Сказка с хорошим концом

1. Ночь, однокомнатная квартира, до Нового года оставалось около пяти дней. Луна глухим, прозрачным светом томно освещала квартиру, оставляя на полу искривлённые два прямоугольника окон. Само жилище не выглядело богато: комната четыре на шесть метров просто не могла выглядеть не жалко. Старый, неприбранный, висящий на стене ковёр, оставшийся от прошлых жителей, под ним одноместная - но площадью была на половину человека - кровать, а справа от неё стол с компьютером и то же компьютерное старое кресло, за которым сидел Семён. С детства Семён не был общительным, хотя и постоянно был на улице. До восьми лет он изредка развлекался с одногодками, с рожаками своего района. Но когда в первом классе его родители приобрели компьютер, однозначно для учёбы, Семён немедленно освоил все рычаги управления новейшим устройством и с огромным фанатизмом увлёкся компьютером, после чего ни какие-то редкие друзья, ни родители так и не смогли заставить его эти рычаги отпустить и хотя бы на пару дней забыть о них. Постепенно годы шли, Семён рос, умнел. В школе он общался со сверстниками лишь до четвёртого класса – позже ему начало казаться, что ему с ними неинтересно и скучно, ведь у них была личная жизнь. У Семёна, кстати, тоже была личная жизнь. Интернет у него появился в пятом классе (до этого он покупал и играл в игры на дисках), после чего ему не нужно было ни общение в школе, ни общение с родителями. Казалось, что им не о чём говорить. Школа для Семёна была не сложна. Он всё подхватывал на лету, если говорить точнее, то ему не составляло труда учиться на тройки и ничего при этом не делать. Но в свои пятнадцать он своим неясным, незрелым умом понял, что если он уйдёт с девятого класса, то останется в своём городе ещё на четыре года, если же пойдёт в одиннадцатый – уедет от родителей через пару лет. И как бы это странно ни звучало, Семён стал делать домашнее задание и готовиться к предстоящим экзаменам, чтобы перевестись в десятый класс. И вот результат. Он переведён. Радости было не много, но и не мало. Хоть родители и радовались за него самого, он же радовался за скорый выезд от родителей. Одиннадцатый класс. Подготовка. К алгебре и геометрии он подготовился с лёгкостью, к русскому он готовился уже тяжелее, а по физике он готовился две недели. За две недели готовил физику «с нуля». Выпуск, окончание. В конце концов набрал он баллов выше среднего, пошёл на выпускной, выслушал шутки в свой адрес, принял небольшую щепотку унижения. Хотел потанцевать с девушкой, которую он любил, пригласил её на танец, но тут же был тяжело подвинут одноклассником. Снова смех в его сторону со стороны его товарищей. С выпускного ушёл разбитым и подавленным. Через день всех его одноклассников звали на повторный выпускной без родителей, но Семён почему-то так и не пошёл. Всё лето Семён проиграл в игры на своём компьютере, но вовремя опомнился и подал в документы в университет, на который вскоре не без волнения, но поступил. Родители Семёна, на его удивление, так и не подарили ему квартиру, доставшуюся им по наследству от бабушки Семёна по материнской линии. Так Семён и не переехал в новую квартиру. Он переехал в общежитие, со вздохом вкушая новый вкус студенческой, одинокой и пыльной жизни студента. В комнате с Семёном никого не было. Все разъехались по домам встречать Новый год с близкими, родственниками и друзьями. А у Семёна уже давно не было друзей (даже в многолюдном и приветливом общежитии он всем показался скучным и неинтересным), и к родственникам он ехать не хотел. «Скучно там, - думал он, - и делать нечего. Лишь каникулы и штаны до дыр просижу». И именно с этими мыслями и подобным настроем Семён не поехал домой в свой город. Нельзя думать, что Семён не пытался завести знакомства. Любой человек пытается не только надеяться на себя, но просить помощи у других, либо же их использовать. Семён оставлял свою анкету на сайте знакомств, даже в социальной сети убрал приватность и был открыт для общения, хотя и имел всего десять «друзей», двое из которых родственники, а остальные милосердные одногруппники. Но так никто ему и не писал и не звонил. «Сегодня двадцать шестое… уже двадцать седьмое. Так… проверю почту… А хотя зачем? Уже давно всё равно…» Никогда у Семёна не бурчал живот, он никогда не понимал подобного выражения. Когда он хотел есть, его организм ему на это мягко намекал - не было «бурчания» и других непонятных