царство небесное

      Андрею честно хочется сдохнуть. Андрею кажется, что планы вселенной на него и его желания совпадают как никогда. Ебучее везение, ебал он такое в рот.       Пирокинезис сидит на балконе своей квартиры на полу, прислонившись к стене спиной, и методично скуривает уже вторую сигарету. Простуде, ангине, гриппу, или что он там подцепил, похожее на эту срань, в его случае обязательно надо помочь раком легких, например. Потому что добить себя в затишье перед бурей выглядит куда соблазнительнее, чем откинуться от рук этой самой бури.       Кто бы мог подумать, что у неё вполне себе есть (не)человеческий облик. И ладно бы та самая Кэрриган, собирательный образ которой он сам запечатлел в собственных текстах: даже будь она так же беспощадна, как представляется, умирать от рук опасной, но прекрасной девушки так-то всё было бы поприятнее. Но нет, куда там в лирику, всё прозаичнее: едва заметный, мимолетный оскал в зеркальных поверхностях с обликом очаровательной демонессы и рядом не стоял.       Всё очень долго можно списывать на разыгравшуюся фантазию, на вечный недосып и хроническую усталость, на тот же алкоголь, потребляемый в невъебенных количествах. Ровно до момента, пока зависнув напротив зеркала, ты не осознаёшь, что оказался по ту его сторону, и бэд трип как-то подозрительно затянулся, и проснуться от щипка руки ни разу не получается. И кукуха вроде на месте, если тот факт, что в логические размышления ты ещё можешь, является её показателем.       В Зазеркалье (Зазеркалье, бля — тоже, блин, сраная Алиса) холодно, сумрачно и пусто по большей части. Выйти обратно — не выйдешь, хоть стучи по поверхности зеркала, хоть пытайся разбить его. Андрей это понял очень быстро и также быстро смирился. Повезет — выкинет обратно через часик-другой, отвернётся удача — очнёшься через два дня измученный, с ощущениями, словно пахал, не жрал и не спал неделю как минимум. Провалился дома? Очнись на вписке на другом конце города Питера. Пропал в метро? Как насчёт того, чтобы осознать себя на скамейке в каком-нибудь парке. Не важно, куда ты хочешь попасть, когда нет времени и пространства, а есть ебучий разлом между реальностями, и тебе не повезло ему так приглянуться.       Больше всего в такие моменты поражает, как ни один человек рядом не замечает подвоха. Они словно не видели, как ты пришел на вечеринку, забыли в делах о назначенной встрече, были уверены, что все отменилось, потому что ты предупредил об этом заранее. То ли абсолютная непроглядная слепота окружающих, то ли ты всё-таки едешь крышей, просто не помня своих действий. Хуйня полная: в памяти все четко до каждой минуты, сознание почти кристально чистое, и ломает его только попытка впихнуть это всё в какое-нибудь научное объяснение. Много хочешь, Андрюш. Получи ещё в довесок новый элемент изнанки картины.       Пиро осмелел гулять по Зазеркалью, только когда бесцельно сидеть в вязком сумраке перед тем самым зеркалом натурально заебало. Ещё больше, правда, заебало смотреть, как мимо отражения с той стороны периодически проходят твои знакомые, как все поголовно незрячие, чтобы всмотреться, приглядеться и заметить.       Телефон стабильно показывал, что связь отсутствовала, и местонахождение никак не определялось. Зато исправно работал фонарик: отлично распугивал охуевших пауков, размером с ладонь точно. Ещё Андрей попытался в один из подобных выбросов умудриться сделать фото: на память там, или чтобы убедиться, что не спятил, или чтобы доказать кому-то последнее, если вдруг придётся. Получилось. Фотки сохранились, вот только посмотреть их можно было лишь на той стороне, где они и были сделаны. Магия и киберпанк, блять.       