Ответь мне, Господи!

      Я оказалась там, куда другие попадают только после смерти, наверное, в голове должна была начаться паника, но в моей душе уютно расположились спокойствие и безмятежность, а затем, едко усмехнувшись, горечь и усталость, обнявшись, выпучили на меня две пары мерзких, желтых глаз. Отчаяние обходительно поцеловало меня в губы, с интересом наблюдая за происходящим. Вот Он. Тот, кому все человечество задает один и тот же вопрос из раза в раз, требуя ответа. Так ответь же мне за них всех, ответь мне, Господи, за что?       На плечи свалилась тяжесть утраты, крепко обнимая меня, обжигая ледяными поцелуями мою шею. Почему же, Бог, мне так тяжело? За что Ты отнял у меня единственную и неповторимую, оставляя внутри лишь ритмично бьющуюся мышцу и рваное полотно, некогда служившее душой? Внутри у меня лишь труп той, кем я когда-то была, он бродит около водной глади, которая раньше была бушующим океаном из переживаний и чувств. Сейчас бесконечный штиль преследует эту часть моего существа. Кривые стволы затопленных деревьев выглядывают из воды, оно так сильно обмелело, если бы Ты только знал... Хотя, Ты ведь Бог, наверняка знаешь. Поэтому так усмехаешься, глядя на меня? Тебе смешно, мой Бог?       Злость отогнала тяжесть утраты, оставив влюбленный и болезненный укус на плече, который заставил меня содрогнуться. Шипя и проклиная все, что знаю, я подняла на Него свои уставшие глаза, но не смогла прочитать и увидеть, что скрывается за Его ледяным взглядом. Должно быть, Ты презираешь меня, Бог? За все, что я натворила в жизни? За то, что полюбила женщину? За это Ты отобрал ее у меня? Твое язвительное молчание ложится на плечи еще большей тяжестью, почему Ты не отвечаешь, даже когда я стою перед Тобой, смотрю в Твои глаза и, вытирая слезы со своих, прошу ответить, за что?       Сколько еще грехов мне совершить, сколько заповедей нарушить, чтобы Ты хоть что-то мне ответил, Бог? Или, быть может, мне нужно стать Твоим любимым ангелом, а потом воспротивиться Твоей воле? Помоги мне понять Тебя, Господи, ибо Ты непостижим. Неужели действительно мой удел - молиться, а Твой - молчать? Отчего на душе так тяжело, когда я думаю об этом? Этого Тебе так хотелось? Так ответь мне, Господи, для чего Ты так меня сломал? Не щадя, пополам, аж слышно было, как трещит хребет, отправляя полумертвое сознание в омут отчаяния, которое так элегантно и по-женски обвило руки вокруг моей шеи, увлекая за собой, как русалка моряка, все глубже и глубже в это бесконечное, темное и тягучее царство.       Люди говорят, что никому не достаются страдания, которых они не могут вынести, но, очевидно, что-то пошло не так? Иначе как объяснить тот факт, что подруга моей любимой женщины после ее смерти решила вскрыть себе руки, допивая последнюю бутылку виски, лежа в ванной? Она никогда не верила в Тебя, и я понимаю, почему. Это мне проще обвинить Тебя в том, что судьба распорядилась нашими жизнями таким образом, мне так лучше. Проще. Легче. Спокойнее. Ты видишь этот овраг в сгоревшем лесу внутри моей души? Видишь, я знаю. Видишь эти черные, кривые ветки, усыпанную пеплом землю. Видишь черные тучи и гроб на дне. Там лишь две буквы. А. В. Мой молчаливый похоронный марш длинною в бесконечность - лишь отражение безумия, поселившегося в голове. Она, наверное, не хотела бы, чтобы я так убивалась, верно? Ответь мне, Господи, чего бы она хотела для меня?       Почему, мой Бог, с тобой так сложно? Ты так похож на мою любимую женщину - я могла хоть каждый день признаваться ей в любви, а "я тебя тоже люблю" услышала лишь два раза в жизни. Только ты совсем не отвечаешь. У меня столько вопросов, но один лишь твой взгляд отсекает желание задавать больше половины из них. Я знаю тебя, Бог, ты такой же, как я сейчас. Безучастный, молчаливый и такой безразличный ко всему. Ты злишься на меня? Презираешь? Ненавидишь? Что Ты чувствуешь, и чувствуешь ли вообще? Ответь мне, Господи, я так хочу знать. По всем моральным меркам я - настоящее чудовище, воплощение того, кто должен гореть во всех кругах ада одновременно. Но ведь я стою здесь, перед Тобой, смотрю в Твои глаза и задаюсь вопросом. Одним и тем же. За что, Господи?       