звуков. Семён проголодался и полез в холодильник. В холодильнике стояла кастрюля давно сваренных макарон, в морозильнике отсиживали своё твёрдые колбасы, а на полке не виднелся, исчез давно съеденный хлеб. «Пойду куплю хлеб, что ли…» – подумал Семён, почти никогда не евший его с основным блюдом. Он часто себя обманывал, притворяясь, что делает важные или нужные дела. То он начнёт варить еду, когда через два часа нужно уже идти на экзамен, то он начнёт какое-либо сочинительство о любви, которое он сам и предложил какому-то товарищу, во время каникул, то пойдёт покупать хлеб, который будет лежать на полке ещё около десяти дней… Его соседи называли это «прокрастинацией», но он был уверен, что это лишь лень. Закрыв шкаф, Семён легко оделся в джинсы, футболку, свитер и в грязноватый пуховик, не забыв надеть зимние ботинки. Только начал выходить, как вспомнил про студенческий билет, пропуск и ключ. Прошёл семь этажей, удивил собой охранника, пошаркал к выходу и открыл дверь. Вмиг лицо окутал своей влагой ветер, нарастающая метель показательными снежинками ложилась Семёну на пуховик. Он взглянул на небо, снежинки ему казались пиксельной, постоянно размывающейся материей, хаотично движущейся обязательно в сторону глаз. Звёзды непривычно ярко светили даже через метель, а чёрное, синеватое небо нутром так и говорило Семёну, что на его фоне звёзды со снежинками не просто красиво выглядят, но и необычно сверкают и блещут, оставляя предпосылки на необычную ночь. Семён, насмотревшись в разрозненную дымку снежинок и почувствовав негу, с откинутой вверх головой зашагал в сторону близлежащего круглосуточного магазина. 2. Город К был похож на обычные города-миллионники. Везде выставлены разношёрстные прямоугольники с окнами, где-то краешком глаза можно было увидеть деревья, а где-то даже аллею из них, что часто вызывало если не восторг, то просто приятное чувство прекрасного. Это ли не счастье - видеть в большом городе красиво посаженные деревья, так редко поставленные почти в каждом городе Могучей и Великой? Но Семён уже привык к деревьям, к машинам, дорогам, суете людей. Его уже это не волновало, несмотря на то, что он ходил без наушников и не включал музыки при походе куда-либо. А чтобы подойти к магазину, нужно было перейти подземный переход, где часто выступали бродяги, студенты и просто обычные люди, играя на гитаре. Кто-то просто пел, а кто-то что-либо продавал – часто зверей. Вот и сейчас, когда Семён проходил через этот переход, он заметил небольшого ростом человека, стоящего у стенки и читавшего какую-то книгу. Рядом лежала небольшая пустая коробочка, видимо, для денег. Семён от удивления начал осматривать человека с книжкой. Был у него принцип уважать людей, которые читают книги, особенно классику. Принцип подобный людям прививают учителя, заставляя неопытно, но часто верно мыслить, что те, кто читает книги, умнее других. Семён остановился, удивлённо пораскинул бровями, начал осматривать. Она читала «Тихий Дон» Шолохова и грустно всматривалась в страницы. Одета она была бедно и худо. Ступни закрывали весенние, ближе к летним кроссовки, бёдра и икры были закрыты твёрдыми, потёртыми, но ещё не дырявыми мужскими широкими джинсами, на пару размеров больше, чем требовались. Тело девушки было прикрыто небольшим, осенним выцветшим пальтишком, за которым виднелась бледно-зелёная футболка. Шею девушки плотно охватывал и прикрывал выделяющийся из всей старой одежды небольшой яркий шарф. Семён поднял чуть выше голову и рассмотрел лицо незнакомки. Прикрытые, но широкие глаза, небольшой мягкий носик и плотно закрытые, уже фиолетовые, дрожащие губы. Девушка всё пыталась укутать своё лицо небольшим шарфиком, но от отчаяния ей приходилось укутываться своими густыми, длинными до поясницы, чёрными, как смоль, местами грязными - поэтому пышными - волосами, из-за чего щёки девушки Семён разглядеть так и не смог. Такой смущённой, зяблой и бедной низкой фигурой и представляла себя девушка, читающая «Тихий дон». Иногда случаются моменты, о которых хочешь забыть. Когда ты видишь что-то настолько некрасивое, жалкое и не имеющее, по твоему мнению, шансов на существование, что сразу становится не просто тягостно на душе, но и отвратительно, пусто и гадко. Часто так происходит, когда тебя унизила сестра при всём дворе, когда ты старше её на четыре года, или когда тебя бьёт мальчик с младшего класса, а ты работаешь учителем. Именно этим чувством