Эвкалипт, тряпка, чернила

      — Да чтоб вас высший нетопырь пожрал! — выругался молодой недонекромант, зажав ваткой с обеззараживающим раствором лопнувший волдырь на пальце.       Выругался. Замотал аккуратно бинтом. Приноровился уже. Который раз бегает в лекарскую обитель. Столько бегал, что местные лекари отказались уж его лечить. Показали, что да как, полочку отдельную выдали со всем нужным и наказали не беспокоить.       А что он?       А он ниче.       Благодарствует и только. Видеть больше лица этих глупых клуш не мог. Все такие миленькие-светленькие. При начальстве и когда кости перемыть чужие охота. А так - и отравят, и ожог сами поставят, и кость переломают, и скажут потом, что так мол и было.       Вышел с лекарского крыла, повздыхал печально над уборочным инвентарем — ведром с водой, шваброй и всякими тряпками да губками, - подхватил его и пошел дальше отбывать наказание.       Шел он долго. Через всю великую, прекрасную, незаменимую, помпезную, престижнейшую и вообще самую-самую - ибо единственная - Магическую Академию имени некого Думбашгеровича. Кем был этот Думбашгерович, история всемирная умалчивала. Или не знала. Некромант искал. Всю библиотеку перерыл. Даже в таинственную и неизученную информационную бездну полез, которая стрёмно так называется - Интйэрнйэт, не поленился ради этого дверь в запретный зал взломать по ночи. А толку…       И вот цель его пути была в паре шагов. Даже меньше. Руку протяни — и дверь откроешь. Но не судьба. Встретил его, никак специально поджидал, старый хрыч, он же директор великой, прекрасной, незаменимой, помпезной, престижнейшей и так далее Магической Академии Садакат Наисветлейший.       Насмешка ли это была мироздания, но директор был чернее попы подземных чертей. Чернильно чёрные волосы, брови, глаза — зрачки, радужка, белки, ресницы, ногти, кожа… Некромант готов руку на отсечение дать, или нет, зуб отдать — а ведь важнейший элемент тела каждого магически одаренного, не жалко... Так вот, зуб готов был отдать, что душа у этого старика была такой же черной… А вот магия наисветлейшая.       Ха.       — Анокра, мальчик мой, как продвигается работа? Осознал ли свои ошибки? — и улыбается так гаденько. Противное зрелище. Аж оторопь берет. Да у этого и зубы черные. И язык.       Директора он ненавидел. Директор его тоже.       Между ними всегда сверкала горячая, страстная ненависть.       Первым начал этот круг ненависти директор. Почему? Загадка.       Анокре на самом деле плевать. Было. В самом начале. Ну в самом деле, ну живет и руководствует где-то черный, как испражнения гиппогрифа, маг, и светится в ночи, кстати, так же, ну какое ему, Анокре, до этого дело?       А испражнениям... тьфу! Директору дело до сельского некроманта было, и еще какое. Это началось с первой минуты, нет, секунды, нет! Это началось в тот миг, как Анокра переступил порог магической академии. Ну или в тот миг, когда был зачислен.       Не суть важно. Садакат притеснял его как мог.       Баллы занижал. Помечал отсутствующим при живом, хотя в случае некроманта это не показатель; присутствующем - вот! - некроманте. Навыки принижал. Завуалированно оскорблял. На практику не пускал. При других мастерах унижал. Да даже комнату в общежитии не выделил! Бедный ученик вынужден снимать комнатушку в квартире у гремлинов в соседнем от студенческого городке и каждое утро в академию на магическом змее ездить. А это по карману бьет. Сильно! А он всего лишь сельский некромант. Так что еще и работать должен. И учиться. Вот.       Только вздохнул печально некромант.       — Конечно, директор. Вот в процессе осознания, — как же хотел он ведро с мутной водой на голову этому магу вылить, авось посветлел бы и телом, так сказать.       