Всё уничтожить

- Завтра мы не встретимся снова. Не встретимся, потому что я мёртв. Меня убили, растоптали, воткнули нож между рёбер и прошлись лезвием по внутренностям, задушили удавкой (подкравшись сзади - нечестно), оплевали... И так постоянно. А знаешь почему? Потому что я не такой, каким они хотели бы меня видеть. Потому что я отклоняюсь от стандартов этого общества, ухожу от заданных норм, рушу рамки, выстроенные сраными эгоистами, проживающими день за днём в душном гробу стереотипов. Ты спросишь, кто виноват в этом? Граждане? Белые подростки? Правительство? СМИ? - Я не знаю. Я знаю лишь то, что завтра какой-нибудь взрослый "правильный" человек посмотрит на меня как на кусок дерьма. А потом те, что помоложе, покажут средний палец и швырнут что-то мне в голову. Но я привык. Я привык чувствовать себя лишним, ненужным элементом в механической системе сего мира. Привык ощущать физическую боль и кровь, струйками стекающую по вискам. Металлический привкус крови так приятен. Или привычен. Всё ли приятно, что привычно? - Нет, обычно наоборот. Туго затягиваю шнурки на армейских ботинках, хватаю старый потрёпанный рюкзак, проверяю, на месте ли две мятые купюры. Я выхожу на улицу, полную смога и шума (Нет, на самом деле, я вышел на враждебную территорию; на охоту, где жертва это я). Кинг уже ждёт меня в своей старой колымаге. Ближайшие пару часов я проведу как обычный, даже счастливый человек. Вокруг будут те, кому можно довериться, вокруг будут друзья. И я смогу веселиться, смеяться и не ждать новой порции боли. В такие моменты я ощущаю себя колючим ёжиком, которого, наконец-то, выпустили в родной лес. Ловлю себя на мысли, что испытываю к себе жалость. Нет, я не могу быть жалким, ведь я ещё не подчинён. Чутка поломан, поцарапан, покоцан, как машина Кинга, но не подчинён. Наше правительство регулярно выпускает новые законы, желая подмять под себя всю страну. А потом цепляется к тем, кто не подминается, не движется по инерции. К таким как мы особенно любит цепляться. Они видят угрозу в цепях на наших одеждах, когда угроза - это строй, который они создали. - Мы все рабы этого государства. Алкоголь, наркотики и беспорядочный секс не прерогатива панков. Даже не молодёжи в целом. Это побочный продукт деятельности наших правителей. Это то, что помогает людям отключиться от этого дрянного мира. Драки, дебоши и преступления не прерогатива панков. Это то, что выражает протест. Но они не хотят признать этого, ведь списать всё на глупых людишек легче. Ну и чёрт с ними. Я поворачиваю заляпанное колёсико на себя, и звук становится громче. Играет новый альбом местной группы. Они выступали в нашем клубе однажды. Отличные ребята - целиком и полностью отдаются своему делу. А потом слышат оскорбления и критику в свой адрес и видят статьи в дешёвых газетках, кричащие, что их группу запретили в очередном регионе. Местные власти любят запрещать "плохие" группы. Они боятся их текстов, боятся бунтов и общественных протестов. Зря они это. Донести всю суть до марионеток этого царства почти невозможно, а их большинство. Меньшинство - это мы. И мы на дне, а большинство (то бишь тупое стадо) харкает в нас желчью и пинает новомодными ботинками. Я мог бы бесконечно размышлять о политике, психологии людей и смысле жизни. Меня не смущал ни Кинг, кричащий из грязного окна автомобиля благим матом, ни брат, прижимавший к себе ту тощую брюнетку, что таскается с нами уже месяц. Но в поле зрения появилась ты. Рот машинально растянулся в улыбке, образовав мимические морщинки, а весь организм окатило волной нежности и тепла. Ты знаешь, это так приятно. "Панки - это преступники, злодеи, мусор". Разве мусор может испытывать светлые чувства? Пока нас обвиняют в асоциальности, мы крепко дружим и стоим друг за друга горой. Пока нам приписывают разрушения, мы искренно любим и строим планы на будущее. Пока в нас видят воплощение зла, мы заботимся о детях и животных. Ты спросишь: "А не слишком ли вы пушистые?". Нет-нет, конечно нет. - Агрессия вызывает ответную агрессию. Панки - обычные люди. Мы умеем чувствовать. Агрессию в том числе. И мы, как и любой другой человек, хотим доказать, что что-то значим. Поэтому я прижимаю тебя крепче, вдыхаю аромат твоих волос. Он почти приятный, но табачный дым всё портит. Дурацкая привычка. Но я готов тебе её простить. Я всё готов простить, ведь ты личность, и это твой выбор. Спасибо, что пробудила во мне новую жизнь. Когда ты забинтовывала рану у меня над виском тем вечером, ты подлечила и больную душу. - Но завтра мы не встретимся снова...

***

Меня убили в очередной раз. Убили, потому что вновь не хотели понять. Проехались по искалеченному телу четырьмя колёсами отцовского Range Rover. Ломали каждую кость, выворачивали тело наизнанку, рвали ткани и хрящи, вдавливали внутренности. Я находился в сознании, я чувствовал каждый хруст своего скелета, чувствовал каждое дьявольское колесо. Это ломаемое тело обеспечивало мне жестокую жизнь на протяжении нескольких лет (но я ещё так молод), теперь оно превратилось в мешочек, наполняемый кровью ежесекундно. Ты знаешь, умирать совсем не больно. В чудом сохранившейся голове возникали образы. Возможно, я видел будущее, ведь там плакали мои родители. Родители слепили это тело, что деформируется под колёсами машины, и подарили мне жизнь, которая исчезает в это самое мгновение. Я видел, как плачешь ты, уткнувшись в шёрстку Стаута. Видел своих друзей и своих убийц. И в этот раз меня убили по-настоящему.