Игра в веревочку

      Коннор вымораживал своей привычкой возиться с монеткой. Не только Гэвина, не только Хэнка, уже весь отдел вообще-то. В руках у андроида обязательно постоянно блестел маленький металлический кругляшок. На него часто падал солнечный луч, и почти всегда он отражался, — всего на считанные милисекунды, но Риду этого с лихвой хватало, — прямо Гэвину в глаза. Где бы андроид ни стоял. Коннор вымораживал своей привычкой возиться монеткой.       Коннора в отделе не было уже больше месяца. Как и Хэнка.       Гэвин не пошел на похороны старика — не видел смысла прощаться с тем, кто оказался достаточно слаб для того, чтобы выстрелить себе в голову в попытке сбежать от того дерьма, что случилось в жизни. Рид бесконечно уважал лейтенанта Андерсона, амбициозного, упорного, готового идти до конца, отличного копа, готового защищать людей и ловить преступников. Рид ни во что не ставил того Хэнка, который почти что свихнулся после потери сына, а потом увидел для себя ребенка в куске пластика. Коннор не оправдал его надежд — хотя Риду было и смешно и противно от самого осознания, что даже такой когда-то непоколебимый человек, как Хэнк Андерсон, вообще возложил на него какие-то надежды.       Смешно и противно в основном потому, что Рид прикипел к Коннору сам.       К изогнутым в подобии человеческой ухмылке губам, к иронии во время коротких перепалок, к широко распахнутым карим глазам — по-человечески выразительным и живым, какой придурок вообще догадался сделать их такими? — к веснушкам на щеках, едва заметным, будто настоящим. Даже к чертовой монетке, и к той прикипел.       Деактивировали Коннора. Он выполнил миссию — почти — безукоризненно, и в его дальнейшем функционировании не было никакого смысла.       Гэвин узнал об этом сразу же после того, как тело Андерсона обнаружили. Фаулер вывалил обе эти новости на весь отдел одновременно, не заботясь ни о чем. Приравнивая смерть Андерсона к деактивации Коннора. Все были подавлены после устранения восстания, новость была воспринята апатично. Собаку лейтенанта забрал кто-то из офицеров. Гэвин не особо вслушивался во все, что следовало за этими новостями.       Коннор был... выбивающим из равновесия. Таким похожим на человека — не как те остальные пластмассовые куклы, половина девиантов походили на людей меньше, чем полностью исправный Коннор. Гэвин почти поверил ему.       Человек, который поверил ему целиком и полностью, был найден недавно с дыркой в голове. Гэвину хотелось разыскать Коннора, хотелось хотя бы просто спросить его:       — Почему ты выглядишь таким живым? У тебя же пластик вместо сердца.       Спрашивать больше было некого. Коннора деактивировали. Совсем. Разобрали на винтики и пластиковые панельки так же, как и сотню тысяч андроидов до него.       — Зачем они тебя сделали таким живым?        Таким настоящим. Таким похожим на человека. Гэвин не мог простить себя за то, что Коннор оставил свой след в жизни детектива. Яркий, короткий и запоминающийся. От этого становилось паршивее, чем было. Рид ненавидел андроидов как идею: всю работу, которую могут делать люди — должны делать люди. И понимать, что Коннор не останется в памяти как "просто очередная машина" было сложно.       Коннор просто вымораживал своей привычкой возиться с монеткой. Гэвин запомнил это на всю свою оставшуюся жизнь.       — Детектив Рид.       Больше Коннора и монетки могли бесить только новый андроид — девятисотка, или просто "кусок пластика" — со своей веревочкой.       Новое поколение линейки RK. Девятисотая модель, очередной прототип — и опять на голову центрального отдела полиции Детройта. На голову Гэвина Рида. Похожий на Коннора лицом — но не поведением. Другая задача. Да, он походил на Коннора — но, боже упаси, чтобы он был похож на него повадками. У девятисотого были прозрачные серые глаза, все его механическое существо будто кричало о том, что он был андроидом — без сомнения. Даже диод, который на Конноре казался незаметным и неважным — на девятисотом выглядел только очередным подтверждением его пластикового нутра.       Собачиться с ним? Еще чего не хватало. Он уже собачился с Коннором, и вот к чему его это привело. Девятисотый не нуждался в его внимании — Коннор, впрочем, не нуждался тоже. Рид не замечал его с того самого момента, как Фаулер привязал андроида к детективу приказом.       — Мое имя Коннор, андроид, модель RK900, прислан из Киберлайф, — отчитался андроид.       Это ты-то Коннор? Даже не близко, жестянка, и не пытайся.       Девятисотый был один в один похож на обычных полицейских андроидов. Разве что имел немного расширенный функционал: лучше выстраивал модели событий, мог проводить анализ прямо на месте преступления — не так, как прошлая модель, не по-извращенному. Анализаторы находились в правом предплечье. Девятисотый на местах преступления приподнимал рукав пиджака и закатывал — рубашки, обнулял кожу до белого пластика и приоткрывал панель. Выглядело абсолютно по-машинному.       — Мы на месте преступления, пластмасска, убери это.       Длинные пальцы умело перебирали красную закольцованную веревочку. Она струилась по синтетической коже змейкой и под правильными и отточенными движениями собиралась в причудливые узоры. Гэвин каждый раз надеялся, что андроид, наконец, запутается и все-таки бросит это дело навсегда — но андроид только с механической улыбкой показывал Гэвину результат, а потом убирал веревочку в карман пиджака.       — Игра в веревочку, детектив, как и любая другая совместная игра, один из наилучших способов наладить общение между людьми, — ровно, не запинаясь и не отвлекаясь от очередной конструкции, сказал андроид.        На веревочку он даже не смотрел. Только Гэвину в глаза — а Рид, как мог, избегал острого и жалящего взгляда, избегал видеть на этом лице серые льдинки. Даже в полутемном ночном отделе эти глаза было видно — они будто светились. Не человеческие. Механические, будто кошачьи на лице человекоподобного существа.       — Это просто, — продолжил андроид. — поставьте пальцы вот сюда.       Он протянул руки, готовясь набросить Риду узлы на первые фаланги. Гэвин поморщился и отвернулся. Этот андроид — не Коннор со своей монеткой. Только тот Коннор имел право на то, чтобы вертеть что-то в руках. Этот андроид — не Коннор, хотя так похож внешне, и его эта веревка служила постоянным напоминанием и его отличием.       — Завязывай со своей социальной адаптацией, пластмасска.       Андроид снова улыбнулся, сделал какое-то неуловимое движение и, использовав для трюка свои мизинцы вместо указательных пальцев Гэвина, растянул между ладоней аккуратную длинную сетку. Он поднял руки так, что теперь его лицо оказалось ровно напротив сетки — и Гэвин видел эти красные полосы будто шрамы на лице девятисотого. Сетка чуть провисла, а потом андроид и вовсе снял с пальцев получившееся.       Андроид ничем не походил на Коннора. Совсем. Но со временем топорность движений ушла, андроид начал вести себя чуть более приемлемо с точки зрения прочих сотрудников — но все равно все еще слишком угловато и неловко для Гэвина.       Андроид не пытался как-то доставать Гэвина — видимо его программы хорошо просчитали, что лезть к детективу невыгодная поведенческая линия. Но эта веревочка... Гэвин иногда ловил себя на том, что засматривается. Светлые, почти что белые пальцы и быстрые росчерки красного. Почти что алого.       — Давай, Девятка, прекращай с этим, — устало попросил Гэвин.       Вечер четверга, за окном предрождественский снег. Рид отпахал всю неделю. А со времени деактивации Коннора прошло уже больше года. Гэвин вспоминал об этом в конце ноября — и сам не понимал, почему же он цепляется до сих пор за этот образ в голове. За веснушки и карие оленьи глаза, за маленькую блестящую монетку.       Когда рядом стоит другой андроид. Готовый не только идти на контакт, готовый, в отличие от Коннора, не только терпеть Гэвина таким, какой он есть. Готовый поддерживать и помогать, готовый держаться рядом — с уважением, а не из минутной прихоти. С веревочкой, которая не слепит, будто специально, глаза.       — Мне нужна ваша помощь, детектив, — серьезно ответил андроид.       И протянул руки с веревочкой вперед, к Гэвину. Рид оторвался от терминала. Девятисотый мягко улыбнулся — совсем не так, как это делал Коннор. Но улыбка все равно была доброжелательной и какой-то необычной. Гэвин не ожидал увидеть такую на лице девятисотого. Слишком уж она... человеческая? Бред собачий.       Но осознание уже пришло. Уже настигло. Этот андроид не был похож на Коннора. Даже лицом.       Гэвин протянул руки. Андроид осторожно, — он что, пугливый зверь что ли? — развернул его пальцы так, как было надо, и накинул веревочку. Она оказалась мягкой на ощупь и, как и руки андроида, неожиданно-теплой.       Гэвин просто стоял и держал веревочку двумя пальцами — пока андроид что-то медленно, но умело мастерил. Подныривал руками, складывал что-то. Сделал большой разворот ладонями. Веревка натянулась, андроид оказался сильно ближе, чем предполагал Гэвин. Рид немного загнанно посмотрел наверх. Лицо андроида лучилось удовольствием и неожиданной добротой.       — Отпускайте, — сказал андроид.       И Рид сбросил с указательных пальцев веревочку, андроид отошел на полшага. И вывернул большие пальцы, отпуская ранее схваченный завиток. И развернул пальцы так, чтобы Гэвину было видно. Простая картинка — линии и круг посередине.       — Смотрите, детектив, — андроид в несколько маленьких рывков уменьшил размер круга. — Солнце садится.       Девятисотый растянул веревочку особенно резко, и круг пропал.       Солнце село.       Гэвин хмыкнул. И улыбнулся в ответ, отпуская все это у себя в душе к чертям собачьим.