Снова в строю

      На небольшой узкий переулок, зажатый между двумя добротными зданиями аппарировала волшебница. Её высокая стройная фигурка, облачённая в лёгкое чёрное пальто, осталась никем незамеченной. Для перемещения она почти всегда выбирала этот неприметный закоулок, мешающий соседству двух видных ресторанчиков, один из которых славился непревзойдёнными шедеврами испанской кухни. В особые дни, желая побаловать себя, молодая женщина проводила там обеденные перерывы в компании коллег — и о пикантном вкусе каракатицы, тающей во рту в собственных чернилах, знала не из чужих слов.       Однако сегодня ей было не до кулинарных изысков. Прислонившись к холодным камням, она пыталась справиться с жутким головокружением. В нос ударил тяжелый запах затхлости и гнили из переполненных мусорных баков. С трудом подавив рвотный позыв, женщина кое-как выпрямилась и решилась, наконец, оставить опору. Повезло ещё не натолкнуться на случайных прохожих — у неё совершенно не осталось сил на подправку памяти не-магов. Первая аппарация после затянувшегося курса реабилитации далась ей сложнее, чем та предполагала. Возможно, все были правы, и ей стоило отлежаться ещё неделю-две. Она коротко вздохнула и, отряхнув с пальто белую пыль, нетвёрдым шагом направилась к просвету.              Прошло уже больше месяца, а Тина Голдштейн все ещё с содроганием вспоминала своё последнее задание. И причиной тому были вовсе не пережитые страх и боль, как могло показаться, а стыд, жгучий стыд, опалявший светлую кожу ярким румянцем.       Ничего удивительного в частых травмах на поприще аврора не было — такая уж работа: опасная и непредсказуемая даже для специалистов с нешуточной подготовкой и эпохальным опытом за спиной. Тина таким похвастаться не могла, но и желторотым птенцом себя уже давно не считала. Ну, как давно… на самом деле, не то чтобы, прямо уж очень давно. Если совсем откровенно, то ровно с тех пор, как около восьми месяцев назад её угораздило перейти дорогу самому опасному преступнику-магу двадцатого века, даже с учётом оставшихся семидесяти с лишним лет. По крайней мере, Тина, разделяя мнение всего магического общества Соединённых Штатов, прямодушно надеялась, что другого такого гнусного интригана, помешанного на разоблачении их существования не отыщется.       Геллерт Грин-де-Вальд едва не пошатнул многовековые устои волшебного населения всего мира, нацелившись на разрушение и без того хрупкого равновесия между магами и их обделёнными волшебством соседями. Он был в шаге от того, чтобы за одну ночь растоптать в порошок и развеять по ветру лелеемые плоды совместных усилий и осторожной политики Международной конфедерации магов. Повеяло жарким ветром революции и в памяти людей ожили запахи костров инквизиции, смерти и потери.       Тину бросало в дрожь при одной мысли о том, что ей пришлось проработать под одной крышей и дышать одним воздухом с этим жутким человеком, не распознав в нём врага. Утешало только, что не одну её Грин-де-Вальд обвёл вокруг пальца. Сомнительное, к слову, утешение, но как говорится, в нужный час и грифон сойдёт за птицу, а она не сильно привередлива. К тому же, скромно потупив глаза, она решила, что заслуживает прощения в собственных глазах, приняв непосредственное участие в раскрытии и поимке этого монстра во плоти. Ей вовремя улыбнулась удача и на этот раз, кажется, самый первый раз за её карьеру, она сумела-таки ею воспользоваться. А удача заключалась в своевременном вмешательстве в не совсем законную — или точнее совсем незаконную — деятельность одного британского магозоолога на американской земле. Впоследствии, она получила столь необходимую в нужный час помощь и поддержку и обрела верного друга в лице нового знакомого. Именно благодаря бдительности Ньюта Саламандера, заподозрившего неладное в поведении и словах самозванца, удалось помешать планам Грин-де-Вальда и предотвратить катастрофу. Мысли о магозоологе неизменно вызывали тёплую улыбку на лице Тины. Она была в долгу перед ним, и это был тот редкий случай, когда долг не ощущался в тягость. Девушка также не забывала о роли, которую сыграли в этой победе её очаровательная сестра Куинни и милый, добрый не-маг Якоб Ковальски.       Тину до сих пор переполняла эйфория, стоило вспомнить слова благодарности президента Пиквери. Её немедленно восстановили в должности, и она летала, окрылённая гордостью за первую с блеском проведённую операцию — да, про себя она всегда называла это операцией, словно так всё и было задумано и у неё никогда не отнимали полномочий аврора. Глаза ещё не один месяц сверкали счастьем, и ей приходилось всё время осаждать себя, пристыжено прикусывая губу. Обстоятельства, при которых ей удалось, наконец, проявить себя не располагали пуститься в победный пляс под задорные ритмы чарльстона: прошло уже больше полугода, а они все ещё разбирались с последствиями подпольной деятельности Грин-де-Вальда в Америке. Но как бы Тина ни старалась, было трудно справиться с внезапно навалившимся на неё двойным счастьем. Да-да, двойным! Не только арест могущественного тёмного мага вызывал улыбки украдкой и мечтательные взгляды, уже порядком выводившие из себя её более сдержанных коллег. «Соберись, Голдштейн!», — рявкнул на неё как-то временно занимавший пост главного аврора мистер Джерард Деннехи, прервав работу её живого воображения. Она как раз во всех красках представляла себе, как с небрежностью опытного блюстителя правопорядка зачитывает права арестованному торговцу-нелегалу. И как же он был прав! Не преступник, конечно. Мистер Деннехи. Тина слишком уж размечталась и даже не заметила, как снова попала впросак. Допрыгалась, называется.       