Ну все! Прощай, сладкая жизнь!

      Подростки, как всегда, донимали младших. Нужды в этом, как в методе выживания, абсолютно не было, но были вредность и желание самоутвердиться. Поэтому любой, кто был ниже их хотя бы на голову, мог стать мишенью. Любой, вот только не Тоширо.       Тоширо Хицугая – мальчишка, который ничего никому не делал, но в тоже время его сторонились. Одинокий. Он часто задавался вопросом, в чем же всё-таки причина такого отношения к нему, но ответа не было. Ситуацию спасали бабушка и Момо – любящая и понимающая старушка и близкая подруга. Но после ухода Хинамори в академию вопрос боязни окружающих к нему стал ещё актуальнее.       Скучно. Не интересно.       Даже арбузы на вкус были не такими, как раньше. Без Момо они стали совсем безвкусными и слишком водянистыми. Целыми днями мальчишка бесцельно просиживал на крыльце, наблюдая за течением дня. Как мимо проходили люди, как играли другие дети, как плыло солнце и садилось вечерами, окрашивая небо каждый раз великолепно и по-новому.       Красиво? Да. Но скучно. И не интересно.       Всё изменилось ровно в тот момент, когда бабушка принесла домой маленький мешочек. Внутри было нечто, похожее на небольшие цветные камушки. Они липли и растекались сахарным сиропом, если их долго держать в руке. Карамельные конфеты, которые раньше Тоширо никогда не видел, но неоднократно слышал, что детям они нравятся.       Выглядели они определённо вкусно, хотя есть их белячок-тян изначально не стал. Несмотря на это, бабушка предупредила, что с радостью достанет их ещё, если он попросит. И карамельки ждали своей участи…       Не так много прошло времени, но конфеты успели растечься цветным липким пятном, потому что их непредусмотрительно оставили на солнце. Выглядело это, казалось бы, мерзко, но разноцветный плавленый сахар блестел достаточно заманчиво для того, чтобы мальчишка лизнул уже цельную радужную конфету. После этого жизнь поделилась на «до» и «после»...       За один месяц Хицугаей было испробовано много всяких конфет: карамельки, леденцы на палочках, рождественские палочки, драже и желейные. Коробочки с монпансье стали ещё более прекрасным открытием. Откуда бабушка всё это брала, было неизвестно, как и то, где вообще нашла изначально, и за что приобретает все сласти.       Теперь для Тоширо открылся новый мир – мир кондитерских изделий.       Сласти стали его смыслом: они могли утешить его, порадовать и раскрасить пасмурный день. Он нуждался в них. Он стал зависим от них. Без них он не представлял себе и дня. При всём этом важным оставалось ещё одно: отдавать часть бабушке было для него обязательным. Она всегда отнекивалась, говорила, что не хочет, и что это только для него, но Хицугая молча клал жменю сладостей и просто уходил.       Конфеты Тоширо любил. Очень.       Некоторым особо ценным экземплярам давались имена. К примеру, большой леденец цвета космоса в форме рыбки с небольшим количеством белой посыпки-звёздочек стоял, словно произведение искусства, на полке под стеклянным колпаком и был окрещен «Иннокентием». Собственно говоря, Иннокентием как раз таки звали супруга женщины, которая ему этот леденец и вручила, но, как стало известно чуть позже, именно она «поставляла» так горячо любимые Хицугаей монпансье. Их мальчишка обожал настолько, что каждая коробка, в зависимости от вкуса, имела своё почётное место на полке. А особенно он ценил вкус груши, киви и грейпфрута.       День за днём Тоширо ел сладкое, ни о чём не заботясь, а бабушка любезно приносила всё новые и новые сахарные изделия с самыми разными вкусами. Иногда, конечно же, приходилось тормозить мальчишку, чтобы не слишком злоупотреблял.       В один прекрасный день, когда белячок-тян шёл по улице от женщины с новой коробочкой монпансье, рядом с ним прогуливался странного вида мужчина. Бородатый, в смешных круглых очках и с еле заметной проседью, в необычном белом халате, он то и дело поглядывал на Тоширо и иногда кашлял в кулак. Мальчика это напрягало. Преступности в районе как таковой не было, но уж слишком внимательно он его рассматривал.       