Вся твоя ложь

Они ссорятся у торгового центра. А ведь образцовое было свидание, удивляется Гакупо отстраненно. Кайто ей даже мороженое купил, Луке, хотя обычно ест его в гордом одиночестве, ни с кем не делясь. Поразительно, сколько узнаешь о человеке, если пожить с ним хотя бы несколько месяцев. Даже если львиную долю этого времени вы проводите по отдельности — у Кайто концерты, гастроли, у Гакупо — бесконечные командировки. Никто лучше него не умеет устанавливать деловые контакты с представителями других фирм. Бизнес и личная жизнь — разные вещи, подытоживает про себя Гакупо, поправляя на носу темные очки. Глупость, если Кайто его заметит — все равно узнает, никакие очки не спасут. И, конечно, сразу же закричит «привет» с расстояния, улыбаясь как идиот. Хотя они прожили вместе меньше года, Гакупо знает Кайто слишком хорошо. Может, дело просто в том, что тот верен привычкам. Гакупо знает, когда Кайто принимается стирать свои бесчисленные шарфы — ближе к концу недели, и какую песню он обычно поет на концертах в последнюю очередь — это песня о любви, их особая, Кайто написал ее сразу после того, как Гакупо предложил съехаться. Песня называется «Вся твоя ложь». О том, что Кайто обожает мороженое, Гакупо знает тоже. И Мегуринэ Лука, солистка известной группы «Швея», это знает. Иначе, поссорившись с Кайто, она не стала бы топтать его и свое мороженое ногами. На Кайто жалко смотреть. Интересно, что такое случилось, думает Гакупо, провожая уходящую Луку взглядом. Из-за чего они поругались. Была ведь причина. Лука знала Кайто недостаточно хорошо, вот в чем дело. Может, она успела отследить незначительные закономерности — вроде того, как Кайто вздрагивает, если вдумчиво, будто изучая, провести языком по головке его члена; или того, как дергается, зажимаясь, если ущипнуть его, уже возбужденного, за сосок. Но самое главное Лука, наверное, поняла только сейчас. А именно — с Кайто нельзя связываться. У него вся жизнь — один большой прикол. Без жалости. И концерты, на которых он поет самолично сочиненную горькую правду, для Кайто важнее самых надежных отношений. Может, потому, что «надежность» отношений — априори ложь? Гакупо помнил, когда это случилось впервые. Кайто задержался на репетиции, а когда Гакупо заехал за ним без предупреждения, то застал его говорившим с бек-вокалом их группы, Леном. Оба улыбались. Потом Кайто заметил Гакупо, закричал свое «привет», и вскоре они уже ехали домой. Всю дорогу Гакупо молчал. Кайто не стремился нарушать это молчание — думал о чем-то своем, полностью отрешившись от окружающего мира. С ним такое бывало. Человек творчества, что поделать. Когда за ними закрылась дверь с некоторых пор общей квартиры, Гакупо сделал то, что хотел с тех самых пор, как увидел Кайто и Лена: привлек Кайто к себе и связал ему руки его же шарфом, быстрее, чем тот понял, что вообще происходит. Дальше дело было за малым. Зажимая рот Кайто ладонью, Гакупо повалил его на пол, расстегнул на нем куртку и рубашку, так, чтобы обнажилась белая гладкая кожа, — Кайто тщательно следил за собой — приспустил джинсы и трусы с изображением банана, а потом достал из кармана айфон с наушниками и, вставив их в уши Кайто, запустил его собственную песню. «Вся твоя ложь». Одной рукой справляться было тяжело, тем более что Кайто опомнился, принялся мычать и сопротивляться. Пришлось сесть на его ноги, прижав их к полу собственным весом; руки Кайто были связаны надежно, в запястьях и локтях. В таких вещах Гакупо был мастер — в конце концов, не все из деловых контактов, которые он заключал, ограничивались подписанными договорами. Иногда приходилось прибегать к более радикальным методам. Отчаявшись, Кайто впился зубами в чужую ладонь — пока несильно, на пробу. Гакупо даже не поморщился — к боли он привык. Собственная рука с фиолетовым маникюром, на который Кайто его вчера уговорил, в чужом паху казалась