девушка и одарила Семёна. Но никогда бы он не подумал, что весь этот стыд, который хочется забыть и никогда не вспоминать, ему бы захотелось исправить и расспросить. Узнать, что же приводит жизнь к таким бедным, душу раздирающим видам. Всегда Семён проходил мимо подобного. Он никогда не давал деньги гитаристам, певцам и продавцам в переходах, но вынудило его, заставило проявить добро это бедное, бледное от холода создание. Семён медленно наклонился и сразу заметил, как девушка оторвалась от книжки и выжидающе стала смотреть на пустующую коробку. Она широко раскрыла глаза, начала кашлять, но не сводила глаз с низа, охотно пытаясь разглядеть боковым зрением купюру в руках незнакомца. Показалась она в этот момент Семёну не в лучшем свете. Купюра мягко упала на дно коробки, после чего Семён встал и выпрямил спину. Лишь после этого он встретился взглядом с девушкой, вмиг заметил, что она ниже его на треть. А сам Семён был роста невысокого. Сто семьдесят. «И как я сразу не заметил, что это маленькая девочка?» – подумал он в этот момент. - Благодарю вас, - тихо послышалось из её уст. Семён ничего не ответил и нерешительно пошёл в магазин. Во время всего пути то и дело оборачивался, наконец решился и повернулся. Пока шёл обратно, увидел, как незнакомка аккуратно положила закладку в книжку, книжку положила под мышку, начала нагибаться к коробке, повернулась, увидела, что он возвращается обратно, и убрала руку с коробки. Семён подошёл и неловко начал: - А… - он начал глупо оборачиваться, давая понять его мотив. - Почему вы тут стоите? Вы… Ну, не замёрзли? Девочка улыбнулась, насколько ей позволяло положение и мёрзлые губы. - Я читаю, вот… нашла… - неловко по-детски вытянула она в двух руках книгу. - А стою тут, потому что тут чуть-чуть теплее. У девочки дрожали руки и ноги. Только сейчас Семён заметил, что она была без перчаток и варежек. - А почему не в магазине? - Уже нет в городе магазина, с которого меня бы не выгнали, - совсем тихо сказала она. Девочка отвела глаза и начала тереть руки. - Ну, вот… Теперь у вас есть сто рублей, - он употреблял «вы» вместо «ты», хотя перед ним была небольшого роста подросток. - Да, спасибо вам огромное. Они неловко промолчали. Девушка вдруг поняла, что разговор стоит продолжить ей. - А вы куда направлялись? - Я… За хлебом шёл в магазин. Просто дома хлеб кончился, и я… Ну, пошёл в магазин. - Вам в магазин М? - Да, вот, на выходе из перехода. Незнакомка протянула букву «у». - Может, сходим вместе? Вы ведь не за деньгами обратно пришли? Семён, забыв первый вопрос, спросил: - Какими деньгами? - Вот, - девушка глазами кивнула на коробку. - А? Нет, нет, нет… Я просто… ну, хотел спросить у вас. - Если вы не против, пошлите в магазин. Я немного замёрзла… - Да-да… пошлите. Девочка неловко взяла деньги из коробки, подошла к Семёну и немым взглядом показала, что она готова. Прошли молча, Семёну было неловко. В «М» около входа стоял охранник с собакой. Как только девочка зашла за Семёном, собака громко залаяла. - Опять припёрлась?! Пожилого возраста продавщица, грозно смотря из-под очков, глазами вцепилась в девочку. - Я за покупками, - тихо оправдывалась девочка. - Чего-чего?! - Я за покупками, - уже громче сказала она и показала купюру продавщице, сделав из губ длинную полоску безразличия. Семён, как только услышал гул собаки, сразу подпрыгнул, но его слегка придержала его спутница. Сама же незнакомка нисколько не подала эмоций и спокойно обогнала Семёна, взглядом подзывая его за собой. Ходили по магазину долго. Девушка давно выбрала, что купить, но всё равно расхаживала по магазину, по понятным причинам. Семён же, понимая эту причину, ходил где-то неподалёку. Снова остановились возле стойки с хлебом. - Слушай… А как тебя зовут? Девочка рассматривала хлеб и лишь через две секунды оторвалась и посмотрела Семёну в глаза. - Алиса. А тебя? – сразу спросила она. - С… Семён. Девочка хотела сказать «понятно», но сдержалась. - М-м-м… А вы какой хлеб берёте? - Я беру… Ну, часто хлеб «Н», а вы? - А я беру самый дешёвый, - она улыбнулась. - Кстати, - Семён немного осмелел, - а почему вы там стояли? На улице мороз, а вы… - Давай на «ты», - перебила она. - Ладно… Почему ты там стояла? - А куда мне ещё идти? - Ну, домой. - У меня нет дома, - девочка пожала плечами и снова всмотрелась в стойку с хлебом. - Ой… Так вы бездомная? - «Ты». Да, бездомная. По мне должно быть видно. - А как же органы опеки? - Какие