First and not last

Это было неловко. Если признаваться честно, то это было слишком неловко. Если отбросить все тени сомнений и перестать смотреть друг другу в глаза, через раз нервно сглатывая эмуляцию слюны, то это было просто невыносимо. Никто не говорил, что будет легко. Наверное, потому, что они оба никогда толком не говорили об этом за всю длительность их отношений, коими так их можно было назвать. От выстрелов SWAT до совместных пробуждений в кровати, казалось бы, один шаг? Сотня? Они просто были вместе и тоже не задумывались о цифрах. Они делали это почти всю сознательную жизнь. Теперь свобода укрыла их тонкой вуалью, освобождая от требований и приказов. Поэтому так сложно было признаться самим себе, что без должных указаний им порой сложно адаптироваться в некоторых ситуациях. Коннор пытался быть терпеливым. И сам же положил начало этому неловкому молчанию и кротким взглядам, которые они бросали друг другу, сидя напротив. Стоило помнить, что они не в подростковом сопливом сериале, и их положение более чем непонятное. Даниэль знал, как все это происходит. Давайте начистоту — его обязанности, касаемо детей, также заключали в себя устранение неловкости при вопросе «а как я родился?» в адрес ошарашенных родителей, пытающиеся решить, нашли они свое чадо в капусте или же аист соблаговолил прилететь и наградить их подарком судьбы. Но одно дело говорить о том, как совокупляются два человека, а другое, когда мысль о первом разе поедает изнутри вас обоих. Они не были людьми, и понимание всех законов ломалось, как барьер девиации. Это было забавно. Хэнк был готов натравить Сумо на «этих двух придурков», лишь бы те перестали испытывать смятение при каждом их столкновении в доме. Каждый раз это оборачивалось неловким смешком, извинением, простым молчаливым уходом по своим делам, но у всего есть глаза, и те насмотрелись достаточно. Если бы лейтенант вел ежедневник, то в каждом списке дел стоял бы постскриптум:

«… не забыть угробить этих пластмассовых идиотов, лишь бы перестали вот так себя вести.»

И сколько бы ни ворчал старый полицейский, это заставляло уголки губ невольно приподняться в улыбке обоих андроидов. А после — признаться, что без этого они бы окончательно запутались в своих переживаниях. Признаться, что смеяться нужно немного потише, если они хотят остаться со всеми своими конечностями и дать Хэнку выспаться под «Among My Souvenirs» Арта Тейтума. Даниэля всегда беспокоил включенный телевизор, который никто не смотрит, но Коннор остановил его, аргументируя тем, что эта музыка, к слову, совсем неплоха. Признаться, что это первая композиция, которая стала их общей. Это было приятно. Игривые нежные ноты мелодии вращались вокруг них невидимыми кольцами Сатурна, уменьшаясь и сужая расстояние между их лицами. Им несложно вспомнить, когда в последний раз они целовали друг друга с таким порывом, но сейчас это казалось таким неважным воспоминанием. Коннор пытался действовать инстинктивно, а Даниэля, который утянул детектива в новый танец ласк, бросало в дрожь от вида нависшего над ним девианта. Еще никогда их не переполняла уверенность в том, что они делают все правильно. Было страшно. Было нежно. Было страстно. Они давно перешли черту понимания происходящего, отдаваясь порыву механических сердец, подставляя тела подушечкам пальцев, нагло и мягко поднимая ткани одежд. Тянуть андроида за галстук вошло Даниэлю в привычку, а Коннор все чаще ловил себя на том, что этот атрибут гардероба стоит носить почаще. Запись концерта уже по четвертому кругу воспроизводила одну и ту же композицию, пока они глушили тяжелые вздохи и слишком, слишком громкие доказательства того, что они все еще делают все правильно. Правильно, жарко, невыносимо приятно. Следов не остается, но им хотелось, чтобы они были хотя бы в их думах, отчего не переставали голодно наслаждаться друг другом, крепко скрепляя пальцы рук. Их внутренний голос, их очередные взгляды, их покусанные губы, что давили стоны один за другим — все говорило куда больше простых предложений. Коннор не мог перестать ласкать это тело. Даниэль не мог перестать поддаваться этому азарту. Это была игра на двоих, ведущими которой были они оба, в которой они чувствовали себя живее всех живых. Коннор просил не сдерживаться, Даниэль молил не останавливаться. А «Among My Souvenirs» играла уже в пятый раз. Это было неловко. Хэнк все-таки завел себе ежедневник по наставлению Коннора. И первое, что он туда записал, непременно повергло бы андроидов в долгий анализ, но кто сказал, что он собирается показывать им свои записи? «1. Купить корм для Сумо. Попросить Даниэля купить корм для Сумо. 2. Посмотреть сраные документы по делу #4918. 3. Сказать, что Гэвин — мудак. … 16. Делать музыку на телевизоре погромче, а их двоих — потише.»