И всё бы хорошо, если бы старый хрыч ушел подобру-поздорову. Так не-е-ет: он стоял. И говорил, говорил, говорил, говорил…       В стенах академии распространился переливчатый звон сотен колоколов. Занятия закончились, все адепты покинули классные комнаты и направили свои смертные тела в общежитие, в бары, в отдаленную библиотеку, да куда угодно, только прочь из цитадели знаний. Да вот беда, львиная доля носителей этих знаний прошла мимо бедного Анокры и вдоволь посмеялась над незадачливым некромантом. Ну конечно! Отчего ж не посмеяться! В мире, где 90% всего решалось магией, в магическом сердце этого мира, в школе магии, адепт маг держал в руках уборочный инвентарь и вынужден был заниматься ручным трудом! Без магии!       Вот этого Садакат похоже и добивался, иначе чего было бы ему рапинаться битый час не пойми о чём.       Как же Анокра его ненавидит. Видит Азырен, неспроста это. Ой неспроста.       Но неважно: директор ушел, а к насмешкам некромант привычен. Пусть смеются, пока могут. Вот случится чего через пару лет - сами приползут, на коленях милости его просить будут, ноги его лобызать. Ведь он не какой-то там стихийник, бытовик, ведун, или, не дай Великий, хранитель искусств. Он — некромант, сильнейшая боевая единица. Единственный за последние две сотни лет.       Вот выучится, и все они попляшут у него. Всех в могилу сведет. Сам Азырен ему свидетель.       А пока молодой некромант подхватил уборочный инвентарь и наконец зашел в класс природников. Не класс, а теплица, если уточнять. Огромная. Не поленились мастера пространственной магии, расширили на совесть.       Вот только радости от этого Анокре никакой. Теплица была очень далека от общепринятого понятия, образа и даже подобия теплицы. Почему?       Поаплодируйте огневикам.       Эти… вспыльчивые выродки бездны не знали никаких границ.       А директор только поощрял их. Как же. Будущие воины растут. Тьфу! Вот и выросли идиоты безмозглые. Как еще их назвать?       Некромант подвернул рукава свободной рубахи. Перехватил поудобнее швабру и преступил к драянию пола.       Он ненавидел не только огневиков. Водников - за бесхарактерность. Воздушников - за глупость и недальновидность. Магов земли - за неопрятность. Природников - за высокомерие. Бытовиков - за корысть. А менталисты, думалось ему, вообще будто родились с завышенными чувством собственной важности и самомнением.       Но сейчас больше всего он ненавидел огневиков.       Эти ироды устроили дуэль в теплице. Поэтому о том, что тут теплица, напоминает только табличка на двери снаружи и дерево, - высокое такое, ветвистое — единственный выживший в этой дуэли.       Дуэлянтов спасти не смогли.       Анокра оценил фронт работ. Присвистнул. Разбитые горшки, измятые и выжженные рассады. Весь пол в земле и удобрениях. Аромат тот еще, да. Стены, потолки в подпалинах. Полки с семенами уцелели едва-едва, хотя тоже местами обуглились. Вокруг валяются ошмётки растений, деревьев, дуэлянтов. Как ж деревце-то выжило…       Тут не каждый бытовик справится. А запрягли бедного некроманта. Нет, не было бы ограничений в использовании магии, было бы всё просто. Поднять пару трупов, - в крайнем случае собрал бы по кускам незадачливых дуэлянтов - задать мысленный приказ и всё! Те вывернулись бы наизнанку, да выполнили бы. Но нет! Мучиться надо! Своими руками всё счищать!       Но, как говорится, глаза боятся, а руки делают.       Начал некромант с выжившего — того самого дерева. Как ж оно называлось? Оттирал он тряпкой копоть с горшка, согнувшись в три погибели, и ругался - громко, без стеснения.       — Поганые огневики… — душу разрывало осознание несправедливости. Всем остальным адептам позволяли вдоволь практиковаться не только в пределах академии. Каждый мог устроить себе комфорт магией. Огневики не мерзли зимами, щелчком пальцев зажигали печи и костры. Водники устраивали в бассейнах волны для сёрфинга. Вокруг воздушников вечно парила какая-нибудь, да мелочь. А стоило бедному некроманту поднять пару мертвяков домашними делами заняться, так сразу - угроза королевству!       — И чем тебе, солнышко, огневики не угодили? — хмыкнул кто-то басовито прямо над ухом.       — Не смейте меня так называть! — подскочил уязвленный некромант. — Ай! — подскочил, да и схватился за спину. Пара позвонков подозрительно хрустнула. Такая физическая нагрузка для магов слишком непривычна. Особенно рабский труд. Особенно для неподготовленного к подобному. Особенно белоручке вроде местного недонекроманта.       — Ладно-ладно, — поднял примирительно руки Саламандр — мастер огненной магии, он же один из военачальников Поднебесной, — ты только не дергайся, - мужчина обворожительно улыбнулся, сверкая ямочкой у левого уголка губ.       Часто внешность меняется под действием внутреннего источника магии. Саламандр - живой тому пример. Обладатель редкого вида белого пламени. Высокий ростом 105 дактилей*, с рыжей копной волос, сильный, коренастый такой.       И верх одежды всегда подбирают в цвет. Вот тот же Саламандр. Брюки черные, белоснежную рубаху с большим вырезом подпоясал широким алым поясом.       Смотришь на таких и понимаешь, в ком горит жизнь.       Анокра же тут проскочил по всем пунктам.       Судьба определенно имеет злое чувство юмора, но отыгрывается отчего-то только на конкретных личностях. Вот, скажем, на директоре — светлейшем с чернейшим телом — и на некроманте. Кому скажешь, не поверят. Казалось бы, представитель наитемнейшей ветви магии должен соответствовать и внешне. Ан нет!       Некромант отличился светлой шевелюрой. Прядки платинового и тёплого пшеничного цвета перемешались на голове, полной знаний едва ли светлых, и красиво искрились белизной на солнце. Личико белое, но не мертвенно-бледное, а тепло-молочное, легко румянилось от ветра, от жары, от смущения, от стыда, от злости. И глаза сверкали кристальной голубизной.       Солнышко, как есть.       С одеждой тоже промахнулся, спасибо матери. Он-то сельский житель. Там про всё это слышали едва-едва. Мать вот если и знала чего, плюнула с высокой башни. Давно хотела ребенка получить, девочку, чтоб помощница в доме была, чтоб унаследовала все женские премудрости. Да шли годы, а ребенка нет и нет. Подумывали уже с отцом к лекарю пойти, да не сельскому, а городскому, но повезло и понесла-таки мать. И когда положено было по времени, появился на свет ребенок. Мальчик. Светленький, здоровенький. Но мальчик.       Мать не отчаивалась. Отец если и пытался что сказать, не с матерью ему тягаться. Так и появилась в селе девочка Анокра. Мать не давала отрезать волосы, одевала "её" в голубенькие платьица да плела косички; учила готовить, смотреть за домом, за хозяйством, вышивать. Бегала Анокра по селу в своих платьицах с другими девочками и горя не знала, пока не стукнуло ей 14 лет, пока мальчишки не зажали еще хрупкого Анокру за сеновалом, не задрали платьице всё такое же голубое и не объяснили уже ему, что не девочка он вовсе, а мальчик.       Скандал случился знатный. Тогда же на пике эмоций поднял он - чисто случайно! - первых своих мертвяков. Платьев после, разумеется, больше не носил. Одежду всю сменил на чёрную, но в дань памяти былым дням вышивал на них руны голубой нитью. А длинные косы, что были почти до пят, безжалостно срезал, только на длине не остановился: обрил на висках волосы и на затылке. Только чёлку косую оставил, чтоб прикрыть один глаз.       С матерью некромант не разговаривал по сей день.       Трупов тоже не упокоили.       Легким движением руки адепта развернули лицом к дереву.       — Давай посмотрю, чего ты там себе повредил, — рубаху задрали - и вот пальцы сноровисто прощупывают позвоночник. — Делаааа, — уныло протянул огневик, — вот что бывает, когда физических нагрузок нет. Тебе б к костоправу, солнце. Ты где так спину надорвал?       Спрашивает, а отпускать не спешит. А как некромант не изворачивался, вырваться не мог. Куда там его 87 дактилям** со 105 тягаться. Выдохся Анокра быстро. Вот и не пытался больше трепыхаться. Махнул рукой на теплицу.       — Второе за сегодня такое убирать надо. До этого за алхимиками опыты убирал, — он скривился только при воспоминании. Взорвавшиеся котлы — то еще зрелище.       