Какой стыд! После грандиозного, можно сказать, героического возвращения к своей работе так нелепо облажаться! А ведь старалась сделать всё правильно. Она провела тщательное расследование, в кратчайшие сроки собрала необходимые доказательства и улики и в деталях распланировала процесс поимки правонарушителя. И упустила всего одно обстоятельство, решившее итог операции: у преступника оказался сообщник. Ну ладно, если быть до конца честным, то сообщники. Вообще-то это оказалась целая банда, но кто считает? «Но всё указывало на то, что он действовал в одиночку!», — пыталась оправдаться перед Деннехи Тина. Это уже потом, когда благодаря неусыпным заботам чутких целителей она снова обрела голос.       Тина и двое других мракоборцев — для ареста единственного предполагаемого нарушителя их было вполне достаточно — попали в настоящую заваруху. Окруженные со всех сторон, они с трудом отбивались от летящих в них заклятий, почти не успевая отстреливаться в ответ. Поняв, что их превосходят числом и явно отделают по всем параметрам, они поспешили трансгрессировать от беды подальше, но прямо перед перемещением в лицо Тине щедро плеснули неизвестное зелье. Захлебнувшись, она непроизвольно проглотила пару капель, чего оказалось достаточно, чтобы рухнуть без памяти и пролежать в коме неделю.       Все тогда жутко перепугались за бедную молодую женщину. В какой-то момент её уже списали в мертвецы, и Куинни целые сутки безутешно прорыдала у её постели, молясь, чтобы сестра открыла глаза. И то ли помогли молитвы младшей Голдштейн, у которой кроме Тины никого в целом свете не было, то ли спасло отменное здоровье, которым всегда отличалась пострадавшая, но так или иначе ко всеобщему облегчению она пришла в себя, правда, обнаружив, что не может произнести ни слова.       К счастью, её товарищи по сражению отделались незначительными ушибами. Слава Мерлину! Потому что если к болезненным последствиям ядовитого зелья и чувству собственной никчёмности прибавились бы ещё и угрызения совести из-за пострадавших по её вине коллег — Тина просто не пережила бы этого. Она и так готова была завыть в голос от несправедливости происходящего, когда узнала, что в ряды авроров возвращается Персиваль Грейвс. Настоящий Грейвс собирался вернуться, чтобы после полного восстановления сил вновь возглавить Департамент защиты магического правопорядка, а Тина пропустит его возвращение, позорно провалявшись на больничной койке еще Мерлин знает сколько времени! При том, что после того, как стало известно — под личностью мистера Грейвса прятался Грин-де-Вальд, она лично участвовала в его поисках и спасении. Однако, это совсем другая история.       Тина отбросила тяжёлые мысли, отвлечённая шумом переполненной улицы: многолюдный Бродвей — пожалуй, самая знаменитая улица Нью-Йорка — кипел жизнью. Извивающейся лентой протянувшись через весь Манхэттен, он по всему своему живописному телу приютил многочисленные колоритные рестораны, отели, блистательные театры, модные ателье, роскошные зелёные парки и много чего ещё, привлекающего страстное внимание туристов. Оживлённая болтовня прохожих, перекрикивающие друг друга юные продавцы газет, громкие клаксоны автомобилей не-магов пробуждали Бродвей с раннего утра, отгоняя остатки сна соблазнительными запахами из кофеен и булочных. К слову говоря, Тина в тайне питала страсть к автомобилям: они казались ей воплощением чуда, хотя на их создание не тратилось ни капли магии! Вот и сейчас проходя мимо новёхонького, сверкающего чёрной краской Рено с оригинальным передком, у неё вырвался восхищённо-завистливый вздох. Наверное, принадлежит какому-нибудь богатенькому не-магу.       Тина торопливо, насколько позволяла ещё не прошедшая слабость, прошагала мимо Сити-Холл Парка и пересекла улицу, вскоре оказавшись перед Вулворт-билдинг. В этом небоскрёбе из стали, меди и терракоты бок о бок существовали и трудились волшебники и не-магическое население Нью-Йорка. Причём последние, само собой, о таком соседстве не догадывались. Больше тридцати лет назад в результате одного неприятного происшествия, когда Магический Конгресс в очередной раз лишился постоянного места собраний, волшебники решили скрытно вмешаться в начавшееся в тысяча девятьсот тринадцатом году строительство этого высотного здания. И теперь, для каждого мага, стоило ему перейти порог через тайный вход, как Вулворт-билдинг преображался изнутри в штаб-квартиру МАКУСА — Магического Конгресса Управления по Северной Америке.       Голдштейн топталась перед взмывавшим в небо зданием, ощущая нервное покалывание по всему телу. Она отсутствовала полтора месяца и сгорала от нетерпения снова взяться за работу. Но сейчас, когда этот долгожданный день настал — признаться, немного трусила. Ей так хотелось избежать косых взглядов и любопытного перешёптывания, которые, она билась об заклад, будут преследовать её до самого Отдела магического правопорядка. Подумаешь, провалила задание. С кем не бывает? Вот с ней — неоднократно. Она недовольно поджала губы и, высоко задрав голову, вперила злой взгляд на каменную сову, украшавшую арку над входом. Словно та могла быть повинна в её бедах.        — Эй, Голдштейн, вы, что ли? — окликнул смутно знакомый голос.       Тина вздрогнула и тут же спохватилась. Ну да, это же дежурный волшебник. Она нехотя подошла к невысокому, неприметному и обычно неназойливому молодому человеку — просто какой-то кариотип из одних «не», словно сплошное недоразу… Девушка устыдилась собственных мыслей. Это она тут сплошное недоразумение, а он — дежурный волшебник! Всё дело в расшатанных нервах, должно быть.        — Доброе утро, Риверс, — девушка приветливо поздоровалась, мысленно загладив свою вину. Кстати говоря, хорошая память на имена и лица — незаменимый инструмент в арсенале мракоборца, подбирающий ключ ко многим замкам.        — Вот уж не ожидал вас обратно, — заулыбался в ответ парень и поперхнулся, покрываясь красными пятнами, — то есть, я хотел сказать, так скоро. С возвращением, Голдштейн! «Один-один, Риверс», — подумала девушка, изо всех сил стараясь не меняться в лице.        — Да, мне уже намного лучше. Спасибо.       Понимая, что дальше тянуть уже просто нелепо, Тина показала Риверсу пропуск и прошла внутрь.       Уличный гул Бродвея остался за спиной, когда Голдштейн вступила в тёмный холл здания. На неё вмиг повеяло освежающей прохладой гулявшего тут сквозняка, и волнение ненадолго отступило. Она глубоко вдохнула, наслаждаясь окружением родных стен — счастливая улыбка заиграла на тонких, изящных губах.       Тина перевела дух и взлетела по парадной лестнице в широкий, просторный вестибюль, кинув мимолётный взгляд на зависающий высоко под потолком Измеритель Угроз. Это ценное устройство смахивало на огромные вокзальные часы и отображало вероятность раскрытия существования их мира перед не-магами. Витиеватые стрелки на четырёх гигантских циферблатах в кои-то веки зависли на зелёной отметке, точнее подрагивали между зелёной и синей полосой — словно издевались, не давая магам расслабиться. «Не забывайте о бдительности!» — в мыслях передразнила она мистера Деннехи. Спрашивается, где была его хвалёная бдительность, когда у него под самым носом прохлаждался Грин-де-Вальд.       От резвого подъёма и, может быть, самую капельку, от толпящихся в голове ехидных мыслей, Тину снова зашатало. Пришлось ухватиться за лестничную клетку и надеяться, что её слабость никто не заметит. Она оглядела главный вестибюль сквозь зарябившие в глазах пятна. Здесь царила привычная атмосфера рабочих будней. Волшебники носились, кто с ценными бумагами, кто, обсуждая насущные проблемы, другие прямо на ходу вели деловые дебаты. Как же ей не хватало этой чудесной суеты! На Голдштейн никто не обращал внимания и она выдохнула с облегчением, радуясь своему неожиданному везению.       Но везение, как водится, птица высокого полёта и в жизни бедной Тины — гость редкий, капризный и бессовестно непостоянный. Она почти дошла до лифта, когда ей вдогонку раздалось звонкое «Тина!».        — Дорогая, мы так рады тебя видеть! — громкий цокот каблучков, крепкие объятия и смачный чмок у самого уха на секунду дезориентировали Голдштейн.       Она оказалась окружена тремя сотрудницами Отдела получения прав на использование волшебной палочки, то есть её бывшими коллегами. Не то чтобы она не верила в неподдельность их эмоций, однако насколько Тина разбиралась в тонкостях взаимоотношений между людьми — подругами они никогда не были. Но, кажется, за неё действительно переживали. У девушки потеплело на душе.       Ирма Салливан — симпатичная, яркая шатенка, вся светилась как зачарованный лампион, переполненная едва сдерживаемыми чувствами. Она глубоко дышала, готовая выплеснуть словесный поток на пострадавшую Голдштейн. И выплеснула. Нет, серьёзно, у Тины просто не было ни единого шанса этого избежать. Ей даже показалось, что она чувствует на себе сочувственные взгляды окружающих.        — Куинни сказала, что ты возвращаешься сегодня! — теперь Тину охватила уверенность, что её специально подкарауливали в фойе. Она пообещала себе позже серьёзно поговорить с сестрой о прелестях немногословности. — Наконец-то! Мы очень волновались за тебя, милая. Дай-ка на тебя взглянуть. Да ты белее мрамора, святой Мерлин! Ты, что же, ещё не поправилась? Хотя, если задуматься, ты и раньше была бледной. Знаешь, для тех, кого природа обделила хорошим цветом лица, есть одно замечательное средство…       Ну, вот, как обычно начала за здравие, а свела за упокой. В этом вся Ирма. Её излишняя прямолинейность гремела на весь Отдел и даже просачивалась за его пределы, уже не вызывая обиды или возмущений. И всё же, было не очень приятно выслушивать сентенцию о своей небезупречности. Как будто Тине не хотелось, чтобы румянец горел на щеках не только со стыда из-за очередного конфуза. Пощипывание щёк исподтишка, стоило оказаться перед зеркалом, стало своеобразным личным ритуалом, в котором она не призналась бы никому. И который мало чем помогал.       Спасение пришло откуда не ждали.        — Долго вас ещё ждать?       Голдштейн обернулась на недовольный голос хмурого гоблина с гордым прозвищем «Рыжий», больше подходящим какому-нибудь криминальному гению, а не его лысой макушке.        — Лифт не в вашем личном распоряжении, знаете ли, так что поторопитесь, — гоблинам в силу их природной особенности вечно прощалась некоторая вольность, а они этим вовсю пользовались.       