Рядом постоянно ощущалось чьё-то присутствие, словно кто-то постоянно крался сзади, иногда дышал в спину и вообще всячески пытался усугубить ситуацию паранойей. Сколько бы Пирокинезис не оборачивался в подобные моменты, постепенно перебираясь из комнаты в комнату, а после и за пределы квартиры, заметить нарушителя спокойствия не получалось. Ровно до момента, пока этот самый нарушитель не припечатал к стене, схватив за горло и больно ёбнув головой о нее же. Обладатель того самого мнимого оскала, замечаемого в отражениях вскользь и мельком в режиме «показалось», ухмылялся вот сейчас, вспарывая взглядом жёлтых глаз не то в ожидании чего-то, не то размышляя над тем, что делать с находкой.       Вот тогда Андрей первый и последний раз в своей жизни так ярко испытал страх и нежелание умереть вот прям сейчас без блядских ответов на кучу вопросов, непонятно где и непонятно от чего или кого. Существо словно уловило вспышку его эмоций и мыслей и ухмыльнулось ещё сильнее. А потом просто укусило. Не так, как кусает животное — не вгрызаясь в плоть до крови. Не так, как кусают в фильмах вампиры, оборотни или любые другие мифические существа. Чуть позже Пиро убедился, что на теле действительно не осталось следов, потому что его тела чужие зубы и не касались. Зато коснулись чего-то более тонкого внутри, всей человеческой сущности, той самой пресловутой души, куда более беззащитной и отзывчивой сильнее, чем оголенный нерв. Наверно, как-то так в одной детской сказке дементоры целовали своих жертв, и это оказалось невообразимо больно. Если можно кричать так, чтобы за раз сорвать голос, то Андрей почти смог бы, не отключись он быстрее.       Очнулся у себя в кровати, абсолютно точно в родной реальности, с невероятным вакуумом внутри, без эмоций и мыслей насчет произошедшего, без желания что-то знать, ощущать, чувствовать и анализировать. И уж точно без желания повторять.       У вселенной всё так же были свои планы на периодичные случайные встречи. Словно кому-то надо было в извращённой манере показать, что на той стороне он не одинок. Пиро честно бы предпочел обратное, потому что по всем законам жанра встречи становились все чаще. Минута или две в чужом обществе (он логически понимал, что больше пройти не могло) обращались в ад, и Андрей готов был поклясться, что вечно гореть там или вариться в котлах было менее больно, чем то, с чем он каждый раз сталкивался.       Единственное, за что можно было сказать спасибо, ответы на множество вопросов вполне себе получалось собирать. Крупицы информации всё лучше, чем ничего. Так он опытным путем понял, что Зазеркалье принадлежит не только его мучителю, что есть еще другие, от которых пару раз существо даже умудрилось его увести и спрятать (видимо, не хотел делиться), за что Пиро, может быть, и был бы ему благодарен, не исполни он после этого вновь роль обеда. Серьезно, бля, он был бы готов откупаться от демона, чем угодно — несколько раз Андрей пытался говорить с ним, но ему похоже больше ничего и не надо, было кроме той самой пресловутой души, теряя которую, оказывается, можешь дуриком орать, так ярко желая скорее бы сдохнуть.       Всё это продолжалось четыре месяца, достаточно долго, чтобы одновременно вроде как привыкнуть, смириться и перманентно желать свести счеты с кем-нибудь, чем-нибудь, жизнью, например. Всё это продолжалось ровно с той периодичностью, чтобы успеть отойти от одного путешествия туда и обратно, восстановиться физически и морально, насколько это было возможно, выбросить всё в новый трек и постараться забыться в алкоголе, умудриться даже расслабиться в какой-то момент и пожить отведенный отрезок времени в этой реальности как более-менее нормальный человек.       Окружение по-прежнему видит тебя как обычно, просто знает, что у всех свои тараканы и загоны, а у тебя где-то там ещё и целый погребок. Не всегда, правда, при таком раскладе хочется задерживаться в таком окружении как можно дольше. Порой куда проще зашиться в абсолютно незнакомое место, чтобы надраться там в одиночестве или компании незнакомых людей: случайные попутчики ни о чём — вы просто забываете в разговорах обо всём, включая знание того, кто ты, и что с тобой происходит. Замечательно помогает мозгам отдохнуть и не расплавиться окончательно.       