это? Которые забирают всех до восемнадцати? - Ну, да. - Мне девятнадцать, и я там была. Потом оттуда выгнали. Девушка говорила не думая. Такие разговоры она принимала за обыденность. - И… - И теперь я бездомная, - девушка издала звук губами, - конец. - И у тебя нет никаких, там, друзей или родственников? - Семён, у меня нет родственников. А что насчёт друзей, то ты мне пока что больше всех приближён к понятию «друг», хотя я тебе не доверяю и вижу тебя в первый раз. Семён подумал, что она ему сделала комплимент. - Ну, то есть у тебя нет дома совсем? - Да, Семён. - И ты сейчас… куда? - Ну, не знаю. Туда же, наверное. Хотя… Сейчас тогда хлеба куплю и пойду в метро. Там чуть теплее. - А потом? - А потом суп с котом, Семён. Не зна-ю я, - протянула она. - То есть ты не знаешь? - Верно. Умру, может, - она пожала плечами. - Может, нет. Не знаю. Семён немного промолчал. Он заволновался. - А у тебя паспорт есть? - А что? - Ну… Есть? - Допустим, есть. - Просто если есть, то можно пойти ко мне в общежитие, если хочешь, там… - Ты меня приглашаешь к себе? – оборвала она его. - Ну… - А потом… Девушка оглядела Семёна и замолчала. Она прищурилась и всмотрелась ему в глаза. - А хотя пошли. Ты там один, что ли? - Ну, да. - Накормишь? - Да, - кивнул он головой. - Тогда я ничего не покупаю. Идёт? - Хорошо. В портфель были кинуты две буханки хлеба и книга Алисы, когда они вышли из магазина. Прошли порог магазина, прошли переход. Девочка шла молча, о чём-то задумалась. На середине дороги Семён увидел, как она кутает руки в пальто и дрожит. Он снял перчатки и протянул ей. Алиса не без улыбки приняла временный подарок и надела не небольшие ручки мужские перчатки. - Спасибо. Семён неловко кивнул, будто говорил «пожалуйста». Снега становилось всё больше, ветер укутывал холодом сильнее. Алиса знала, где находится университет её недавно приобретённого товарища, поэтому не подавала виду, что ей холодно или больно. Ловко переставляя ноги по асфальту, она краем глаза осматривала Семёна. Ей он показался необычным, закрытым и местами небритым. 3. Базарова Алиса Алексеевна прибыла в детский дом сразу после кончины своей матери, после родов. Отца девочка никогда не видела, а из-за трагедии - матери тоже. В казённом доме пробыла до пятнадцати лет, пока её не взяли приёмные родители. До этого момента со всеми общалась радостно и весело, всем доверяла и верила. Из-за роста над ней часто шутили, а она, не думая терять своих друзей, сама отшучивалась, глубоко принимая небольшую обиду. В самом детском доме она редко заходила в интернет и не узнавала новостей. Она не хотела вмешиваться во что-то подобное, поэтому просто принимала компьютер как что-то непонятное и туманное. В две тысячи тринадцатом году, за несколько дней до дня рождения девочки, её забрала молодая пара новобрачных. Когда узнали, что она в свои почти шестнадцать выглядит на двенадцать, почему-то удивились. Девочка же была в восторге: она радовалась, постоянно улыбалась, сразу же перешла на «ты» к своим родителям и обнимала их. - Спасибо вам, - говорила она тогда, - спасибо вам большое! – и от души радовалась, что ей очень повезло. А родители ей поддакивали и говорили, что не стоит их благодарить. «Если бы не они, – говорили ей - то обязательно кто-нибудь другой бы взял такую милую, несвойственно маленькую и милую девочку». И может быть, она бы выросла, она бы приобрела здоровой цвет кожи, может, даже была бы больше других девочек, не случись бы будущих обстоятельств, после которых маленькая Алиса немного изменилась. Через несколько дней, после празднования дня рождения, она проснулась привязанной к кровати. Она пыталась что-то сказать, но не могла – рот был заклеен скотчем, а в самом рту лежало что-то отвратительное, похожее на какую-то тряпку. Как только начала шевелиться, сразу же получила удар ремнём по животу. Девочка испуганно огляделась: она лежала голой, вокруг были разбросаны её вещи, а родители с необъяснимым восторгом и улыбкой смотрели на худой, маленький живот девочки, на то место, где остался отпечаток от ремня. Девочка что-то хотела сказать, но получалось лишь бледное мычание… С того дня её жизнь изменилась. «Родители» оказались то ли садистами, то ли преступниками. Каждое утро она просыпалась от жгучей боли ниже живота (ей любили бить именно туда, так как от подобной боли девочка, надрываясь сильнее, плакала), каждый день в обед ей делали больно ниже поясницы. Лишь