Ирма буркнула что-то очень похожее на «хам» и все четверо заполнили кабину. Девушки продолжали щебетать уже между собой, благополучно позабыв о Тине. Та, перехватив наблюдательный взгляд Рыжего, незаметно кивнула в знак благодарности за своевременное вмешательство. Гоблин был на редкость понятливым малым.       Женщины вышли на своём этаже, сунув в руки отпирающейся Голдштейн приветственный подарок. Что-то в небольшом свёртке из папиросной бумаги нежно-фиолетового оттенка. От такого внимания Тина вконец смутилась, не зная, куда деть презент, руки и вообще всю себя.       Ей казалось, что лифт спускается слишком медленно, давая возможность напряжённым мыслям атаковать её с новой силой. По мере приближения к Департаменту магического правопорядка девушку начала бить крупная дрожь. И дело было не только в проваленном задании и в том, как её встретят коллеги. Просто она сильно переживала из-за предстоящей встречи с главой отдела, настоящим Персивалем Грейвсом. Про себя она его именно так и называла: настоящий Грейвс, а самозванца в его обличье нарекла лже-Грейвсом, и эта фразировка приносила ей необъяснимое облегчение. А волнение легко объяснялось: ведь по факту Тине ещё не довелось проработать под руководством настоящего мистера Грейвса.       Дело в том, что когда он ещё был собой и занимал свою законную должность, Тина только начинала первые карьерные шаги по стезе мракоборца, будучи одной из новобранцев. Они находились в прямом подчинении аврора Деннехи. А переведясь в основной штат, попала под начальство уже к лже-Грейвсу. Так что в те годы она знала его в той же мере, что и сотни других сотрудников МАКУСА.       Это был высокий, статный, невероятно притягательный мужчина средних лет. Его смоляные волосы у висков серебрила легкая седина, придавая и без того идеальному образу особую харизму. Проницательный взгляд тёмных глаз, почти чёрных в тусклом освещении подземных этажей, пробирал до мурашек по всему телу. А голос! Мерлин, что это был за голос!  Низкий глухой баритон со сквозящей в нём хрипотцой менялся в широком диапазоне интонаций, подкашивая ноги или у провинившихся подчиненных или у представительниц слабого пола, в зависимости от ситуации. Сам Грейвс при этом держался всегда отстраненно и с такой невозмутимой небрежностью, словно не подозревал о том, как один только его вид действует на женщин, или подозревал, но его это не интересовало. Да, Тина была тогда немножко влюблена в него. А кто не был?       Лифт остановился с противным скрежетом, словно разрядом молнии прошедшим по клубку оголённых нервов, который в эту минуту представляла собой Голдштейн. Она с усилием сглотнула, возвращая колотящееся у самого горла сердце на положенное ему место. Не в силах что-либо вымолвить, она просто кивнула Рыжему на его «удачи, Голдштейн» и вышла на свой этаж. Ожидая ещё с коридора окунуться в привычный для их отдела гомон деятельности, Тина была обескуражена. Тишина. Ни единого шума. Ничего, свидетельствовавшего о бурлящей активности авроров, чьё помещение ближе остальных находилось к лифту. Не слышно голосов её громких сослуживцев, с пеной у рта отстаивающих свою версию текущего дела. Да вообще никаких признаков их присутствия — ни-че-го! Тину подмывало спросить, есть ли кто живой, когда она настороженно двинулась по коридору, держа наготове палочку. Так, на всякий случай. Она свернула к невысоким ограждениям, и, обойдя их, вошла в рабочее пространство аврората.       Голдштейн так и замерла с палочкой наперевес в одной руке и фиолетовым свёртком в другой. Ничего себе! Мракоборцы — все до единого — на своих местах с низко опущенными головами копались в ворохе бумаг, очевидно выверяя отчёты, строча новые и оформляя дела. Двое из них топтались у информационного стенда, переговариваясь так тихо, что она не услышала ни слова.       Тина почти добралась до своего закутка, когда её, наконец, заметили.        — Ба! Глядите-ка, кто тут у нас! — Джонатан Хилл широко улыбаясь, вскочил со своего места.       И это послужило сигналом для остальных. В считанные секунды её окружили приветливые лица коллег, наперебой справляясь о самочувствии девушки. Хью Салливан, брат той самой Ирмы, вручил ей прелестный букет от имени всего аврората. Щёки Тины запылали от смущения. Ох уж эти Салливаны — всех на уши поставили! Она вдруг поняла, как сильно переживала, что её репутация безнадёжно пострадала в глазах сослуживцев. Ведь она не только облажалась сама, так ещё и подставила Хилла и Салливана. Это они были с ней в тот день.       Тина рассыпалась в извинениях, когда эти двое пришли навестить её в лазарете, но мужчины и слушивать ничего не стали. «Не городи ерунды, мы же напарники!». «Никто на тебя не злится, поверь». «Деннехи уже остыл. Ну, почти».       Кстати о Джерарде Деннехи. Круг разомкнулся, пропуская к ней хмурого пожилого мракоборца. Она вся подобралась, ожидая жесткого выговора, раз уж в лазарете он был непривычно сдержан. Но мистер Деннехи только похлопал её по плечу и в этом простом жесте, как ей показалось, проскользнула отцовская нежность.        — Ну и напугала же ты нас, девочка, — пробасил старик.       У Тины словно камень с души свалился. Огромный такой, размером с Вулворт-билдинг. На сердце стало так восхитительно тепло, что казалось, она вот-вот вспыхнет подобно фениксу. Искренняя забота товарищей по службе помогла ощутить себя нужным, важным звеном огромного целого механизма. В глазах от нахлынувших чувств засверкали подозрительные капельки.        — Простите меня, мистер Деннехи… — и как ей не совестно было ехидничать на счёт этого замечательного человека, пусть и только в собственных мыслях. — Впредь обещаю не допускать таких просчётов.        — Ну-ну, ты уж постарайся. А то ведь не передо мной ответ держать будешь, а перед ним, — Джерард кивнул в конец прохода, намекая на Персиваля Грейвса. Там, за поворотом располагался кабинет главы отдела.       Упоминание начальства возымело поразительный эффект: столпотворение вокруг пострадавшей мгновенно рассосалось. Все разошлись по местам, с головой погружаясь в размеренный и такой чуждый Тине ритм работы. Около девушки остались лишь Хилл да Салливан, втихомолку посмеиваясь над её озадаченностью.        — Ожидается проверка? — растерянно поинтересовалась Голдштейн, усаживаясь за своё место, и бросила на напарников настороженный взгляд.        — Никакой проверки, — успокоил её Хилл, очаровательно улыбаясь.       Кстати, Джо был ужасно обаятельный молодой человек, чем без зазрения совести пользовался к месту и не очень. Глубокий шатен с пронзительно-лазурными глазами, больше подходил на роль брата Ирмы, чем сам Хью Салливан — кареглазый жгучий брюнет.        — Тогда что здесь происходит?        — Происходит мистер Грейвс, — Хью понизив голос, многозначительно округлил глаза.       Тина мучительно сглотнула, и её сердце пустилось вскачь, отбивая бешеный ритм. Да что ж такое! Если при одном лишь упоминании его имени у неё трясутся поджилки, что будет, когда она окажется с ним лицом к лицу?        — Он, что, не в духе? — как можно невиннее полюбопытствовала Голдштейн, стараясь не выдавать своего ужаса.       Вся эта обстановка возмутительного порядка вгоняла её в панику.        — Ха! Не в духе! — Джо Хилл закатил глаза и заговорщически зашептал: — Да он свирепствует с тех пор как вернулся, всех по струнке гоняет! Задело видимо, что самозванца в его шкуре не свои раскрыли, а какой-то чужак, этот британец, — Хилл вдруг хватился и скосил на девушку виноватый взгляд. — Прости, ничего такого я не имел в виду, Саламандер вроде неплохой парень. Вот только шеф теперь отыгрывается.        — Сами виноваты, — Тине стало обидно за Ньюта, но она примирительно сменила тему: — Мистер Грейвс говорил по этому поводу что-то? Он был очень зол?        — Сказать-то ничего не сказал, ни слова упрёка, — задумался Салливан. – Собранный и невозмутимый, как и раньше. Но лучше бы уж отчитал и выпустил пар, честное слово. А то никак не успокоится, всё злобствует.        — Ты представь, — затараторил Хилл, — Первым делом как вернулся, стал гонять нас по тренировкам, под личным присмотром причём, будто нам тут практики не хватает! Но это ещё куда ни шло. Он каждого провёл через уйму психологических тестов и магических проверок! А потом велел поднять и пересмотреть все дела за период, что руководил Грин-де-Вальд, перепроверить подноготную всех, кто хоть предположительно мог ему содействовать. Видела бы ты, какую чёртову кучу рапортов мы переделали и все ещё работаем над этим. Ещё немного и он прикажет перекопать весь архив в поисках подозрительных лиц прошлых столетий.        — И как только сам успевает проследить за всем, — заметил Салливан.        — Наш прострел везде поспел, — хмыкнул Джо, за что мгновенно получил подзатыльник от Хью.        — Услышит — закопает, — предупредил он друга. — Даже хуже. Оставит на ночные дежурства до скончания века.        — Всё настолько плохо? — убито выдавила Голдштейн и тут же обратила на себя две пары снисходительно смотрящих глаз.        — Тебе же всё равно не с чем сравнивать, — нашёлся Джо. — Так что не волнуйся, уверен, скорее нас привыкнешь.       У Тины упало сердце. Как она справится с работой в такой обстановке? И дня не пройдёт, как она снова наломает дров, и мистер Грейвс вышвырнет её вон. Он точно не станет терпеть таких неумёх в своём отделе, особенно после того, как…        — Чёрт, расходимся, — внезапно бросил Хилл и уволок за собой Салливана.       Тина инстинктивно обернулась и почувствовала, как цепенеет каждая мышца в теле, а в жилах заледеневает кровь. Прямо как у жертвы василиска. Не самое удачное сравнение, конечно, потому что мужчина перед ней, в отличие от василиска, был безумно красив. Она оказалась под прицелом властного взгляда темнеющих глаз Персиваля Грейвса. Он стоял в проходе, небрежно спрятав руки в карманы брюк. Безупречно выглаженный воротник известково-белой рубашки, удлиненный по моде чёрный двубортный пиджак поверх гладкого жилета с благородным шёлковым блеском того же цвета — не мужчина, а картинка!       Тина опомнилась и вскочила, рефлекторно поправляя одежду. Под бдительным надзором Куинни она тщательно повозилась над своим образом сегодня, облачившись в новый брючный костюм. Так что хоть в чём-то не ударит в грязь лицом перед начальством.        — Мистер Грейвс, сэр…       Взгляд мужчины зацепился за цветы со свёртком на столе подчинённой, затем снова перешёл на Голдштейн, как ей показалось, потемнев ещё больше. Чем он недоволен? Не иначе как её пестреющий стол заметно выбивался из общей панорамы образцового трудолюбия.        — Пройдёмте в мой кабинет, — спокойно произнёс Грейвс, и его низкий голос вмиг пробрался под кожу, заставив кровь закипеть.       