shoot me

Джехён сжимает до боли пистолет в узловатых пальцах, которые мелко подрагивают, и дышит, дышит глубоко и прерывисто. Ему противно и горько до тошноты, хочется выплюнуть неприятные ощущения на потрескавшийся асфальт вместе с сердцем. Он прекрасно знает, что анатомически это лишь орган, гоняющий кровь, а не генератор чувств. Но как же хочется избавиться от нарастающего кома внутри. Так не должно было быть. Неужели этого нельзя было избежать? Он не хочет, чтобы всё шло по такому паршивому сценарию, который сочинил какой-то драматург-недоумок. Но, так или иначе, вот он, Чон Джехён, стоит напротив Ли Тэёна с приказом устранить. И у него нет никого права не следовать указаниям босса, Юно не может возмутиться или отказаться – с его огромными долгами с ним церемониться не будут и сразу закажут билет в один конец. (Все мы там будем, конечно, но хотелось бы путешествие немного отложить). А Тэён пугающе спокоен, будто встретил Юно не в закоулках богом забытых окраин с пистолетом в руке, а на фудкорте торгового комплекса где-то в центре Сеула с охапкой фирменных пакетов. Будто ждал его и был готов. Будто у Тэёна был тот самый абсурдный сценарий, который он заучил назубок. Джехёну хочется кричать старшему в лицо: «Злись на меня! Ори и спрашивай, какого хера происходит! Улыбайся насмешливо, а не понимающе! Проклинай меня, в конце концов». Хоть раз не будь тем Ли Тэёном, которого я знаю. – Это сложно. Я совершенно не умею врать и притворяться, – Тэён смотрит открыто, не отводя взгляд, и Юно чувствует себя так, будто не он хозяин ситуации. А потом тот добавляет, шепотом и едва слышно: – Ты ведь и сам знаешь, Джехён-и. У Юно почва уходит из-под ног и сердце готово остановиться от одного лишь произнесённого этим голосом вслух ласково его имени, что было так привычно раньше и удивительно сейчас. Джехён трясёт головой в попытках избавиться от странных ощущений и совершенно неуместных сейчас воспоминаний, но всё, что ему удаётся, – скинуть с головы капюшон тёмно-синей толстовки. Тэён скользит по нему внимательным взглядом, выхватывая некогда родные черты. – Ты перекрасился, – кивком головы указывает он, и Юно непроизвольно тянет руку, чтобы коснуться волос, буквально неделю назад выкрашенных в чёрный, и непривычно выбритых висков. Тэён вдруг грустно улыбается и спрашивает: – Раньше тебя красил я, а в этот раз кто? – Сам, – лицо у Джехёна абсолютно бесстрастное, но внутри все двери срывает с петель от щемящей тоски и нежности, замаскированной под что-то иное: бессмысленное и никому не нужное. Тэён кивает, закусывает губу и щелкает суставами пальцев – Джехён помнит эту привычку, за которую ему иногда хотелось старшего прибить. Он вздрагивает, потому что пистолет в руке всё ещё напоминает о себе тяжестью металла. Какие дурацкие шутки порой у жизни. – А ещё ты похудел, знаешь? – как сквозь вату доносится голос Тэёна. Юно поднимает голову и смотрит тому в глаза почти вопросительно. – Прекрати питаться всякой херней и ешь по-человечески. Можешь считать это моей последней просьбой, – оба вспоминают, как старший готовил всегда будто на пятерых и на неделю вперёд. Юно противно от самого себя, его вот-вот вывернет наизнанку, прямо к ногам Тэёна, чтобы тот, наконец, увидел, сколько внутри него теперь грязи и мусора, на уровне мыслей, планов и уже совершенных поступков, после которых его, наверное, прогнали бы с исповеди, будь Юно верующим, а в Средние века отправили бы сразу на плаху. Джехёна трясёт от злости, на себя, конечно, в большей степени, но кричит он на старшего: – Заткнись, Ли Тэён, просто заткнись! Его голос отлетает от кирпичных стен, режет звенящую тишину между ними, но это всё, на что его хватает: это не тот район, где люди придут на помощь или хотя бы вызовут полицию. Здесь проще игнорировать происходящее, чем пытаться предотвратить и попасть под раздачу. Тэён улыбается – снова так понимающе, чтоб его, – и шепчет: – Стреляй в меня, – выпрямляет обычно ссутуленную спину и смотрит прямо в глаза, – стреляй, Джехён-и, если это тебе поможет. Я всё понимаю, стреляй. – Нихуя ты не понимаешь, – хрипит Юно, сжимая пальцы на рукоятке. – Нихуя, слышишь, хён? – Хорошо, пусть так, – Тэён разговаривает с ним как с душевнобольным, что, впрочем, недалеко от правды – Джехён знает, что его душу уже вряд ли можно вылечить. – Но я в любом случае готов – стреляй, Юно. Джехён привык действовать порывами, жить решениями, принимаемыми за доли секунды. Он снимает пистолет с предохранителя и нажимает на курок – раздаётся негромкий хлопок. В голове мелькает отстранённая мысль, что не так уж и нужен был глушитель, когда вокруг всем откровенно насрать на чьи-то разборки, которые здесь явление привычнее, чем появление курьера с пиццей в студенческом общежитии. Юно чувствует, как руки бьёт мелкая дрожь, а перед глазами всё плывёт. Он прячет пистолет, накидывает обратно капюшон на голову и разворачивается, чтобы уйти. Ноги ватные совершенно, в висках набатом стучит кровь, но ему удаётся сделать пару шагов, после которых он всё-таки оборачивается, натыкаясь взглядом на неподвижного Тэёна. – Ты идёшь или нет, хён? Скоро здесь будут люди, которым нужен твой труп, и лично я теперь тоже не хочу им попадаться на глаза. Тэён бледный, как простыня, смотрит широко распахнутыми глазами и открывает рот в безуспешной попытке хоть что-то сказать. Он прекрасно понимает, что Юно не мог промахнуться с такого расстояния. – Почему, Джехён? – всё, на что его хватает. – Я же сказал, стреляй в меня. Так почему?.. – Ну, ты же помнишь, что я люблю делать совершенно противоположное тому, что ты мне говоришь, – он смотрит через плечо на Тэёна и улыбается вымученно, но так по-родному, что у старшего перехватывает дыхание: он будто видит перед собой Юно пятилетней давности, когда они жили вместе в маленькой съёмной квартире на двенадцатом этаже, без нормальной ванной и без вороха неприятностей за спиной у каждого. – Пойдём скорее, у нас и так теперь будет много проблем. Тэён кивает и быстро догоняет Юно, скрывая в воротнике совершенно идиотскую и неуместную улыбку из-за проскользнувшего «у нас», которое, казалось бы, было давно затеряно где-то в самых дальних закоулках памяти. Джехён сам себе не может объяснить свой порыв спасти Тэёна, но, почему-то, уверен как никогда за последние несколько лет, что поступил правильно. Спустя двадцать минут быстрой ходьбы, постоянно озираясь, они выходят из лабиринтов подворотен и многоэтажек на отшибе не Сеула, а будто всего мира, и Юно вдыхает свежий, вечерний воздух как в первый раз, ощущая себя свободным и живым. Не у всего в этой жизни может быть продолжение. Но новое начало – вполне возможно.