страшно бледной. И холодной — Гакупо убедился в том, насколько холодны его пальцы, осторожно сжав ими мягкий член. У него самого стояло до боли, но было еще не время. Слишком рано. — Послушай музыку, Кайто, — шепнул Гакупо, прекрасно осознавая, что Кайто его не слышит. Кайто слушал музыку, слушал — и прожигал Гакупо взглядом, а потом его мычание сменилось задушенным стоном, потому что за прожитое вместе время Гакупо успел узнать Кайто достаточно хорошо. Он знал, как доставить ему удовольствие. Мысль об этом привела Гакупо в хорошее настроение. Этот Лен наверняка знает Кайто неважно. У них все равно не сложится, даже если Кайто и лжет ему, Гакупо, даже если изменяет — ему всегда есть с кем. Чужой член стремительно твердел под пальцами, зубы Кайто, которые он попытался вонзить во вторую руку Гакупо, разжались. Жар его дыхания и влажность слюны, ощущение нежного и горячего сводили с ума. Гакупо отвлекся ненадолго — чтобы расстегнуть ширинку и прижаться головкой члена к стиснутому отверстию у Кайто между ног. Потом вернулся к прерванному занятию, размашисто двигая запястьем. В какой-то момент Кайто на мгновение расслабился, по его телу прошла судорога — Гакупо воспользовался этим, чтобы с силой толкнуться вперед, одновременно передавливая член Кайто у основания. — Слишком рано, — все так же, шепотом. Кайто не слышал. В уголках его глаз появились слезы — реакция тела. Больно, Гакупо мог понять. Ему самому приходилось несладко, но вместе с тем тесный жар, обжавший член, сводил с ума. Кайто был таким напряженным, таким неразработанным, пульсирующим внутри, что перед глазами темнело. С трудом сдерживаясь, Гакупо все же дал Кайто время привыкнуть, прежде чем войти еще глубже, а после податься бедрами назад — и сорваться в серию постепенно ускоряющихся толчков, сочетающихся с ритмичными движениями руки на чужом члене. Зажимать Кайто рот больше не было нужды. У него один наушник выпал, и слезы — из глаз, и не пел он теперь, а стонал. От боли, от страсти — пальцы скользили, значит, не только от боли… — Кайто, — тихо. У него текло из носа. На белом плече остались вспухшие покрасневшие следы от ногтей, покрытых фиолетовым лаком. — Что теперь споешь, Кайто? — Гакупо наблюдал за ним, и это было ничуть не меньшим удовольствием, чем секс. — Эй... — Больной ублюдок, — выдохнул Кайто, — развяжи меня. Он сам не замечал, что подмахивает, насаживаясь на член Гакупо, вбирая его в себя глубже, до основания; прихожую заполнили стоны, тяжелое дыхание и влажные шлепки плоти о плоть. Гакупо кончил, прикусив нижнюю губу Кайто. Потом отстранился, отряхнул испачканную ладонь — и вытер ее о шарф, которым были связаны руки Кайто. Распутывать собственные надежные узлы он не стал. Быстрее было разрезать — ножом, который Гакупо всегда носил при себе. — У меня есть... товарищи, Кайто, — сказал Гакупо, поднимаясь. — Если это повторится, я тебя с ними познакомлю. — Повторится? — повторил Кайто бессмысленно. Сидя на полу, он растирал руки. — Что повторится? — Твоя ложь. Ложь действительно повторилась — Кайто не зря пел о ней в конце каждого концерта. До товарищей Гакупо не дошло — во-первых, что бы он ни говорил, Гакупо не собирался делить Кайто с кем бы то ни было. Да еще по собственной инициативе. Во-вторых, после нескольких таких «наказаний», от которых на славу оттраханный Кайто получал несомненное физическое удовольствие, — после этого они с Гакупо порвали. Кайто переехал, ничего не объяснив — нашел себе кого-то еще, в этом Гакупо не сомневался. Ведь надежность отношений — ложь, а связываться с Кайто не стоило. Но уж если связался — иди до конца. Будто подслушав эту мысль, Кайто оглядывается. Он замечает Гакупо моментально, но не спешит здороваться. Вместо этого с его губ срываются чистые и сильные звуки — знакомая мелодия, имя, гармонично вплетшееся в знакомые же слова. «Вся твоя ложь, Гакупо. Вся твоя ложь...»