к вечеру её изредка кормили небольшой краюшкой хлеба и заставляли через силу пить воду и остальную жидкость, которой девочка часто с непривычки захлёбывалась, но через время привыкла. Через месяц её отвязали от кровати, связали руки, ноги, а верёвку от ошейника, красивого и разукрашенного, прикрепили к батарее. Девочку начали чрезмерно поить водой, а после, поставив камеру сзади, надевали на неё шортики и запрещали облегчаться. Через четыре часа девочке приходилось мочиться под звук хохота и болезненного смеха на камеру. Выходил часто такой кадр: Связанная девочка в шортах и футболке лежала на боку, пододвинув под себя ноги. Лица девочки видно не было, лишь небольшой её хрупкий стан выделялся в полном объёме. Сначала на кадре девочка тихо плачет, через минуту на небольших штанишках сзади появлялось небольшое пятнышко, после чего девочка на пару секунд замолкала, а после истерично плакала и кричала через тряпку во рту (позже это видео изменяли, и казалось, что девочка лишь чуть всхлипывает), силясь не выпустить жидкость наружу, но в конце видео её одежда всегда была полностью мокрой. После того как она освобождала свой организм, убирали камеру и начинали, выплёскивая дурь, сильно избивать девочку, приговаривая, что ей не разрешали ходить в туалет. Девственности девочку лишили через три месяца после «выпуска» с казённого дома, когда на камеру ей приказали медленно засовывать в ещё несозревшее лоно кухонный нож для резки хлеба, держась за обхват ножа, просовывая внутрь лезвие. На камеру ей приказывали улыбаться, и зрелище натужно счастливой девочки, раздирающей свои половые органы, было отвратительно-ужасным, но только лишь для простого обывателя. Как только девочка, закрыв глаза и прикусив губу, дошла да плевы и сорвала её ножом, ей дали её детские трусики, приказали вытереть всю кровь, а потом полностью вылизать окровавленную тряпку до чистоты на камеру. Она плакала, вокруг всё испачкала кровью, кашляла, давилась. Позже она не смогла выдержать, она упала от бессилия в то же место, куда совсем недавно её вырвало. С девочкой часто любили играть. Её наряжали в «суккуба», и она будто бы впитывала в себя жизненную энергию, ей болезненно прибивали подобие клыков, и она время от времени высасывала свою или чужую кровь из губ. А через два года она уже приучилась пить производные жидкости от воды, поэтому самой воды ей давали в два раза меньше. Но не стоит думать, что она сильно голодала. Её держали в такой форме, в которой она казалась в свои восемнадцать четырнадцатилетней девочкой, с глупыми, большими глазами. За эти три года девочка навидалась и почувствовала слишком многого. Она не могла выдерживать настолько большого удивления, вследствие чего часто падала в обморок. То есть это происходило не всегда от недосыпа, от обезвоживания или голода, а чаще от вида каких-то новых идей со стороны взрослых. В конце концов доходило до того, что после всех кошмаров она умоляла родителей прикончить её, но они, милосердно отказываясь, лишь её ругали и били за подобные мысли. 4. Добрались до комнаты не без проблем. Обозлившийся на смену в Новый год охранник, постоянно от недосыпа поддёргивая бровями, стал говорить о том, что заводить людей в общежитие в период праздника нельзя. Семён пытался долго, но безуспешно его утихомирить, а Алиса, взглянув в глаза охраннику, молча поняла его настрой и, положив в паспорт свои сто рублей, взяв при этом студенческий билет Семёна, медленно развернулась на одной ноге. В последний раз посмотрела охраннику в глаза и потащила за собой Семёна. В комнате царил не просто душной воздух из-за батарей, но и небольшая разруха-междоусобица в комнате. Хоть соседи Семёна и уехали недавно, их половина казалась чище и опрятнее, нежели небольшой клочок семёновской земли. Но и не могла комната Семёна и его соседей выглядеть опрятно. Не жил там ни чистый дух, ни признак ответственности, но зато расхаживал пыльный, пьяный, неопрятный призрак лени. Как только зашли в комнату, Семён, после того как разулся, удивляясь своей смелостью, мягко взял за плечи девушку и повесил пальто на близлежащую вешалку. Девушка, отблагодарив его, зашла в комнату. - Чувствуй себя как до… - Семён хмыкнул. Алиса, забавляясь, усмехнулась. - Как скажешь, - и повела плечами. Семён показал на свою кровать, девушка своевольно и свободно расхаживала, позже села. Через пять минут еда была разогрета и подана на стол. - Спасибо, - жадно цепляясь