Что ты обычно говоришь тем, кто так на меня похож? "Гори в аду, грешник!"? Как ведешь себя с теми, кто приходит к тебе после того, как покидает физическое тело? Судишь их по делам их, или это просто религиозный бред, призванный напугать? Какой Ты на самом деле, Господи?       Я вижу, как твой взгляд смягчается. Как думаешь, спустя тысячи лет сгоревший лес станет вновь зеленым? Зарастет ли могила на дне оврага травой и цветами? А может, рядом с ней вырастет яблоня? Появятся ли волны в океане моей души? Наверное, это так же абсурдно звучит, как зеленая Сахара? Но у меня остался лишь один вопрос, самый главный и самый отчаянный из всех. Я чувствую, как все демоны моего существа обвивают руки, ноги, впиваются в шею и плечи острыми, как бритва, зубами. Вся моя боль, все отчаяние, злость и отрешенность живут в этом вопросе Тебе. Ответь мне, Господи, смогу ли я полюбить снова? Перестану ли чувствовать этот взгляд, полный укора, в свою спину, когда целую другую? Перестанет ли боль быть моей любовницей изо дня в день? Перестанет ли отрешенность терзать мою спину когтями, настолько острыми, что ими можно без труда отделить мои мышцы от костей и суставов? Смогу ли я отпустить ту, которую любила и люблю до сих пор больше жизни? Ответь мне, Господи, прошу, ответь мне.       Очевидно, Ты снова молчишь. Прямо как она. Фыркнув и развернувшись, чтобы уйти, я вдруг почувствовала невероятно мягкое касание. Плечи перестали болеть, а демоны разжали когти, которыми сдавливали легкие и горло. — Отпусти ее. И себя прости. Вздрогнув, я развернулась, но никого не обнаружила. Ты вновь стал лишь моим воображением?       Мне так страшно, Господи. Я боюсь всех тех монстров, что кусают и царапают меня каждый день, каждую секунду. Обгладывают сердце, оставляя только механизм, ржавый и едва работающий. Они рвут и без того рваную душу, смеются и вытирают ей руки. Я вижу Отчаяние. Оно показалось из-за угла, ухмыляясь своей сотней кривых зубов, потирая когтистые лапы, готовясь вонзить их в меня, так и норовя вырвать ребра из груди. С другой стороны на меня шагает величественная Отрешенность. Отступая к стене, я могла лишь вжаться в нее, сползти на пол, беспомощно зажмуриться и обнять свои плечи. Стоило Тебе уйти, они все тут же вернулись, готовясь терзать меня еще сильнее, до исступления вгрызаясь в тело. Я слышу, как скрипит пол. На секунду открываю глаза и вижу ее. Агония вновь улыбнулась мне, предательски-приторно, не оставляя ни единого шанса. Я почувствовала, что мое сердце вновь останавливается, все, что мне остается, наслаждаться ей? Агонией? Она по-хозяйски разместилась на мне, поглаживая плечи, обжигая дыханием шею. Остальные тоже были довольно близко. Я вновь почувствовала остроту когтей и зубов. Не в силах открыть глаза, бездумно откинув голову. Агония коснулась своими губами моих и в этот момент по спине пробежал холодок. У противоположной стены стояла моя любимая. Укор ее глаз вновь больно уколол в умирающее сердце, заставляя его биться быстрее. Заставляя меня подняться с пола, оттолкнуть всех и с разбегу едва не прыгнуть в объятия ее теплых и сильных рук. — Прости меня, любовь моя, — шептала я, сосредоточенно вдыхая аромат ее черных, как ночь, волос, которые, как всегда, пахли хвойными лесами. Тебя даже смерть не изменила. — Он все верно тебе сказал. Отпусти меня. И себя прости. Она улыбнулась. Так, как улыбалась до этого. Как улыбалась, когда признавалась мне в любви. — Подожди... — обессиленно умоляю я, падая на колени, понимая, что сил идти за ней совершенно нет. Она исчезла так же стремительно, как появилась. — Ответь мне, Господи, как отпустить ее, если я люблю ее сильнее, чем Тебя?