Удивился огневик не на шутку. Что могут выдать алхимики, он знал по временам собственной учёбы. Да и… не практиковали таких наказаний в академии.       — Нет, так нельзя, — кивнул огневик своим мыслям. Разбираться надо. Как владелец огненной магии, он человек вспыльчивый и прямолинейный, но и чувства справедливости не лишён. Негоже, что такое солнышко спину гнёт. А вот своих шалопаев надо бы приструнить. Авось на благо пойдёт.       — Может, отпустите? — некромант рискнул еще раз дернуться, но его держали всё еще крепко. Да и надежды особой уже не испытывал. Успел уже разочароваться во всем преподавательском составе.       — Давай договоримся, солнце. Я тебе со спиной помогу и с наказанием, а ты просьбу мою выполнишь. Давай? — некромант, наверное, слишком устал. Да, определенно. Устал настолько, что не расслышал шаловливые нотки в словах мастера.       — Что за просьба?       — Так не пойдет. Согласен или нет? - чувства справедливости он не лишен, нет! Но прямолинейность и эгоистичность брали вверх гораздо чаще.       — Согласен! Надоело уже спину гнуть! — вскинулся адепт. Хотя чувство выгоды слишком присуще всем в этой академии.       — Вот и ладненько. Сейчас назову свою просьбу: не сопротивляйся, — горячо прошептал огневик в маленькое ушко.       Рубаху он теперь задрал совсем до макушки. Мозолистые ладони воина заскользили вдоль позвоночника, разминая затвердевшие натруженные мышцы. Пережимая, надавливая, постепенно спускаясь к пострадавшей больше всех пояснице. Можно сказать, вполне ласково он вправил позвонки.       Анокра дернулся в руках огневика, жалобный крик боли заглушил поцелуй. Мальчишка еще не различал грани между болью в уставших, перекрученных в узлы мышцах, что варварски разминали, и сладостью первого поцелуя.       — Тш-ш-ш. Всё. Больше больно не будет, — злосчастную рубаху огневик натянул еще выше, теперь снять ее самому было сложно и руки некроманту пришлось неудобно задрать.       Но оно того стоило - и горячих поцелуев по спине, и обжигающих укусов, и ласкового тепла дыхания, и теплого языка, зализывающего укусы.       Саламандр долго нежил его. И весь он, как и его действия, был подобен огню: мог вспыхнуть ярко, обжечь или только согреть.       А некромант, лишенный зрения и хоть какой-то свободы, мог только скулить, закусив изнутри щёку. Всё это было впервые для него. Хоть Анокра и представлял, чем оно закончится, наверное, вместе с наслаждением по телу его раскатывался и страх. Но каждому магу известна цена договора перед магией. Пусть устный, но между ними договор. И свое согласие он дал. И не жалел. Совсем нет.       Горячие пальцы скользнули под штаны. Мгновения растянулись в вечность — Саламандр мял мягкие ягодицы, щипал их. Холодный воздух Анокра почувствовал сразу, но ненадолго.       Стоило огневику спустить его штаны, тут же ягодицы обжег шлепок, а по спине вновь прошла россыпь поцелуев.       — Прости, солнце, прости. Не удержался, — мужчина шептал извинения и судорожно развязывал пояс, оголяясь сам. Некромант понял это не по шороху и подумал об этом не из-за отсутствия ласковых рук на своем теле. Он только почувствовал, как к пояснице прижалась горячая шелковистая головка напряженного члена.       — Помоги мне, солнце, — Анокра не понимал, что от него просят, что с ним происходит. Он потерялся в зыбкой неге непознанного рано окатившего его удовольствия, он чувствовал слишком много: и сильное тело учителя, прижавшего к дереву, и член, упирающийся в поясницу, и собственное возбуждение, что горячим комком концентрировалось в паху. Чужие пальцы, коснувшиеся губ, взял в рот легко. С чувством облизывал их. Мутное марево наслаждения разрушилось, когда те же пальцы огневик вставил в девственное нутро, раскрывая для себя тугие бархатистые стенки.       Он не спешил, совсем нет. Мальчик доверился ему, пусть не зная, на что соглашался, и из корыстных целей, но разочаровать его Саламандр не мог и не желал. Этот светлый цветок с тёмной сердцевиной он собрался сорвать и будет бережно хранить, лелеять, заботиться о нём и поддерживать.       