Грейвс окинул взглядом помещение, и мракоборцы в тот же миг увлечённо занялись делами. Словно это не они секунду назад навострив уши, ловили каждое их слово. И словно он мог этого не заметить. Он с лёгким упрёком покачал головой и, не дожидаясь девушки, вышел из аврората. Тина позволила себе глубокий выдох, почувствовав, как начинают гореть лёгкие. И когда она успела задержать дыхание? С неистово колотящимся сердцем она поспешно стянула пальто и набросила его на спинку кресла, предварительно вынув из внутреннего кармана связку бумаг.        — Удачи, подруга, — Хилл махнул ей кулаком.       Она вымученно улыбнулась и последовала за начальником.       Свернув к кабинету главы отдела, Тина замерла перед массивной дверью, собираясь с духом. Птица-гром снисходительно наблюдала за этой попыткой с выгравированного на металлической поверхности герба Магического Конгресса. Голдштейн подумала, что не хватает ещё таблички «Оставь надежду всяк сюда входящий». Собрав волю в кулак, она решительно постучала и вошла.        — Присаживайтесь, — предложил мужчина, не отрываясь от раскрытой кожаной папки на своём столе.        — Тина Голдштейн, сэр, — зачем-то представилась она и дико смутившись, пересекла комнату, чтобы занять единственный свободный стул напротив.       «Будто он не знает, кто ты, балда!».       Мужчина не шелохнулся, продолжая вчитываться в бумаги перед собой. Воспользовавшись моментом, Тина стала его рассматривать. Одна его рука свободно лежала вдоль увесистой папки, кулаком другой он подпирал голову, сосредоточенно пробегая глазами по мелким строчкам. Брови чуть нахмурены и образуют неглубокую морщинку между ними. У Тины аж палец зачесался в желании провести по ней пальцем, разглаживая нежным прикосновением. Она тут же отвернулась, ощущая, как жар опаляет щёки. Кое-как подавив порыв приложить к ним холодные ладони, она осмотрела кабинет шефа.       Голдштейн была здесь при лже-Грейвсе, и с тех пор в убранстве комнаты ничего не поменялось: почти по всему периметру тянулись все те же стеллажи со стеклянными дверцами, не скрывающими различные магические приборы. Стену за спиной шефа занимал громоздкий эбеновый шкаф с книжными полками и запертыми дверцами, где, по всей видимости, хранилась необходимая документация. И ещё, собственно, стол, продолговатый, из того же чёрного дерева, сверкающего полированной поверхностью в мягком наколдованном свете. Пожалуй, изменилась только одна существенная деталь — и то далеко не по внешним признакам — и эта деталь сейчас внимательно за ней следила.       Персиваль откинулся на спинку кресла и протянул руку за её документами.        — Позвольте взглянуть.        — Вот, — спохватилась Тина, выпрямляясь под пронизывающим взглядом в напрасной попытке унять безумный стук глупого сердца. — Здесь результаты тестов на профпригодность и заключение от колдомедиков. Я уже в полном порядке.       Мужчина иронично изогнул бровь и забрал бумаги из подрагивающих рук девушки. Внимательно всё изучив, он отложил их в сторону, замерев в обманчиво расслабленной позе.        — Значит, снова в строю, мисс Голдштейн, — невозможно было понять, спрашивает он, утверждает или вообще насмехается.       Обуреваемая противоречивыми чувствами, Тина начала раздражаться. Чего он тянет?        — Да, сэр.        — Ну что ж, — вздохнул Персиваль, словно смиряясь с прискорбным фактом, — добро пожаловать обратно.        — Спасибо, мистер Грейвс, — пожелание явно неискреннее, но пускай, главное она снова в деле. — Значит, я могу вернуться к работе?       Нетерпение сорваться с места и покинуть кабинет начальника так явственно читалось во всём облике девушки, что мужчина недовольно нахмурился.        — Не так быстро, Голдштейн, — он чуть подался к ней, переплетя перед собой пальцы.       Тёмные глаза густого орехового оттенка всматривались в её лицо, обегая каждую чёрточку, словно желая, в чём-то убедиться. Очевидно, его постигло разочарование — Грейвс повёл головой и, поджав губы, снова откинулся назад.        — Для начала вам придётся пройти ускоренный курс боевой подготовки и сдать экзамен.       У Тины отвисла челюсть. Что-что ей придётся сделать?        — Простите, мистер Грейвс, сэр, — теперь уже она в нетерпении подалась вперёд. — Кажется, я неправильно поняла…        — Индивидуальные занятия по боевой магии и итоговая аттестация, что вам непонятно?        — Но, сэр… — запротестовала Тина. — Я потеряю на это не один месяц… И меня ведь уже тестировали!        — Эти тесты определили уровень вашего психофизиологического и психофизического состояния, а не боевые навыки, мисс Голдштейн, — девушка с трудом выдержала тяжёлый взгляд мужчины. — У вас не было необходимой практики полтора месяца, и по уставу вы должны пройти обязательную подготовку, прежде чем я смогу отправить вас на задание. Правда, это не значит, что до тех пор вы не сможете участвовать в аналитической стороне работы.       Аналитические работы! Как будто это могло её утешить! Он, что, издевается?        — Но, мистер Грейвс, — предприняла Тина отчаянную попытку, пустив в голос слезливо-просительные нотки, — можно же просто посещать тренировки с остальными?        — Нельзя, мисс Голдштейн, — он качнул головой. — Остальные не получали травм, почти несовместимых с жизнью.       Тина начинала закипать и уже далеко не от волнения из-за близости мужчины. Она стиснула кулачки на коленках, пуская складки по красивой жемчужно-серой ткани брюк. Девушка с таким нетерпением ждала, когда снова сможет окунуться в работу. А ещё так старалась выглядеть достойно в его глазах, прихорашивалась — тьфу! Это несправедливо! Ребята были правы: он просто злобствует!        — Таков порядок, Голдштейн, — мужчина, безусловно, замечал внутреннюю борьбу своей подчинённой.        — А если сразу сдать экзамен? — с надеждой спросила Тина.        — Никаких исключений из правил. Даже для вас.       Если бы разум Тины не заволокло ядовитым туманом от ярости, она бы заметила необычайную мягкость в том, как он произнёс «даже для вас». Опасаясь вспылить, она вообще на него не смотрела.        — Вы свободны, — устало вздохнул Персиваль и отпустил её лёгким взмахом руки.       Тина поднялась, чувствуя себя более подавленной, чем когда её понизили в должности. Тогда всё было иначе. Тогда в ней ещё не полыхало желание показать себя перед ним, заслужить его уважение, подняться в его глазах. Тогда она ещё не…        — Прямо чувствую, как мы сработаемся, — вырвалось у неё, прежде чем, она успела прикусить язык.       Девушка в ужасе округлила глаза, по каменному лицу мужчины поняв, что ляпнула это вслух. Щёки покрылись предательским румянцем. Что там Ирма говорила о цвете лица? Плевать на здоровый тон, верните Тине её бледность!        — Простите, сэр! Я не это имела в виду!       Она стремительно развернулась, но не успела выйти из кабинета, как замок защёлкнулся у неё перед носом.        — Стоять.       Она не шевелилась, вся сжалась и не оборачивалась, пока не почувствовала чужое тепло за спиной. Как же бесшумно он передвигается. Сердце отчаянно билось в грудной клетке, грозясь сломать её и вырваться на свободу. Кажется, вокруг стало слишком жарко…        — Тина…       Низкий шёпот поднял рой мурашек по коже. Она вздрогнула, но не посмела поднять взгляда. Мужчина мягко прикоснулся к её подбородку, побуждая заглянуть ему в глаза. Кажется, она перестала слышать стук в груди, утонув в густом карамельном омуте. Он смотрел на неё с такой… нежностью.        — Тина, ты всё ещё злишься на меня?        — Я не имею права на вас злиться, — выдавила девушка, поражаясь, что голос ещё при ней. — Вы начальник и вам виднее, как…       Персиваль опустил руку, а кожа под его пальцами уже горела огнём.        — Ты прекрасно знаешь, что я не о работе, Тина, — он укоризненно качнул головой и вздохнул. — Тебе не кажется, что твоё бунтарство слишком затянулось?        — Я не…       Палец мужчины резко взметнулся к его губам в отрицательном жесте.       Тина была высокой девушкой, но он всё равно возвышался над ней. Он стоял так близко, что она невольно вдыхала его парфюм всей глубиной своих лёгких. У неё снова закружилась голова.        — Я целую неделю терпеливо ждал, когда ты остынешь и ответишь на мои письма, — она видела, как расширяются его зрачки и темнеет взгляд. — Если бы не мадам Эспозито, я бы пришёл без предупреждения. Тина, я устал ждать, когда угаснет твой мятежный дух. Моё терпение не бесконечно.       Девушка задохнулась. Его хриплый голос отзывался дрожью у неё под рёбрами, и она забывала дышать. Нужно срочно взять себя в руки. У неё есть, что возразить. Ведь есть же? Что-то точно было, что-то важное.        — Мистер Грейвс, — она мелко подрагивала всем телом, но вид имела весьма бойкий. — Это неправильно. Мы с вами всё обсудили, мы же решили…        — Мы не обсуждали, Тина, — мягко возразил он. — Ты говорила, а я молчал, потому что не хотел волновать, пока ты полностью не поправишься. Но поскольку, несмотря на наши с Куинни уговоры, ты всё же здесь, — он неопределённо махнул рукой, а в твёрдом голосе послышалась плохо скрываемая злость, — полагаю, ты достаточно здорова, чтобы выслушать меня.        — Прошу вас, сэр, — взмолилась Голдштейн, чувствуя, как сердце предаёт её, неудержимо стремясь к мужчине напротив. — Не нужно… Позвольте мне уйти.       Девушка отступила и уперлась спиной в дверь. Нельзя допустить, чтобы он подавил её волю.        — Тина, — выдохнул Грейвс, наступая. — Нет. Не позволю.        — Выпустите меня, — уже настойчивее повторила Голдштейн.        — И не подумаю.        — Мистер Грейвс!        — Тина, это глупо, — мужчина начинал терять терпение. — Назови мне хотя бы одну вескую причину, почему мы не можем поговорить? Или почему я должен от тебя отказаться?        — Я ваша подчинённая, сэр, — прошептала она в отчаянии. Как он не понимает? — Это отрицательно скажется на моей работе. Вы не станете поручать мне действительно важных дел, стараясь от всего оградить. Вы уже это делаете! А я так ничему не научусь…       Персиваль устало провёл рукой по лбу. Он, конечно, был готов к тому, что упрямство Голдштейн и святого может из себя вывести, и не собирался терять самообладания. Но было крайне тяжело оставаться спокойным, когда на деле хотелось просто сгрести эту женщину в охапку и…        — Да, я буду ограждать тебя, Тина, — твёрдо произнёс он. — Пока ты окончательно не восстановишь свои силы. Ты пережила сильное отравление и едва не умерла. И можешь поверить, я проявил бы ту же решимость по отношению к каждому аврору и сотруднику в своём отделе. Я не свожу счётов, как вам всем кажется, Тина, я всего лишь забочусь о своих подчинённых. Отвечая за безопасность всего Конгресса, порой приходится быть жестким. Могущественный тёмный волшебник месяцы находился в этих стенах, под самым боком у президента и никто этого не заметил. Мы не можем позволить такому повториться. Нравится тебе это или нет — ты пройдёшь подготовку.       