Дети тумана

Два года назад. В зале суда было невыносимо душно. Присяжные всё ещё что-то бубнили, но Руевит почти перестал их слушать, думая лишь о том, как бы не свалиться позорно. — … в виду смягчающих обстоятельств… …каких ещё обстоятельств, только не трогайте сына… Руевит постарался стереть пот со лба небрежным жестом, но движение вышло неуклюжим, совершенно не аристократичным, и он поспешно поправил пшеничного цвета локоны, делая вид, что так всё и задумано. — …ограничение свободы… Вот тут он уже напрягся — это всё-таки было весьма важно. — … в пределах города и запрет на магию. Кто-то издал явно негодующий возглас, а Руевит облегчённо вздохнул. Всё-таки обещанная взятка (почти все его сбережения!) подействовала и на «неподкупного» судью. А он всегда знал — нет тут безгрешных, все души прогнили. Монархия испортила их всех. И он тоже сгнил, настолько, что всё же носил траур, хоть то и было почти что оскорблением памяти Креусы, пусть то и вызывало у окружающих к нему только большее презрение. Он выпрямился и окинул присутствующих в зале нарочито небрежным, почти презрительным взглядом. Негодуйте, сколько хотите, нет таких людей, к которым у него не найдётся подхода. Ну, одна была. Но, упс, уже нет. К любому найдутся ниточки. Выбираться из города? Пф, зачем, когда у него всё есть тут. Магия? Та, которую он последние несколько лет использовал в чисто бытовых целях? Не умрёт, хотя и считался когда-то магом второй степени. — Яр Аэлий остаётся под его попечительством, — а вот это было сказано с явной неохотой, но Руевит впервые взволнованно встрепенулся. Не отобрали. Конечно, он им и не позволил бы, но какое счастье, что это пройдёт без проблем. Тут он позволил себе ошибку — простой нервный жест, поправил перчатки, совершенно неосознанный, который он понял лишь после того, как совершил. Но охранник рядом (или как они там называются, Руевит не разбирался) тут же предупреждающе дёрнулся: — Руки! Перчатки снял. — Как грубо, — протянул ехидно и с явной неохотой повиновался Руевит. Движения были нарочито медлительны, перчатки на стол перед собой он положил предельно аккуратно. Чуть пошевелил пальцами, покрытыми множеством уже заживших шрамов, демонстрировать которые он не горел желанием (как и отсутствие мизинца), но показал пустые ладони. На лице охранника промелькнула гримаса брезгливости, но Руевит не дрогнул, напротив, гордо выпрямился, подстёгнутый чужим презрением. Он, бывший доносчик, к нему просто привык. Браслет защёлкнули на его запястье буквально через минуту. Хорошо хоть выглядел тот прилично, из серебра, но все равно холодил кожу и ощущался настоящим наручником. Хотя Руевит сразу прикинул, что, скорее всего, чары можно и взломать — ну не существует заклинаний, позволяющих по-настоящему огранить колдовство, ведь магия в большинстве случаев черпается из внешнего мира. Только ему все равно некого попросить этим заняться. — Успокоились? — сухо поинтересовался Руевит, тряхнув локонами и натягивая обратно перчатки — уже куда быстрее. Судя по отсутствию ответа, да. Суд окончен. Руевиту оставалось лишь тайно расплатиться — и всё, относительная свобода. Впрочем, этого пока было более чем достаточно. *** Год назад. «Ненавижу, ненавижу, ненавижу». Мысль болезненно билась в висках, пока Морена поспешно собирала вещи, кидая самое необходимое в большой отдел сумки. «Ненавижу, ненавижу, не…» — …навииижууу! — с болезненным стоном стукнула кулаком по стене. Костяшки пальцев уже были сбиты в синяки, но ей было все равно. Боль и злость требовали хоть какого-то внешнего выплеска, иначе они бы разорвали её изнутри. Она больше так не могла. Морена перекинула сумку через плечо, оглядывая комнату. Наверняка что-то забыла, но задерживаться больше не хотела. Взгляд остановился на зеркале — пшеничного цвета волосы были стянуты в тугую косу, платье сидело чуть неуклюже, глаза, вообще-то синие, покраснели и распухли от слёз. Уродина. — Ненавижу! — заявила Морена зеркалу — и вышла из комнаты, аккуратно, почти беззвучно прикрыв дверь. Прочь, прочь, прочь. В никуда — но прочь. Закрывая за дверью прошлое и в то же время относительно благополучную жизнь. Она ведь была сыта, одета-обута — у многих не было и этого. А она недовольна. Плохая дочь, ужасная, отвратительная. Уродина. Лучше бы она умерла. Все так думают — и родители, и братья с сёстрами. А если и не думают, то им она нужна