Чёрная, белая, чёрная

      — Ты посмотри на неё внимательней, она же просто всем своим видом буквально кричит: «Убейте меня!» — сказал Мелло, придирчиво осматривая полосатую кофту друга.       Мэтт на секунду отвлёкся от игры. Неужели Мелло настолько довела несчастная тельняшка, что даже на скупую шутку разорился?       — Пусть кричит. Мне не мешает, — последовал ответ. Заметив, как помрачнел друг, Мэтт добавил: — И вообще, это — моя парадная рубаха для выхода в свет.       — Вот поэтому ты и сидишь дома, — заметил Мелло.       Кофте — лет пять без малого. Мэтту она нравилась. В ней было тепло осенью и в холодные вечера, а весной, если закатать рукава, не очень жарко. Её монохромная расцветка напоминала саму жизнь: чёрная полоса, белая, чёрная, белая… Как месяца считали по костяшкам пальцев, так Мэтт считал по кофте периоды удачи и провалов.       В особо тяжёлые времена, когда мрачная полоса жизни казалась слишком длинной, тельняшка напоминала о тех беззаботных днях в Вамми-хаусе, когда, вместе с Мелло, они забывали о своём сиротстве и играли в пиратов. Правда, временами Мелло вспоминал, что он — юноша уже взрослый, такой ерундой ему не по годам заниматься, и потому на некоторое время игра прекращалась.       Не то чтобы Мэтт был сентиментальным, нет. Просто у него кроме совсем скромных пожитков, Мелло и воспоминаний ничего больше не было.       Ну, хорошо, он преувеличивал. Конечно же, было ещё кое-что. К примеру, незаурядный ум, просмоленные лёгкие и личные рекорды в любимых играх.       — Это не просто кофта, — не отрывая взгляда от экрана приставки, заявил Мэтт с зажатой в губах сигаретой. Выдохнув дым, добавил: — Это одна большая фотография жизни.       Он не стал уточнять, что его жизни. Не потому, что очевидно, а потому, что неправда. Справедливее было бы сказать «нашей жизни», ведь все свои травмы монохромная кофта получила в те моменты, когда её флегматичный хозяин был рядом со вспыльчивым другом.       Мелло лишь головой покачал. А Мэтт, перейдя на новый уровень и докурив до фильтра, отложил в сторону приставку, привычно забросил бычок в пепельницу и принялся рассматривать свою растянутую, выцветшую кофту.       Созвездие мелких дырочек почти у самого края — это чёрт пойми как получилось год назад. Мэтт точно помнил, что заработал их во время падения после потасовки с какими-то отморозками. Ситуация стандартная: Мелло им не понравился, они не понравились Мелло, а первым в глаз получил Мэтт, который хотел разрешить всё мирным путем. Не сказать, что он удивился — в Вамми-хаусе жертвой подобных обстоятельств он становился неприлично часто. Дружба с Мелло дорого обходилась. Но вся боль и разочарование окупались, когда друг с яростью и гневом нападал на обидчиков Мэтта. В тот раз тоже решил отомстить за него. И всё прошло бы хорошо, не приди к отморозкам помощь. Пришлось Мэтту с Мелло спасаться бегством. А утром они сидели и считали друг у друга синяки и ссадины с кровоподтёками, почему-то смеясь до слёз.       Не отмывающееся пятно на груди — от первого хот-дога, купленного после побега из Вамми-хауса на первые украденные деньги.       Не отмывающееся пятна на рукаве — от первой драки с Мелло после побега из Вамми-хауса.       Заплатка между лопаток — от неудачного опыта Мелло покурить. Мэтт до сих пор не понимал, как ему удалось прожечь ткань на спине сигаретой, но погружаться в детали этой истории не хотел. Ну, прожёг и прожёг дырку на спине. Это же Мелло, от него чего угодно можно ожидать.       Откровенно говоря, кофта уже никуда не годилась. Разве что полы ей мыть. Но юноши не были практичными хозяйками, и полы не мыли.       Из-за внешней непрезентабельности любимой вещи, Мэтт купил меховую жилетку. Ну, и ещё потому, что холодно стало. И потому, что Мелло надоел шипеть, мол, его тошнит от монохрома в горошек — в пятна и в дырки — надоел ворчать о том, что воспаление лёгких Мэтту будет не к лицу.       Не то чтобы Мелло ненавидел консерватизм, нет. У Мелло тоже ничего не было, кроме скромных пожитков, Мэтта и собственных воспоминаний, половина из которых были отпечатаны на раздражающей его тельняшке.       Ну, хорошо, были еще повышенный сахар в крови, харизма вкупе с незаурядным умом и мафия.       Мелло любил возводить мосты, с гордостью вышагивать по ним, а затем сжигать. Заминировать и взрывать. Мелло любил оставлять после себя пепел и пустоту.       Мэтт так не умел. Ему всегда нужно было ощущать кончиками пальцев ту нить, что связывала его с прошлым. Нужно было считать чёрные и белые полосы жизни, смотреть на старый разбитый телефон, тыкать пальцем в молниеподобную трещину на экране и многозначительно улыбаться, глядя на друга, и наслаждаться его раздражительным цоканьем. Ну, потому что пьяный Мелло уж очень смешно разбил его своим лбом.       — Я его выброшу в окно, клянусь тебе, — сквозь зубы цедил он, и несильно, но красноречиво, пинал хохочущего Мэтта ногой. Или локтём. Чем удобнее было.       Но ни разу он даже не попытался угрозу воплотить в жизнь. Как бы зол он бы ни был, всё же понимал привязанность Мэтта к вещам. И, положа руку на сердце, мог признаться: тот случай с телефоном правда был смешным.       Они оба жили в хаосе: Мелло создавал хаос из ничего, становился им, уничтожая всё на своем пути; Мэтт же собирал его по крупицам, бережно сохранял разрушения, чтобы затем в особо тяжёлые времена утешать себя и друга их общим прошлым, которое они старательно насыщали смехом и дурными, но на утро весёлыми историями.       Когда же Мелло кинул другу купюры, чтобы тот наконец сходил и купил себе новую одежду (иначе сам выберет что-нибудь на свой вкус, пригрозил он), Мэтт заказал себе кофту через интернет-магазин. Ну, потому что честные американцы, которых без лишнего шума убрали мафиози, умирали не за то, чтобы Мелло с единственным товарищем по несчастью голодали и мёрзли, как сказал он. Мэтту, у которого невольно пробежали мурашки от этих слов, совесть не давала перечить другу.       А Мелло через пару недель лишь недоуменно поднял брови в немом вопросе, глубоко вздохнул и махнул на Мэтта рукой, после чего демонстративно вышел из комнаты.       Мэтт улыбнулся. Конечно, он купил новую тельняшку специально. Назло Мелло. Ну, и потому что считать белые и чёрные полосы их общей жизни — подобно тому, как считали по костяшкам пальцев месяца — удобнее с помощью именно монохромной кофты.