Тина смиренно опустила голову, борясь с нахлынувшими чувствами. В глубине души она с самого начала понимала, что он прав и уже не сердилась. Но в том, что касалось их отношений…       Девушка и не поняла, как у них всё вышло. Она была в составе поисковой команды по спасению Персиваля Грейвса и стала первой, чьё лицо он увидел, придя в себя. Измученный долгими пытками, с серьёзными повреждениями по всему телу, он вцепился в её руку и не отпускал до самой лечебницы. А впоследствии она оказалась одной из немногих, с кем он соглашался взаимодействовать в течение долгой и мучительной реабилитации. Опомнилась Тина слишком поздно — к тому времени она безнадёжно увязла в собственных чувствах к нему. К её неподдельному изумлению — взаимных. В это она до сих пор боялась поверить. Такой мужчина, идеал во всех отношениях — и неравнодушен к ней! К самой обычной, неприметной, совсем неяркой Тине Голдштейн.       Да, Персиваль Грейвс был второй причиной её внезапного и бескрайнего счастья. А может и первой, она слишком трусила, чтобы разобраться.       И всё же неделю назад у них произошла первая серьёзная ссора. Потому что, он был против её возвращения в аврорат так скоро, аргументируя свою точку зрения её частыми головокружениями и общим недомоганием. И он был сто раз прав, Тина признавала. Но впервые осознав, как велико на неё влияние мужчины, она испугалась. Страшно испугалась за последствия, которые их чувства могут иметь для её работы. Девушка слишком дорожила своим местом и не хотела им рисковать. Она только и знала, как быть мракоборцем. Мечтала об этом всю жизнь, и её мечта начала осуществляться. Кем она будет, если у неё это снова отнимут?       И она сбежала. Да, это всё до чего додумался её запаниковавший мозг: бежать, трусливо поджав хвост. Правда, перед этим она разразилась целой тирадой, надеясь впечатлить Грейвса и убедить его в обреченности их отношений. Не впечатлила, как оказалось. И ничуть не убедила.              И теперь она стояла и плавилась под его глубоким взглядом, понимая, как же сильно соскучилась. Как страшилась и ждала их встречи. Как боялась и предвкушала его реакцию. Мерлин, кого она обманывает? Это дохлый номер — как будто она может ему сопротивляться. Она просто без памяти в него влюблена.       Персиваль аккуратно взял в ладони лицо девушки, завладев её вниманием. Её сердце скакало в такт его густому баритону.        — Тина, я не стану препятствовать твоей карьере, — «скрепя сердце», хотел бы он добавить, но удержался. — Согласен, мне будет тяжело наблюдать со стороны и не вмешиваться. Но я справлюсь. Понимаю, что тебе нужно закаляться в боевых условиях. И ты станешь прекрасным аврором. Но позволь этому случиться с моей поддержки, Тина. Я хочу быть рядом, когда тебе понадобится помощь.       Девушка потерялась в собственных ощущениях. Она ловила каждое его слово, наслаждаясь хриплыми нотками низкого голоса и хотела большего. Позволить ему поддержать её? Да в эту минуту она готова была позволить ему что угодно! И он совершенно точно знал об этом.        — Тина…       Если он ещё раз произнесёт её имя так… так… в общем, так — она точно лишится чувств и упадёт в его объятия.       Впрочем, мужчина не был намерен дожидаться этого. Его рука опустилась на её тонкую талию и притянула к себе вплотную. Так близко и тесно, что она ощущала неистовое биение его сердца. Он прижался щекой к её виску и жар его дыхания опалил её ухо, когда он выдохнул:        — Я так скучал… Мне тебя ужасно не хватало, Тина.       У неё перехватило дыхание. Воздуха катастрофически не хватало. Тепло его кожи, вибрация голоса, неповторимый аромат с насыщенным древесно-пряным аккордом — чистое безумие! Тонкие пальцы вцепились в его сильные плечи, чтобы не упасть.       Как будто он мог позволить ей упасть. Персиваль ещё крепче прижал её к груди.        — Мне вас тоже, — вырвалось у неё тихое признание.       Но он услышал. И этого было достаточно. Гладковыбритая щека мужчины скользнула по нежной чувствительной коже, и он горячо выдохнул, обдав жаром её полураскрытые губы. Нежное, едва ощутимое прикосновение к ним — тихий стон — и в следующую секунду он припал к её рту со всей накопившейся страстью. Рука зарылась в восхитительно мягкие волосы Тины, облегчая доступ к бархату её губ, углубляя поцелуй, прерываясь, чтобы вдохнуть немного кислорода и снова целовать, пока в лёгких не разгорится пожар.       Когда тяжело дыша, он выпустил Тину из сладкого плена, в её голове не осталось ни одной разумной мысли. Внутри тягучим сиропом разливалось томление. Глаза загорелись ярким огнём. Она не удержалась от счастливой улыбки. Если бы она знала, как красива была в эту минуту.       А Персиваль знал. И не мог насмотреться на неё, разгорячённую его поцелуями, пунцовую от пережитых эмоций. Ему нужно было взять себя в руки, или он не выпустит её сегодня из своего кабинета.        — Полагаю, мы поняли друг друга, мисс Голдштейн?        — Да, сэр, — смущённо кивнула девушка.       Грейвс снова махнул рукой — и замок на двери со щелчком раскрылся.        — Можете приступать к своим обязанностям, аврор, — он вернулся к столу, пододвигая к себе оставленную ранее папку.        — Хорошего дня, мистер Грейвс.       Она счастливо улыбнулась, когда у порога её настигло «удачи, Тина».