В конце концов, Хицугая вздохнул чуть громче обычного и, набравшись смелости, заговорил: – Вам что-то подсказать? Вы не местный? Мужчина вздернул брови. Он остановился и через секунду мягко улыбнулся. – Нет, я здесь намного дольше чем ты… Живу через дорогу, – он кивнул на достаточно аккуратный небольшой дом и снова прокашлялся, – там и работаю. – Ну а от меня что хотели? – Пока что ничего, – неизвестный улыбнулся сильнее, а вот у Хицугаи пробежал холодок по спине. – Пока что? – в ответ был только кивок. – А потом? – А потом ты можешь попасть ко мне в рабочее время. Я наслышан о твоей маниакальной любви к сладкому, поэтому советую меньше употреблять сахара, – большая ладонь мужчины растрепала белоснежные волосы Тоширо. – Всего хорошего. – Единственный маньяк здесь – вы, дяденька… – пробурчал Тоширо, когда неизвестный отошёл на приличное расстояние.       Подобная встреча случилась в жизни мальчика впервые и он абсолютно не понимал, что делать и как реагировать. Кто этот бородач в смешных очках? Он сказал, что здесь давно, но до этого встреч с ним не было, да и вообще о подобном человеке не слышал нигде. Откуда он знает о его отношении к сладкому? Почему его волновало, сколько сладкого он ест и почему они ещё могут встретиться? Почему он в этом уверен? Вопросов было очень много, но, разумеется, отвечать на них никто не собирался. Пока что.       Через небольшой отрезок времени встреча, как и сам мужчина, забылись, но ровно до того момента, когда пасмурным утром Тоширо проснулся с опухшей щекой. Зуб жутко болел, конфеты не помогали, а делали только хуже, и от этого сильнее наворачивались слёзы. Бабушка взяла внука под руку и через полчаса они уже сидели в кресле стоматолога. Тот самый бородач с проседью, в смешных круглых очках и необычном халате. – А я тебя предупреждал. Сахар – главный источник кариеса.       Врач улыбнулся, но мальчику было не до веселья. От боли катились слёзы на холодный кафельный пол и Хицугая немного подвывал. Стоматолог пообещал, что всё будет хорошо.       Зуб запломбировали, хоть и не за раз, но всё же достаточно быстро и качественно, и обещание больше не кушать столько сладкого взяли. Теперь, вспоминая ту боль, возникла даже какая-то нелюбовь ко всяким конфетам да леденцам, хотя отказываться от любимого монпансье было слишком жалко.       Замена плавленому сахару нашлась быстро. Если сахар – главная причина кариеса, нужно искать то, в чем меньше сахара, или что-то аналогичное ему! Логично же! И бабушка принесла козинаки…       С семечками, арахисом, воздушным рисом, миндалём, грецкими орехами, кунжутом – на любой вкус и цвет. Ещё и сахара нет! Только мёд. Одна польза! Монпансье все так же употреблялись, но уже по особым случаям, в отличие от козинаков, которые исчезали с сумасшедшей скоростью. Больше всего по-душе были с воздушным рисом и миндальные, немного меньше нравились с семечками, а они и были тем самым дамокловым мечом для зубов.       Ровно месяц от завершения лечения кариеса. Раннее пасмурное утро. Надкушенный козинак с семечками. И рядом осколок зуба. Снова слёзы, снова кабинет с холодным кафельным полом. Зуб опять вылечили, любые зубодробительные вкусности запретили и отправили домой.       Весь вечер мальчишка сидел хмурый и явно о чём-то думал. Внутри у него всё сжималось от боли, когда он смотрел на ещё не начатую коробочку вкуснейших грейпфрутовых монпансье и кусочек миндального козинака прямо перед ним. Конфетки, немного мягкие снаружи, после раскусывания приятно горчили во рту, и еще долго держались послевкусием с удивительным сочетанием ноток сладости, горечи и легкой кислоты, за которое не жаль и душу продать.       А козинаки… Немного приторные и липкие, с непередаваемым вкусом ореха и мёда, грызть их было так приятно, что не жаль ни одного раза, когда прикусывал язык.       Он понимал, что всё… Больше они не будут вместе.       Но хотелось. Очень.       Искушение взять всего одну, только одну, такую маленькую, вкусненькую… Что будет из-за одной? Да ничего! Он ведь так их любит. Но если снова будут болеть зубы? Опять к тому мужику в смешных очках? Он снова будет добродушно улыбаться, хотя, наверное, и сам знает, как это больно…       Нет, нельзя…       Любит, но больно.       