Скучно

      Слепой сидел на подоконнике, прижав колени к груди. Он грустил. Кузнечика не было уже вторую неделю, а Лось на вопросы о его возвращении отвечал размыто. Слепой чувствовал, как Лось прячет глаза, как опускаются уголки его всегда веселых губ и как появляется глубокая горизонтальная морщинка-бороздка на его высоком открытом лбу. От этой морщинки Слепому становилось еще грустнее, и он тихо уходил бродить по бесконечным домовским коридорам и отковыривать штукатурку.       Слепой скучал по Кузнечику.       В соседней и главной комнате Хламовника было шумно. Слепой слушал и пытался угадать, кто чем занимается. Кажется, Сиамцы кидали мячом в общую стену, а Пышка разъезжал на роликах — колесики гремели то тише, то громче. Сегодня Лось притащил им три шелестящих пакета с чем-то теплым и, кажется, вязаным. Слепой не успел как следует пощупать. Ребята радостно вопили и гудели, расхватывая подарки, и то и дело спорили, менялись, отнимали. Слепой стоял в углу, ждал, пока Лось освободится и скажет ему, как там поживает Кузнечик.       Знакомые теплые и всегда ласковые руки притянули его и принялись укутывать во что-то мягкое. Слепой ощупал себя и понял, что это свитер. На груди он отыскал что-то. Кажется, это были буквы. Крупные и круглые. И их было много. Они с Лосем как-то учили буквы. Не те точки-ямочки, которым его научили в специальной школе, а другие, настоящие буквы.       — Что здесь написано, Лось? — тихо спросил Слепой, трогая Лося за колено.       — Дружба — это любовь без крыльев, — с готовностью ответил Лось.       Слепой слышал, как он вышел из комнаты, как тихо скрипнула, а затем щелкнула захлопнутая дверь. Мальчишки умчались в главный Хламовник. Он снова остался один.       Без Кузнечика было одиноко. Слепой привык к нему. Ему не хватало его звонкого голоса, чуть подпрыгивающей шумной походки, ровного теплого дыхания и бесконечных рассказов о всем вокруг. Ему не хватало Кузнечика.       Слепой еще немного послонялся по комнате и решительно сел за стол. Писать было трудно. Ручка то и дело норовила выскользнуть из неловких, непривыкших пальцев, но Слепой старался. Изо всех сил старался вывести хоть одно слово. Слепому казалось, что Кузнечику так же одиноко, как и ему. Он хотел, чтобы так было.       Скучно       Вечером Лось забрал смятый листок, который Слепой то и дело сворачивал-разворачивал.       Он ждал долго. Три дня. Ему не спалось, не хотелось есть. Даже такая обычно вкусная штукатурка казалась ужасно соленой. Слепой лежал и водил пальцем по стене, считая трещинки. Каждый раз он сбивался — за стенкой снова было шумно и весело — и начинал заново. Когда дверь тихонько открылась, Слепой насчитал ровно тридцать две трещины.       — Привет.       Голос Лося окутывал все кругом. Воздух становился густым и горячим, хотелось жмуриться от удовольствия и спать.       — А Кузнечик тебе кое-что передал.       Лось сел рядом со Слепым и ласково обнял его за плечи. Слепой ощутил что-то шелестящее в ладони Лося и потянулся пальцами на звук.       Он разворачивал листок медленно и немного дрожал. Чуткие тонкие пальцы все-таки нащупали аккуратно проделанные в бумаге дырочки:       И мне