в тарелку глазами, сказала она. Семён сел поодаль, чтобы не смущать и не смущаться. Смотрел на голодную, сдерживающую порыв девушку. Он чувствовал себя неловко. Слева от него сидела малознакомая девушка, а что ей говорить, он не знал. Сидеть в тишине после того, как она поест, было глупо, потому он начал придумывать почему-то неочевидные и немного детские, бытовые вопросы. А пока придумывал, случилось непредвиденное. Слышались приближающиеся, не затухающие шаги вне комнаты. Через миг, как гул нарос, а шагов больше не было слышно, замок, скрипнув, издал истошный вой, дверь широко распахнулась. Вошло пять человек однокурсников Семёна – ни одного из соседей. Видно, что во хмелю, видно по пакетам в руках, что хотят праздновать. Вошли, удивились. Первый из них, пытаясь придать важный вид, слегка пошатываясь, смотрел на девушку, разглядывал её. Не понимал признака её существования. Девушка тихо обратилась к Семёну: - Это кто? - Я не знаю… - пытаясь скрыть испуг, сказал он. Девушка протяжённо выдохнула. Послышался пьяный голос: - Ей-ё, Семён, ты не против, что мы тут отпразднуем? Ничего не поломаем, наверное… Ты это, короче, мы входим. - Против, - послышался голос с кровати Семёна. - А ты ещё кто такая? - Уходите. - Чего, б?.. Товарищи вошедшего засмеялись, начали распаковывать пакеты, ставили бутылки на стол. - Да не бойся, мы тут тихо. Вам точно не помешаем, - с хохотом послышалось из-за двери. Девушка встала и схватила самого активного парня за плечо. - Уйдите, пожалуйста. Он отдёрнул руку. - Да перестань. С нами отпразднуешь. Пошли! - Нет, ребят. Найдите другое место. - Так нам и тут нравится. Девушка обернулась, посмотрела на Семёна. Он встал и хотел уже что-то сказать. Алиса схватила нож, которым недавно резала хлеб. - Товарищи… - Воу, осторожно, деточка. - На х… пошли. Быстро! Все! - Такая маленькая, а такими словами… - Я тебя, б… сейчас порежу, еб… - Так, нож отдай, - парень на миг отрезвел. Алиса держала нож перед собой, смотрела ему в глаза, видя обоюдный взгляд. Смотрела и выжидала, прищуривалась, но взгляд парня так и не сходил с лица Алисы. Через минуту молчания она не выдержала, убрала нож, опустила голову. На глазах появились слезинки. - На… - прозвучал тихий голос. Она подавала ему нож лезвием. Парень усмехнулся: - Нож подают рукояткой. - Я знаю… Девушка не изменила положения своей руки. Так и остался нож в её ухвате, так и остался в недоумении парень. Пожав плечами, он потянулся к ножу, но вдруг Алиса быстро схватила левой рукой его предплечье и воткнула нож в его ладонь. Кровь багровыми следами начала окутывать руку первокурсника, звук истошного крика наполнил комнату, все испуганно всмотрелись в девушку, она, оскалив зубы, медленно проворачивала нож. - Стой, стой, стой, дура, - выдохнул он. - Если вы сейчас все, - она обернулась к товарищам студента, - не уйдёте, я на х… вырежу его руку, и мне нас… куда меня заберут или что вы мне там сделаете. Она снова обернулась к владельцу руки. - Понятно? - Еб… б… Нож… Алиса надавила остриём. - Су-у-у-ука ме-елка-ая… - Быстро, б… отсюда! - девушка вынула лезвие и схватила бутылку. - Теперь эта обезьяна схватила палку… - сказал смеявшийся во всё горло парень. Алиса развернулась и стремительным шагом пошла в сторону голоса. Вошла в окружение трёх парней, огляделась, выяснила владельца – с постоянным ускорением бежал парень, он отделился от остальных и был уже в десяти метрах от комнаты. Остальные показательно сдались, вытаращив руки вверх. Девушка вернулась. Семён, вытаращив глаза, испуганно убрал взгляд от Алисы и с интересом стал разглядывать одноцветный пол. Девушка увидела это зрелище, смягчилась. Другой же парень в этой комнате стоял в голом торсе, оголяя своё небольшое, жилистое тело. Рука его была по-пьяному перевязана футболкой. Он согнул свой небольшой стан и посмотрел на Алису, вновь испугался. Девушка молча встала у шкафа и показала на выход. Парень, дрожа от вида крови и маленькой девочки, свободной рукой успел схватить пакет и, не кланяясь, поспешно вышел. Семён несвойственно быстро встал и закрыл дверь, обернулся, понял, что остался в клетке со зверем. Алиса успокоилась, подала нож Семёну, чтобы не испачкать, позже попросила тряпку, чтобы вытереть кровь на полу, но Семён почему-то решил это сделать с большим фанатизмом сам. Девушка вернулась к еде. Через полчаса решили лечь спать, так как девушка прямо сказала, что не спала двое суток. Посуду