подарки

Ладно, Фарма сам виноват. Он начал всё это безумие. Не следовало тогда тайком бежать на корабль наёмников, пока Тайрест запугивал команду Родимуса, забыв о своих не очень верных слугах. Не следовало пресмыкаться перед Локдауном, соглашаться на должность корабельного медика, снимать автоботский значок. А ещё не следовало принимать знаки внимания от капитана. Фарма не уверен, была ли слежка знаком внимания, но слишком уж всё это странно. Локдаун, бывало, посылал внезапно в часы отбоя «пациента» — вполне здорового случайного меха, активно пытавшегося впарить лучшему врачу о болях в искре или в топливных насосах. Порой шипастый проходил мимо медблока сам, заглядывал на пару секунд и молча удалялся, сопровождаемый ворчаниями летуна. А уж про огромное количество видеокамер в том же помещении Фарма мог только молчать и мученически вентилировать. Фарма легко понимал, когда приходит настоящий, нуждающийся в помощи пациент, а когда — очередная цепная турболиса Локдауна, присланная проанализировать реакции нового доктора или застать врасплох за каким-то ужасным занятием, и доложить капитану. Фарме скрывать было нечего, однако он не показывал своей осведомленности, чтобы Локдаун не придумал чего поглупее. Лишняя головная боль доктору не нужна была. Но всё же она появилась. В лице самого Локдауна, самоуверенно улыбающегося, свободно прохаживающего по медбэю, заглядывающего Фарме через плечо прямо во внутренности пациента.  — Хорошо работаешь, — при каждом визите он обязательно хвалит доктора, почти никогда не грубит, не возмущается. И это очень странно, волнует Фарму: на Луне-1 Локдаун ни за что не упускал шанса съязвить летуну в ответ, обозвать как-нибудь, ущипнуть за крыло. В общем, между ними на бывшем спутнике всегда было явное напряжение. А на «Чистильщике миров» вдруг что-то изменилось. Фарма ещё сильнее забеспокоился, когда Локдаун начал почти каждый вечер звать его «повеселиться со всеми». Эта фраза переводилась так: «Все снова забивают себе баки энджексом и присадками в честь какого-то нелепого события». Первое время капитан настаивал, но потом смирился с постоянными отказами доктора, однако все равно не забывал забегать в медбэй и, весело сверкая рубиновой оптикой, звать «дока». Почти в то же время прекратилась своеобразная несерьёзная слежка. Локдаун всё чаще заглядывал в медбэй, а Фарма все меньше злился. Шипастый-то и не мешал особо, лишь вопросы задавал осторожно, самые разные: от «как долго ты учился?» вплоть до «не думаешь перекраситься?». Удивительно то, что глубоко личные вопросы он не затрагивал, а когда о чем-то, так же внимательно, спрашивал Фарма, Локдаун с охотой отвечал. Постепенно, капитан корабля проявлял уважение к медику и тот не мог не порадоваться этому. Так и строились их с Локдауном отношения — пока неясно какие: рабочие? приятельские? Фарма и вовсе не мог подумать, что когда-либо настолько сблизится с десептиконом. Он всегда казался безмозглым, отбитым и безумным уродом, но, как выяснилось в итоге, первое впечатление обманчиво, пусть даже о десептиконе. Локдаун показал себя более-менее терпеливым, прямым, уверенным в себе строгим лидером. Наёмником, который точно знает свое дело и цену ему. Неудивительно что ему желает смерти почти все население галактики…что ж, Фарма теперь не в их числе. О приятельских отношениях джет стал подозревать, когда Локдаун сделал ему первый подарок. Это был лазерный скальпель. Невероятно красивый, удобный и практичный. В новых руках Фармы было, безусловно, всё: от тех же скальпелей до пил. Но он не мог не обрадоваться такому подарку. Доктор новый скальпель не использовал в операциях — слишком жалко и особой надобности нет, потому он стоял на полке в кабинете и радовал оптику. Когда Фарма спросил о происхождении этого внезапного презента, Локдаун промолчал, лишь слабо улыбаясь. Через два месяца новый подарок, через неделю — ещё один. С сюрпризами для крылатого медика Локдаун возвращался с каждой планеты или станции, на которых останавливался корабль, и никогда не говорил, у кого и где именно эти диковинные вещи добывал. Одна вещь ценнее, дороже другой. Локдаун, казалось, ничего для Фармы не жалел и это навевало множество самых странных мыслей. И пугало то, что мысли эти порой нравились летуну.  — Как я могу отблагодарить тебя? — из раза в раз спрашивал он, а Локдаун постоянно отвечал одно и то же:  — Ты итак много делаешь, Фарма.