Он сделает всё, чтоб усладить маленького некроманта. Потому долго играл с ним пальцами, доводя едва ли до сумасшествия, ведь нащупать заветную точку оказалось гораздо проще, чем обычно. Мальчик в прямом смысле кричал в его руках. И это было только начало.       — Солнце, приготовься, солнышко, — шептал воин в раскрасневшееся ушко, вставляя медленно и неумолимо свой член в девственную попку.       Увы, терпение огневик не смог хранить долго: не в его это натуре. Так что некромант смог почувствовать всю силу отбойных ударов о свои по природному наитию оттопыренные навстречу учителю ягодицы, что легко умещались в крепких и грубых чужих ладонях. От сжатия проступали красные следы на коже - он этого не видел, но догадывался, краем сознания пытаясь представить, каково долбление в его ещё две минуты назад девственный зад выглядело со стороны, выглядело для огневика, что брал некроманта быстро, глубоко, но все же осторожно и внимательно. В какой-то момент Анокра подумал, что его вобьют в дерево, и в тот же миг ладонь придержала его за поясницу, крепко оттягивая от дерева и уж точно хорошо фиксируя для новых мощных, громких толчков, звук которых не глушили даже отчаянные и изнемогающие стоны Анокры. Он чувствовал себя необычайно хорошо вопреки боли, и ему подумалось, что было бы ещё лучше только если бы в нём осталась часть Саламандра. Не в прямом смысле, хотя магия позволяла и не такое.       Цветок оказался слишком прекрасен в своей невинной отзывчивости, и Саламандр не выдержал долго, исполняя желание покрикивающего и подходящего к разрядке некроманта: горячая сперма заполнила хрупкое тело, и оно отозвалось тем же вслед за ведущим - выгибаясь в тисках теперь обеих рук и крупно дрожа под громкие и отчетливые вскрики.       Юноша сидел на коленях огневика, безвольной тушкой прислонившись к широкой груди. Тот гладил мальчишку по спине, ощущая укол совести каждый раз, как вздрагивал маленький адепт, стоило мастеру коснуться натруженной поясницы.       — Прости, солнышко. Не удержался.       Недонекромант только хмыкнул устало: больше всех пострадало дерево. С трудом он протянул руку и стер потеки собственной спермы с коры.       — Это эвкалипт.       — Да какая разница! — мальчишка дернулся было вновь, да так и повалился обратно на широкую грудь. — Ты еще не выполнил свою часть сделки, — вредным голосом напомнил он. Нечего другим прохлаждаться, когда собственные душа и тело страдают!       Мужчина рассмеялся раскатисто. Щемящая нежность плескалась в сердце, стоило взглянуть на колючий комочек у себя в руках. Ну право слово, его солнышко точно загадочный "Ёж" из бестиариев предыдущей эпохи. Маленький и колючий. А парень завороженно слушал, как смех зарождается в груди учителя и волнами распространяется по всему телу.       — Твоя правда, — Саламандр раскрыл свободную ладонь перед взором некроманта.       На кончиках узловатых пальцев заиграло белоснежное пламя и игриво спрыгнуло с ладони мага.       Резво, аки солнечный зайчик, заскакало оно из одного угла помещения в другой, выжигая всю грязь, копоть, остатки растений, неудачливых дуэлянтов и вообще всё лишнее.       — Вот и всё. Остальное за ремонтниками, — мастер аккуратно поднялся с драгоценной ношей на руках.       — И куда ты несешь меня?       — В свои покои, конечно. Нужно обязательно проверить и обработать все… травмы. Некромант слишком устал. Ему было слишком хорошо. Он с трудом удерживал сознание от падения в бездны сна.       — Зачем вообще пришел в теплицы?       — Да чернила пролил на рукав. Думал переодеться. А на деле солнышко своё поймал.       Жаль, некромант уже не слышал этого: юноша отошел ко сну, убаюканный мерной поступью огневика. ______________________________________________________ *(с др.греч. — «палец» примерно 1.85 см, то бишь 105 это 194 см) ** (162 см)