно взирали на него из-под спутанных, взъерошенных волос, ресницы подрагивали, а губы… эти мягкие, чувственные губы, храня аромат их крови, призывно складывались в его имя. - Рош…- позвал Бенедикт, прикладывая пальцы к его рту, едва касаясь столь желанных губ. Рош потерял голову. Он схватил любовника под бёдра и, резким движением оторвав его от пола, рывком бросился вместе с ним на роскошную кровать. Оказавшись на уровне пояса, он поцеловал Бенедикта в выпирающую тазовую кость, а потом стал выцеловывать себе путь от его живота и пробираться выше по совершенному торсу к нежной шее. Руки блуждали по телу Бенедикта, то нащупывая соски, то опускаясь к паху (эта ласка дарила ему эстетическое удовольствие, визуально приравнивая их акт к человеческой близости, что доставляло ему особенную радость). Добравшись до шеи, Рош провёл языком от горла до нижней губы, облизнул её, а после, грубо прикусив, вернулся обратно к шее. Поцелуи, нежные покусывания, сопровождаемые стонами, – чисто человеческие ласки, а после – резкая боль, грубое животное проникновение в самые тайники души. Кровь, наполняющая рот, ароматная, пульсирующая, сводящая с ума, идущая от сердца и заполняющая собой каждую клеточку тела, дарила наслаждение, неподвластное никому из смертных. Бенедикт кричал от боли и удовольствия, Рошаманд вдавливал его в кровать. Упоительная смесь любви и временного превосходства. Рош с трудом заставил себя оторваться от Бенедикта, распростёртого перед ним и почти обессиленного, но всё же жаждущего получить своё. Он приподнял и усадил его на себя. Бенедикт положил руки ему на плечи и, чуть подавшись вперёд, вобрал в себя запах мягких, золотисто-каштановых волос, уже кое-где испачканных кровавым потом. Он слизал этот пот у самого лба, а после заглянул в исполненные чувства глаза своего создателя. Синие, манящие и невероятно красивые, говорящие с ним на языке любви и жажды. Острые зубы мгновенно пронзили кожу шеи, и Рош почувствовал, как из его тела потянулись нити, связывающие его сердце с сердцем возлюбленного. Невероятное наслаждение вновь снизошло на него. Он подчинился власти голодного и пылкого отпрыска и обнял его сильней, словно боясь потерять, желая, чтобы это длилось вечность. Когда всё закончилось и Бенедикт отстранился, чтобы вновь заглянул в глаза Роша, тот резко дёрнулся вперёд и в страстном поцелуе увлёк его обратно на подушки, а после улёгся рядом, уткнувшись носом в то место, где всего пару минут назад были две крошечные ранки, сводившие его с ума. Одной рукой он обнимал Бенедикта, а другой перебирал завитки его каштановых волос. Музыка продолжала играть, одна композиция сменила другую, а в отблесках пламени, игравших на тёмно-красных драпировках, вся спальня становилась красной. Прекрасный, успокаивающий, сочный цвет. Их мир.