всю помыл Семён, полы он тоже вымыл. Легли вдвоём на кровати Семёна, так захотела Алиса. Семён по известным причинам возражать не стал. Подобие ночи настало ещё шесть часов назад, поэтому неутихающий ветер в комнате из приоткрытого окна уже давно заполонил всю округу и мягкой, небольшой негой оставался на полу. С окон светили звёзды, луна, обременённая светом, одаривала комнату мягким, синеватым цветом, поэтому глаза Алисы, её губы, щёчки были несвойственно темны, отдаляя её белый, нездоровый оттенок кожи. Семён же, скрывая от девушки своё волнение, повернулся к стенке. - Семён, - тихо позвала она. - М-м? – промычал он. - Ты испугался? - Ну… - он повернулся, чтобы диалог был с глазу на глаз. - Если честно, то да. - Почему? - Это было так необычно… - Знаешь, я хотела бы поблагодарить тебя за кров, - перебила она его. Ей казалось, что разговор о прошлой теме не имел место быть. Семён усмехнулся: - Пожалуйста… Хотя, наверное, это я тебя должен благодарить. - Думаешь? - Да. Если бы не ты, те ребята бы не дали мне спать всю ночь. А тут ты… помогла. - И как бы ты хотел меня отблагодарить? – Семён увидел прищуренные, заинтересованные глаза. Он ничего не ответил. Не было так никогда ни в жизни, ни в играх, ни в книгах. Он растерялся. - Не знаешь? - Ну… Можешь у меня прожить ещё до конца каникул… - Это и так само собой… - девушка улыбнулась. – Ладно, сейчас. Она пошатнулась, начала вставать с кровати. Одеяло снежным комом обрушилось на Семёна. Мягко ступая на холодный пол, девушка на носочках подошла к своему пальто. Недолго затерявшись, она что-то вынула из внутреннего кармана. Легко подошла обратно к кровати и отошла. Еле дотянулась до шкафа, схватила мыльные принадлежности, налила в стакан воды и положила всё это на стол возле кровати Семёна. Через минуту, замешкавшись, снова легла в кровать. Семён услышал звук чего-то открывающегося. Как только девушка легла, она пододвинулась к Семёну ближе и легонько начала водить небольшими пальцами по животу. А когда наконец увидела волнующийся взгляд, то опустила руку ниже, гладя ладонью скрытые от глаз места. - Ты ч… - Тихо, - совсем мягко сказала она. – Когда я гладила твой живот, ты не возникал. Не мог не увидеть Семён этой диавольской, но такой красивой улыбки, что вмиг своими чарами смогла его успокоить. Семён задрожал, неловко хватаясь за простыню кровати. Девушка, выждав момент, опустила глаза и как бы невзначай спросила: - Давай я сверху? Семён лишь смог кивнуть, давая девушке взять позицию над ним. Она легонько села на него, вытянулась во весь рост и прижалась щекой к щеке. - У тебя ведь это в первый раз? Семён слегка кивнул. - Тогда я буду активной, - утвердительно сказала она, делая ударение на «я». - Хорошо, - с беспокойным выдохом сказал он. Девушка уселась поудобнее, справа потянулась к воде. Намочила руки, чуть-чуть смазала их мылом. - Это зачем? – заметил Семён. - Просто там сухо… Ты не думай, что это... Просто получилось так… Мне правда очень неловко, - стала оправдываться она. - Ну, ладно. Я просто не знаю, как там и что… - Ничего, я тебя ещё научу, - сказала она с улыбкой. - Просто будет не так больно. - Я понял. Девушка начала легко прикасаться к себе в области паха, неловко, нежно и аккуратно дотрагиваясь намыленными руками. - Ладно, я готова. Две секунды Семён ничего не чувствовал, а потом… И сомкнулись, по-животному влились тела, образуя одно целое, неприкосновенное существо. Вмиг яркий спектр эмоций одарил Семёна спелыми, наливными красками нежности и удовольствия. Он закрыл свои глаза и полностью вкушал тот сладкий, девственный плод нежности и объятий, который можно ощутить лишь один, единственный раз, после которого хочется ещё, и ещё, и ещё получить хотя бы какое-то подобие того недосягаемого, далёкого и незабываемого первого, девственного чистого раза. Алиса наклонилась, начала целовать, еле дотягиваясь, его небольшую, красивую, будто бы женскую шею, начала целовать спелые краснотой щёки Семёна, его скулы, плечи… Она брала его руки своими небольшими, но несвойственно сильными руками, а Семён, лишь предвкушая и волнуясь от неопытности, хватался руками за простыню и часто, возбуждённо дышал. - Т… Те-бе уд-об-но? – порывисто спросил он. - Не волнуйся за меня. Сквозь негу, видение прекрасного и виденье волнующего будущего, Алиса понемногу начала увеличивать темп. Она двигалась вверх, вниз, во все направления, не только одаривая лаской и запретными