Андрей вот так вот как раз выполз несколько дней назад, когда с последней встречи с демоном шла уже третья неделя, а реальность подозрительно не лагала и не выдавала никаких сверхъестественных сюрпризов. Где-то вместо радостного «похуй, пляшем» зарождалось ощущение вселенского наёба, тонко граничащее с паникой, и эту смесь неприятных ощущений хотелось смыть. Изнутри. Обжигаясь чем-нибудь спиртным.       Небольшой бар подальше от приевшейся семнашки и вроде как без знакомых морд. С последним Пирокинезис немножко проёбывается: где-то после третьего шота его беспокоит пара фанаток — девчонкам хватает совести попросить только фото и не оседать где-то рядом — они с восторгом быстрее, чем подлетают, умудряются переключиться. Андрюша даже заинтересованно удивлённо выглядывает, кого бы это еще могло сюда занести. Этот кто-то, видимо, тоже заебался от наплыва фанатов резко хайпанувшего рэпа в известный бар и так же неудачно попытался провести вечер без лишнего внимания.       С бэк-мс Оксимирона Пиро лично знаком никогда не был, разве что через пару рукопожатий. Рудбой, скакавший по сцене под демонической маской Охры в черной мантии, неиронично триггернул своим присутствием, поэтому Андрей так и не понял, как осознал себя посреди завязавшейся с ним непринужденной беседы, когда девушки скрылись с поля зрения. Не то он абсолютно в наглую доебался до чувака, не то его на почве вошедших в привычку встреч на той стороне, притянуло неосознанно здесь к похожему образу, чтобы быстрее началось, быстрее закончилось. От последней мысли передернуло до подкравшейся тошноты. Ваня даже заботливо уточнил, в порядке ли все, заметив что-то, а после предложил выпить еще. Вероятно, собеседник показался ему в чем-то довольно странным. Вероятно, его все в этом устраивало, раз он не протестовал.       На языке как никогда сильно крутилось множество вопросов, из тех, что не стоило бы задавать даже «случайным попутчикам». Здравствуйте, у вас не найдётся минутки поговорить о мире потустороннем Зазеркальном и дьяволе нашем, чей облик вы себе в сценический образ перекроили? Что вы, конечно, найдётся, но с начала давайте проедем в более тихое место, карета с крестом подана. Пожалуйте не в дурдом, пожалуйте сразу на погост, пожалуйста.       Смеяться тоже хотелось все больше.       Рудбою надо было отдать должное: они почти не говорили о рэпе и коллегах по цеху, точно не говорили о его роли на сцене, зато неплохо сошлись на теме видеоигр, да и в прочем быстро перешли на разные разговоры за жизнь. По итогу непринужденность и легкость диалога, приправленная выпивкой, дали ту самую возможность отпустить ситуацию и отвлечься. Да, иронично, ну что поделать. Они даже забились на еще одну пьянку и на то, чтобы собраться с парой общих знакомых для одного в шутку родившегося концепта проекта. Количество шуток на волне отходящего на второй план нервяке вообще зашкаливало, и всё больше перетекало в странное русло. Обсуждение ушедших фанаточек. Жаль, ушли девочки, симпатичные были, можно было бы совместно флиртовать с ними, а не терять друг с другом рамки дозволенного в игре слов и перекидывании подъебок. Сознание успешно размазывалось об градусы, чёткость и внятность восприятия мира терялись все больше, и продолжи они спускать на тормозах, вечер мог перетечь либо не в очень нужные телесные контакты, включая возможность получить по ебалу, либо в окончательно развязанный язык. Имело смысл отойти, умыться, протрезветь, возможно, окончательно слиться под в миг вернувшимся ощущением безысходности, тлена, тошнотворного отвращения от всей истории последних нескольких месяцев жизни. — Ща, вернусь, — показывая руками жест в сторону уборной (координация хромает, с руками выходит что-то странное), Андрей оставляет Рудбоя наедине с собой и плетётся из помещения, на ходу тыкая в экран телефона в попытке вызвать машину до дома. В туалете зависает перед зеркалом. Голова задурманена, но ни в одном уголке отражения все еще не мелькает оскал. Хоть на этом спасибо. Не то что бы это приносит волну облегчения, но Пиро едва не всю голову засовывает под кран с холодной водой. Воротник футболки становится приятно мокрым.       