Смахнув слезу рукавом, Хицугая резко отпихнул коробочку и выбежал на улицу. Так тяжело расставаться ему приходилось только с Момо перед её уходом в академию, и то, тогда большая часть сил ушла на создание видимости счастья. И сейчас он вновь потерял то, что делало его жизнь ярче и… И вкуснее…       Снова пришло время наблюдать за снующими людьми, играющими детьми и плывущим по небу солнцем… Хотя было пасмурно, и моросил дождь, так что даже этого не было. Ни солнца не видно, ни людей на улице…       На третий день таких страданий бабушка пришла подозрительно улыбчивая. На край стола она положила небольшой плоский сверток и, когда Тоширо подошел с недоверчиво приподнятой бровёй, она только шире улыбнулась, подвинув свёрток ближе к мальчику. Он же сомневался. Крайне сильно, буквально до странного ощущения в животе. Бабуля же уверила, что это обязательно ему понравится.       Хицугая остался наедине со свёртком. Он долго не решался раскрыть его, но ближе к теоретическому закату всё-таки сдался и дёрнул за край завязки. Узел был слабым, так что легко поддался малейшему усилию, и ленточка соскользнула на пол. В свёртке же лежало нечто в однотонной бумажной обёртке с простой золотистой надписью «Шоколад», а немного ниже и более мелким шрифтом «альпийское молоко».       «Интересненько» – подумал Хицугая и раскрыл обёртку. Под ней была плитка отличного молочного шоколада. Да, именно о таких рассказывали взрослые, которые смогли приобрести их. Редкое и не самое дёшевое удовольствие, но оно, как говорили, того стоило… Возможно, это было преувеличением, возможно – нет, но сейчас мальчишка сам попробует и узнает, так ли все сказочно, как описывают.       Первая долька сначала показалась немного странной на вкус… Достаточно твёрдая и не такая сладкая, как конфеты, но в тоже время приторная. Однозначно не то. Но на этом моменте отвлёкся. Вспомнил о шоколаде Тоширо, когда долька успела растаять во рту и растеклась липкой нежной сладостью… Да, это была любовь. Определённо, лучше он ничего еще не пробовал. И однозначно хотелось еще.       Так бабушка начала приносить шоколад. Иногда дешевле и менее вкусный, иногда – более дорогие и редкие, с разными добавками в виде орехов, к которым белячок-тян теперь относился крайне осторожно, позже появились с джемами, цукатами и даже печеньем. Чёрный откладывался далеко, белый – поближе, но все ещё был чрезмерно приторным, а вот молочный был горячо любим. С любыми вкусами, только кроме изюма. Шоколад, хоть и молочный, но с изюмом откладывался туда же, куда и чёрный.       Дни проходили приятно, иногда в компании бабушки за чашкой чая. Шоколад был как дар небес. Даже в отвратительный дождливый, пасмурный, грязный серый и унылый день, казалось, появляется солнце. Казалось, даже птицы запели. Или они пели и до этого? Не важно. Важно, что в комнате под одеялком лежит она – сладенькая плиточка.       В один из дождливых дней Тоширо увлёкся: за один вечер на пол упала уже не первая по счёту обёртка от плитки. Шоколад лежал на полу в ряд и каждые минут десять происходила «казнь» одной из плиток. Остановить мальчишку смогла только тошнота, но он, со счастливым, испачканным в шоколаде лицом, уснул.       Солнечное утро встретило Хитсугаю беспощадной чесоткой лица. Щёки горели, покраснели и покрылись мелкими прыщиками.       «Диатез» – заключила женщина-педиатр. Бесцеремонно и без возможности апеллировать она приказным тоном сказала абсолютно исключить из рациона аллерген и даже не думать о нём до взросления. Единственной надеждой была фраза «возможно перерастет».       Убитый горем, Тоширо пришёл домой. Он осмотрел полку с собранными лучшими сладостями, которые теперь были под запретом. С этого момента у них разные пути и разные дороги…       Мальчишка вздохнул. С опущенной головой он упёрся рукой в стол, будто всё вселенское горе собралось на нем.       Он вздохнул опять.       Сил не было даже взглянуть на то, что раньше было смыслом жизни. Сначала конфеты… Потом козинаки и монпансье. Теперь шоколад. Да, он мог пойти против системы, против своего здоровья, но настал момент, когда надо сказать «нет» этой зависимости. Да, он сильный. Он обязательно сможет это пережить…       Собрав всю смелость и остаток сил, Хитсугая шмыгнул носом, смахнул слезу рукавом, сглотнул ком в горле и поднял глаза на полку с его любимыми «трофеями». - Ну все… Прощай… Сладкая жизнь…