ощущениями себя, но и с молниеносной скоростью возбуждая и своего партнёра. - Я скоро… - вдруг тихо послышалось со стороны Семёна. Девушка улыбнулась. Она и не думала, что так быстро сможет довести человека до того нежного и вмиг угасающего состояния, которым и тешат себя люди всю свою полную горести и малую в радостях жизнь. Она продолжила делать быстрые рывки, чтобы Семён получил не простое удовольствие, но и хотел бы получать его всегда и только с ней. Она уже знала, как получить его тело и волю. Он ей понравился. Одной рукой девушка потянулась к паху Семёна, делая немыслимые движения, приближаясь к его органу. Дотянулась, дотронулась. Семён ещё больше вздрогнул. - Сёма, я ведь тебе понравилась? – девушка слегка напрягла руку. - Прошу, Алиса, не останавливайся… - Понравилась ведь, верно? – Семён не видел за тёмной пеленой её лица, но точно знал, что она улыбается. - Да, да… понравилась… - И ты меня не боишься? - Н-нет. - И ты будешь делать, что я говорю? - Д… Да, буду. Алиса остановилась - Ладно, Сёмочка, последний вопрос, - девушка сжала руку чуть сильнее. – Ты возьмёшь мою фамилию, когда поженимся? - Ч… - Отвечай! – послышался повышенный голос. У Семёна заболел пах. - Это… Так нель… - То есть нет? Семён испугался. - Стой-стой… Нет… Это не это значит! - Либо ты отвечаешь «да», либо я тебе отрезаю всё к х… - Алисочка… - Ещё раз спрашиваю - ты возьмёшь мою фамилию, когда поженимся? Я очень надеюсь, что ты запомнил ту дыру в руке. - Я… Алиса… Правой рукой Алиса потянулась к столу. Семён несвойственно быстро повернул голову и с ужасом увидел, как она нащупала рукоять. - Да-да, я возьму твою фамилию, возьму… Алиса смягчилась и расслабила руку на пахе. - Точно? - Я обещаю… Что возьму. Клянусь… Девушка вся обмякла. - Ты такая лапочка… - она прослезилась, а свободную руку положила на свою щёку. Алиса вновь начала быстро двигаться, за секунду приобретая свой прошлый темп. - Ты… Ты ведь и вправду меня любишь, Сёма? - Да… - Правда-правда? - Прав-да… - Тогда… Тогда скажи, что любишь меня… Выкрикни это, когда закончишь… Выкрикни! Через мгновение комната озарилась признанием в любви. - И я! И я люблю тебя, Семён!.. И я… И я тебя люблю, моё солнышко, мой зайчик… И заплакала Алиса, зарыдала. Долго она потом благодарила Семёна, целовала ему всё лицо, ласкала все места… Ночь они решили не спать. Алиса нежно шептала что-то Семёну на ухо, обнимала его, сильно прижалась к нему, часто целовала. Руки её обхватывали небольшой стан Семёна, а голова была опущена на грудь. От торса парня пахло опьяняющим запахом пота, девушка вкушала его, как мимолётный запах победы. Наконец она повернула голову и взглянула ему в глаза. - Сёма, тебе понравилось? - Да, спасибо… - Ты ведь теперь больше не девственник. Мой не девственник. - Да… - Ты ведь не будешь смотреть на других девушек? - Не буду… Она ухмыльнулась, убрала взгляд на его грудь. - Конечно не будешь… А то будешь девочкой… Всё равно моей девочкой… Она тихо засмеялась нездоровым смехом. Семёну стало трудно от того разговора. Он поменял тему. - Теперь мы будем вдвоём? - Да. Я и ты. - Ну… Нам где-то жить надо… - Я уже подумала над этим. Сначала я у тебя поживу тут на каникулах, буду работать. Потом накопим денег и возьмём «однушку». В кредит, наверное. - А потом? - А потом я буду работать, а ты учиться. Думаю, я нас прокормить смогу… Тебе ведь родители дают денег, верно? - Шесть тысяч в месяц. - Во-от. На тридцать шесть тысяч мы с тобой проживём. Семён улыбнулся, прижал к себе девичий стан. - А потом мы купим квартиру, женимся, у нас будут дети… - она мысленно провела круг рукой, смотря куда-то наверх. - Угу… - А там, глядишь, ты и нормальной девственности когда-нибудь лишишься. Со мной, - девушка прошептала последнее предложение очень медленно, задевая своим языком внутреннюю часть уха Семёна. Алиса забрыкалась, что-то начала снимать. - Неудобно, - пояснила она. Из-под одеяла был выгнан среднего размера продолговатый предмет с поясом и положен на стол рядом с кроватью. - Там у тебя, кстати, не грязно? А то ты, может, там грязненький лежишь? Я вот проворонила насчёт этого. - Вытер, - ответил он, - всё нормально. - Всё нормально, - повторила она и прижалась к Семёну. – Ты теперь мой… Навсегда только мой… Только мой… Только… мой… Сёмушка… - она вобрала в лёгкие несоразмерный объём воздуха и, полностью подрагивая от волнения и от бешеного стука сердца, с облегчением выдохнула. - Только мой…