не более, чем как няня и служанка. Она сама точно в этом уверена. Лишь очутившись в двух кварталах от дома, Морена остановилась и перевела дух. Надо было остыть и ещё раз подумать. Дома никто ещё не понял, что она сбежала. В принципе, она может сделать вид, что просто выходила погулять, и вернуться. А потом всё вновь продолжится. Постоянные издёвки, перекидывание ответственности, ругань, а иногда и чего похуже. Морена вздрогнула и нервно, болезненно передёрнула плечами. Спина всё ещё ныла. Девушка оглянулась назад, туда, откуда пришла. Никого знакомого. Ужасная дочь. «Первый блин комом». В горле опять запершило от слёз. Готова ли она оставить всё, как было? Она ведь привыкла. Ей не было всё время плохо. Так, временами. Обычно где-то раз в день. Наверное, все так живут. Она же старшая. Она должна уметь терпеть и прощать. Морена глубоко вдохнула и, прислонившись к какому-то забору, осторожно приоткрыла сумку и, стараясь действовать как можно более незаметно, пересчитала деньги. Надолго этого не хватит, придётся работать. Но удастся ли одинокой шестнадцатилетней девушке, не имеющей никакого образования, кроме школьного, найти работу? Приличную, как минимум. Да и здесь её найдут, легко найдут — а искать будут. Родители же не могут уронить свою репутацию перед соседями и знакомыми. А она, как минимум, может очень легко наткнуться на кого-нибудь из них на улице. Можно попробовать сбежать в столицу и там поступить в университет — она, кажется, была не очень глупой, может, и выйдет прилично сдать вступительные экзамены. Но к ним все равно нужно готовиться и где-то жить ближайшую пару месяцев. У неё был там лишь один родственник — двоюродный брат, о котором в семье предпочитали не вспоминать. Преступник. Вряд ли он согласится, чтобы она пожила у него. Она, правда, может предложить ему помощь по дому… Кажется, у него ещё есть маленький сын, а она привыкла возиться с детьми, знала, как с ними обращаться. Может, этим она как-то сможет отплатить, если он поможет. Домой или в неизвестность. Всем разумом она стремилась обратно. Но… Морена чуть закатала кружевной рукав, глядя на синяк на запястье и красные полосы выше от её собственных коротеньких ногтей. В неизвестность. Она поправила рукав и решительно направилась искать извозчика, готового за относительно приемлемую цену довезти её до столицы. *** Поездка все равно обошлась Морене дороже, чем она думала. Хотя это логично — не на речку же едет. Да и лошадь тоже кормить надо. Она прибыла в город уже ближе к ночи. Да ещё и оказалась на окраине. Адрес у неё был — она давно уже выписала его себе, на всякий случай (только бы не переехал!), но вот о том, что можно было попросить довезти её чуть ли не до порога за дополнительную плату, не додумалась. Пришлось быстро искать гостиницу — Морена никогда ещё не находилась вне дома, в незнакомом месте, так поздно, и страшно было до дрожи. К счастью, её поиски увенчались успехом, но всю ночь она не могла уснуть — просто сидела на кровати и смотрела в стену или в потолок, думая, волнуются ли родители. А вдруг волнуются… Они же её, дурёху и уродину, наверное, все равно любят, раз столько лет терпели. А она их доводила. Если она вернётся… или кузен её вернёт — вряд ли она когда-нибудь ещё сможет что-то сделать самостоятельно. Ночь прошла медленно, в мучительных и болезненных раздумьях, слезах и кошмарах под утро. Завтракать Морена не стала: во-первых, не было аппетита, во-вторых, лишних денег. Да и есть пришлось бы в столовой под чужими взглядами, а она обжора, вечно голодная, наверняка будут смотреть и думать, куда ей так много. Да и хотелось побыстрее приступить к поискам. Главное, если он решит донести родителям, сразу убежать. Бегала Морена плохо, но ничего, надо будет постараться. А может, он согласится молчать за деньги. Морена пошла пешком — регулярно расспрашивая прохожих (наверняка её считали глупой провинциалкой), очень внимательно озираясь по сторонам и опасаясь, что у неё что-нибудь украдут, нервно сгрызая и без того уже обкусанные ногти и дёргая себя за кончик косички, крысиным хвостиком лежащей на груди. Времени было уже за полдень, когда она наконец нашла. Дом выглядел очень богато, был обнесён высоким, но красивым забором и, судя по рассказам родственников, заносчивому кузену вполне подходил. Хотя сад, пожалуй, запущен. Руевит Аэлий, значит. Морена с минуту постояла