Дотла и вновь из пепла

Кнопка «Запись». Запись началась. Две таблетки от бессонницы. Так глупо лечить симптомы, когда болезнью является человек. Или он тоже просто симптом какой-то более опасной лихорадки? Лихорадка захватила всех, она проникла во все слои человеческого общества, каждый член которого успел ей заразиться, они бредят ею и возвышают над собой: посвящают ей книги, песни, фильмы, свои жизни, бесценные мгновения молодости, которая заканчивается быстрее любой бутылки виски. А я сижу в пустой ванне, на грани своего сумасшествия, и записываю свой бред на диктофон, чтобы потом отправить одному единственному человеку на всей планете. Только он может втоптать меня в грязь, размазать по стенке, уничтожить до самого основания. И только он может соскоблить меня с холодной настенной плитки, собрать по кусочкам и снова вдохнуть в меня жизнь. Совершенство — это кома. Ты спишь и не видишь того, что происходит вокруг. Позвольте мне впасть в кому, позвольте мне заснуть. Навсегда. Я не могу спать. Я не спал несколько дней. Мешки под глазами становится трудно скрывать косметикой, капли не справляются с краснотой. Все из-за бессонницы, этого маленького симптома самой большой болезни. Каждый раз, закрывая глаза, я попадаю в Темный Рай. Я всегда говорил, что мой Рай — это тот самый человек, который уничтожает меня изнутри, крошит мое сердце, в клочья раздирает душу, а потом так нежно целует в висок и просит остаться. Мой Рай там, где есть он. Но в этом Раю он непринужденно улыбается и говорит, что он в порядке. Все в порядке. Мои губы сейчас разорвутся от попыток улыбнуться так, чтобы я сам поверил в свою искренность. Я смотрю на свои опухшие от слез и покрасневшие от отсутствия сна глаза и твержу: «Все в порядке». А сам в тайне мечтаю уснуть. Он делает вид, что верит, и неплохо справляется с этой ролью. Тот самый человек, который распорол клинком мне грудь и украл оттуда сердце. Я так боюсь, что он не станет ждать меня. Внутри все замерзло. Конечно, мое сердце всю жизнь было изо льда. Только он смог растопить его своим пламенем и заставить меня чувствовать то, что я считал раньше невозможным. Тот самый человек, что может похоронить меня заживо, а потом снова воскресить лишь одним «я ждал тебя». Мои руки покрылись инеем, кожа вся будто сморщилась, я перестаю что-либо чувствовать телом. Онемение. Мне бы так до конца света. Мне бы заснуть на тысячи лет и перестать думать о том, что одно лишь его касание согреет меня целиком и полностью. Мои руки замерзли без его рук. Ничто их больше не спасет. Мне бы заснуть до cмерти этой Вселенной, но я так боюсь, что он не ждет меня и там. Напеваю под нос нашу колыбельную. Он часто пел мне ее перед сном, когда я страдал от бессонницы. Тот самый человек, из-за которого я хочу впасть в кому и ради которого готов вновь проснуться. Вдруг мне причудится, что он сейчас здесь, со мной, в этом мертвом океане? Его рука осторожно коснется ледяного плеча, и он едва слышно прошепчет: «Я больше не уйду». Нет, он не придет никогда. После всего, что я ему наговорил, после всего, что сделал, после всего, что я не сделал и не сказал. Даже после того смс, в котором я с ним попрощался и попросил разбудить меня в другой жизни. Нет, он не придет. Нет, это не он, кто долго стучал в дверь, намереваясь вот-вот ее снести, это не он, кто кричал и искал меня по всей пустыни, которую раньше я мог назвать своим домом, это не он, кто нашел меня здесь, выпившим почти все снотворное, которое было в этой проклятой баночке. Нет, это не он, кто обнял меня и прижал лицом к плечу. Я не верю ему. Он не ждал меня. Он не ждал, когда я смотрел в небо и видел, как оно раскалывалось на мелкие кусочки. Он не ждал, когда звезды, прежде созерцаемые нами, погасли и весь Млечный Путь разбился как стеклянный шар. Не ждал, когда я плакал и ходил босыми ногами по острым осколкам того, что мы раньше называли нашей любовью. Он не реален. Это галлюцинации. — Хен... — тихо шептал не он, переводя дыхание. Я чувствую каждое движение не его грудной клетки. Чувствую, как не он замер всем телом и как не его слезы крупными каплями стали покрывать мои волосы. — Я не верю, — говорю этому теплому сновидению. — Ты не он. Он бы не пришел. Тот самый человек, который напрасно пытается склеить мое сердце изолентой. — Сколько ты выпил? — вдруг спрашивает призрак, рожденный моим сознанием. Не он увидел почти пустую упаковку из-под снотворного. — Столько, сколько нужно, чтобы наконец уснуть. — Странно. Я понимаю, что это все просто сон и его здесь нет, но почему-то от не его прикосновений мое тело отогревается. Я начинаю чувствовать конечности. Пальцы рук шевелятся, а ноги пронзает острая боль. Это все осколки. — Мне больно... — шепчу уже в полудреме. — Млечный Путь... Я ходил по нему босиком. — Ты бредишь, — говорит мне воображение. — Врачи скоро приедут. Хен, не засыпай, пожалуйста... Скоро все закончится. Ты только не засыпай... — Пообещай, что не разбудишь. — Смотрю в эти карие глаза, полные слез и печали. Как будто настоящие, живые. Как будто это он. — Я не хочу просыпаться. Оставь меня. Я не хочу ни жить, ни дышать, пока его нет рядом со мной. Невыносимо сидеть у океана и теряться в догадках, ждет ли он меня на другом берегу. Мне бы утонуть, пока я буду плыть к нему. Пока в душе еще теплится надежда, что любовь — не Млечный Путь и ее еще можно спасти. Утонуть бы поскорее, чем я потеряю веру. Умереть, пока я еще помню, что она — это все живое среди всего мертвого. Он — все живое среди всего мертвого в этом мире. Он — истина среди лжи. Тот самый человек, который пламенем своей любви сжег меня дотла и ради которого я готов, подобно фениксу, восстать из пепла. Я стал ничем, и только он может вновь сотворить меня. Вернуть меня к жизни. Разбуди меня, Чо Кюхен.

Запись окончена. На телефоне недостаточно памяти.