Входная дверь хлопает, донося до слуха отголоски чужих разговоров. Андрей прикладывает край футболки к лицу на секунду, чтобы убрать лишнюю воду. Похуй, что где-то рядом должны быть бумажные полотенца, за ними еще тянуться, столько лишних телодвижений. Разворачивается на месте. — В порядке? — Ваня интересуется искренне со своей располагающей к доверию улыбкой на губах, добрый такой весь из себя внешне. Глаза только серьёзные, внимательные, а пальцы вроде как расслабленных рук чуть нервно подрагивают. — Сойдет, с этим пора завязывать, — висок отдает глухой болью. — Да, а то ты если не с алкоголем, то с намеками перебрал, — Андрей даже уточнить не успевает, что шутки остаются шутками, что всё, что было там в зале, остается в зале, когда Рудбой оказывается ближе, чем стоило бы, притягивает за подбородок и уже касается своими губами чужих губ, аккуратно, нежно почти. Андрей автоматом прикрывает глаза. Андрей слышит звон разбитого стекла позади.       В туалете темно, не потому что, когда Пиро резко открывает глаза, темнота из-под век из-за вспышки боли в затылке следует за ним, а потому что лампочки в туалете резко перегорели, кажется, тоже. В его плечо крепко вцепились когтями, на него смотрят два ярких жёлтых глаза прямо перед самым лицом, и скалятся дико в лицо, наверняка. Он не видит.       Реальность исказилась настолько, что теперь не только он гость на той стороне, теперь у него гость с той стороны. Рано или поздно этим все бы и кончилось. Спасибо, что не занял его тело, его место? — Неспасибо, — выдыхает хрипло, даже не сглатывая ужас предстоящего. Нервы сдают, гибкая психика не выдерживает нового прикола вселенной, и Андрей смеётся тихо. Смеётся и смотрит в нечеловеческие глаза напротив. — Ну, жри, сука, давай жри, — он смеётся чуть заливистее, но словно спотыкается и затихает, замирает. Где очнётся после, если как обычно не выдержит боли, если вот тут все настоящее, не по ту же сторону зеркала, очнется ли вообще?       Лампочки мигают как в сраном триллере. За тьмой проявляются самые, что ни на есть человеческие черты лица. В его плечо больше не вцепляются до крови, но придерживают аккуратно. — В порядке? — Ваня интересуется искренне со всей располагающей к доверию улыбкой на губах, взволнованной разве что, добрый такой весь из себя внешне. — Ты бледный что-то, вычистило?       Андрей проверяет рукой голову, под пальцами нет следов крови, а чисто логически быть должно. За спиной над раковиной зеркало все такое же заляпанное старыми брызгами мыльной воды. Целое.       Вот теперь заорать хочется.       Пиро одновременно кивает и мотает головой. Всё окей, не надо смотреть так. Всё нормально. — Перебрал, я домой, извини, — из помещения, как и из бара в целом на улицу он почти вылетает. Может, Рудбой пытается идти следом, может, забивает на чужое пьяное поведение. В кармане коротко вибрирует телефон, пока игнорируя приехавшее такси, Андрей почти летит куда глаза глядят, судорожно вдыхая ледяной питерский воздух. Останавливается только в каком-то тихом дворике, блюет рядом с лавочкой, а потом почти падает на ту, желая провалиться, упасть в какой-нибудь спасительный мрак еще дальше. Дальше там, правда, только жёлтые глаза, которые как раз-таки легче не сделают, но и убить почему-то не смогут.       Холод помогает протрезветь и окончательно выплыть из сюрреалистичного бреда. В октябре шляться по городу в одной футболке до трясучки и дрожи выгоняя из под кожи вечер, ну такое. Чревато.       Заканчивается температурой, кружками антигриппина, которые едва ли помогают вывозить — разве что в то самое небытие во сне проваливаться. Балконом и сигаретным дымом, дерущим больные горло и застуженные легкие. И стойким ощущением утекающего по минутам затишья перед бурей. Тик-так.