перед калиткой, собираясь с силами, прежде чем решилась войти на территорию дома. Осторожно постучала по белоснежной двери — н-да, это не то что дома. Откуда у кузена столько денег на поддержание всего этого в таком порядке? Тишина. Пришлось повторить громче, но опять ничего. Морена разочарованно вздохнула. Ещё одна хрупкая ниточка надежды оборвалась, как всегда бывало в её вышивках. (У неё очень неуклюжие руки.) Она направилась уже было на улицу — но в проёме калитки столкнулась с кем-то. — Так, а ты ещё кто такая? — требовательно вопросил мужчина, перенося вес ребёнка, сидящего у него на руках, на другую руку. На запястье у него блеснул браслет. — М-морена, сэр, — растерянно отозвалась девушка. Она ни разу не видела кузена с детства — но он был очень похожим и на неё, и на других родственников. Только выглядел аккуратнее и аристократичнее. Вот вам и преступник. Пшеничные волосы спадали на плечи аккуратными локонами, синие глаза прищурены и смотрели на неё с подозрением, весь такой холёный, даже в белоснежных перчатках. И этот браслет. Картину портил только ребёнок — который выглядел, ну… обыкновенно. По-детски. Волосы чуть темнее, чем у отца, встрёпаннее, а глаза такие же синие, только очень наивные. — Дай мне пройти, — приказным тоном оповестил её Руевит, и Морена послушно сделала шаг в сторону. Мужчина же прошёл к двери и, поставив осторожно ребёнка на крыльцо, принялся открывать дверь. Не оборачиваясь, поинтересовался: — Ты ко мне? — Д-да, сэр, — кивнула Морена, убирая чёлку за ухо и одёргивая подол платья. На таком фоне она казалась ещё большей неряхой. — Проходи, — вздохнул Руевит, отпирая дверь и пропуская её и ребёнка вперёд. Захлопнул. Морена испуганно сглотнула — так запасной план с побегом становился сложнее, но кузен истолковал её испуг по-своему: — Не бойся, не зарежу. Ты не моя жена, — почему-то с горечью. По версии семьи, он её убил из ревности, но Морене такой повод казался очень… противным. И жутким. Но тут явно было не то место, где с таком нужно признаваться, да и выбор у неё был очень так себе. — Я тебя узнал. Ты какая-то там сестричка. Дочка тёти Лады, вроде. Морена с трудом кивнула. Зря она всё это затеяла. — И что ей надо? — голос Руевита вновь прозвучал весьма раздражённо. — Денег лишних у меня больше нет. Связи, увы, сейчас совсем не те. Я убийца, знаешь? Морена отпрянула и выдавила из себя: — Н-не ей. Мне надо. М-могу я у вас остановиться ненадолго? Руевит медленно прикрыл глаза и вновь их открыл. Ребёнок же умчался куда-то в недра дома. Активный малыш. Кажется, ему четыре, вспомнила она. — Что? — Остановиться. Правда ненадолго! — пообещала она. — Я могу помочь с чем-нибудь. И деньги у меня есть. — Девочка, у тебя головушка здорова? — хладнокровно отозвался Руевит, постукивая пальцами по стене. И тут Морена уже не выдержала и разрыдалась. Громко, отчаянно, устало, как ребёнок. Может, лучше просто утопиться? И сразу всё закончится. Она так устала! Руевит же первую минуту всё так же хладнокровно простоял — уже привык к детскому плачу, но вскоре не выдержал и потряс Морену за плечи. — Всё, всё, хватит. Выпьешь чаю и всё объяснишь. Без истерик! Она успокаивалась медленно и, плетясь за Руевитом на кухню, продолжала ещё всхлипывать и по-детски размазывать слёзы по щекам. Устала. Если откажет — точно всё закончит. Нет больше сил. Чашку в руки ей буквально всунули. Глотнула она нехотя, но постепенно утихла и всё рассказала. Кратко. Безэмоционально — будто перекрыли внутри что-то. Но он понял. Кажется, Морена впервые в жизни это почувствовала. Руевит продолжал что-то выстукивать пальцами, не снимая перчаток, теперь уже по столу, но в лице что-то неуловимо изменилось. Морена впервые подумала — он ведь явно порвал с семьёй намного раньше, чем… стал таким. Причина была какая-то иная. А её никогда никто не упоминал. — Знаешь… — протянул он наконец. — Ты можешь остаться. Не надо денег! — почти прикрикнул, заметив, как она дёрнулась к брошенной рядом со стулом сумке. — Просто будешь у меня в долгу. Мне не нужны деньги. Морена медленно кивнула. — Родители твои обойдутся пока без сведений о тебе. Если захочешь, сама им напишешь. Тебе вещи какие-то новые нужны, наверно? Морена ещё раз медленно кивнула — думая, что, возможно, в этом какой-то подвох. И о том, что, если он и есть, то она совершенно не хочет об этом сейчас думать. Совсем не хочет.