Диффузия кошмаров

Многие думают, что хорошее воображение — это некий дар, с которым жить намного веселее и проще. Так и есть. До тех пор, пока он направлен в безобидное русло. Дети с удовольствием и нескрываемым задором выдумывают небывалых существ, целые миры, в которых обычные законы физики не действуют. Взрослые от этого в восторге не меньше своих чад. С возрастом бурлящий от волшебства и цветов фонтан становится спокойнее, иногда может совсем иссохнуть. Но, как показывает практика, действительно яркое воображение никогда бесследно не исчезает и оставляет отпечаток не только в жизни его обладателя, но и окружающих его людей. Подросток по имени Карамацу является хорошим примером. В 16 лет его мозг работал так же, как и в 12. Не в том смысле, что он отстал в развитии. Его мысли просто были такими же живыми и яркими, как и несколько лет назад. Хоть и не очень хорошо, но он рисовал. Сочинял стихи. Одним словом — творческая натура. Ещё он любил читать. В 16 лет интерес к противоположному полу достигает своего апогея, а где не узнавать о нём, как в книгах. Не только из-за этого, кончено, но и из-за романтичной и трогательной атмосферы Карамацу любил романы. В то время он нашёл книгу с очень приглянувшейся ему героиней. Она не была запредельно красивой или умной, обычная жизнерадостная женщина. Иногда по-детски глупая, но внимательная и умеющая слушать. Добрая и чувствительная. Она напоминала ему себя, поэтому он с нежной симпатией следил за её жизнью на желтоватых страницах, переживал вместе с ней все неудачи и радости. К сожалению, она оказалась слишком легкомысленной и понимающей. Ею было легко манипулировать. Уже в середине книги, когда, казалось, она наконец-то добилась того, чего так долго желала, всё полетело в пропасть. Добилась не она, добились её падения. Карамацу сквозь слёзы читал, как издеваются над её телом. Вместе с ней падал в грязь тёмной улицы. Следил за удаляющимся человеком в чёрном пальто и низко опущенной шляпе, из-под которой мерцали два насмешливых, широко раскрытых глаза. Тогда он первый раз в жизни захлопнул книгу и бросил её на противоположную сторону дивана, так он был потрясён. Умывшись и избавившись от всех признаков того, что он плакал, Карамацу убрал книгу на свою полку и отправился гулять. Какого было его удивление, когда он заметил Ичимацу в одном из закоулков окраины, в которой они живут. Он сидел у стены и закрывал лицо руками. Рядом с ним лежало что-то бесформенное и безобразное. Подойдя ближе и рассмотрев это нечто, Карамацу снова стало тошно. Растерзанное животное распласталось перед ногами Ичимацу в луже из собственной крови внутренностями наружу. Серым мех был только на мордочке, всё остальное почернело от липкой жидкости. Карамацу хватило только нескольких секунд, чтобы до мельчайших деталей невольно запомнить эту картину. Он развернулся к брату, стараясь игнорировать тошноту. — Что тут случилось? — осторожно спросил он и опустился на колени перед Ичимацу. Когда брат напрягся только сильнее, Карамацу аккуратно взял его за холодные руки и убрал их от заплаканного лица. — Нам нужно его похоронить. — спокойно произнеся эти слова, старший поднялся и потянул за собой Ичимацу, который безвольной куклой ему повиновался. — Давай сходим за лопатой и коробкой. — повёл на выход из закоулка, но не сумел сделать и пары шагов, потому что Ичимацу не двигался с места. — …Я не хочу его оставлять здесь. — голос почти умоляющий, такой же и взгляд. — Хорошо. Тогда я останусь, а ты иди. — Карамацу отпустил его и проводил взглядом сначала медленно идущую, а потом переходящую на бег фигуру. Он не повернулся в сторону мёртвого животного, а облокотился на стену и смотрел на небо, теснящееся между стенами двух домов. В таком же месте её… Карамацу зажмурился и покачал головой. Сейчас нельзя было думать о таком, но он не мог избавиться от ощущения, что из самого тёмного угла на него смотрели те же насмешливые глаза. Ичимацу вернулся довольно быстро и своим присутствием немного отогнал неприятную тьму подальше в свой угол. Карамацу, сдерживая рвотные позывы и стараясь смотреть как можно меньше на пострадавшее животное, аккуратно переложил его с холодной земли в картонную коробку из-под обуви. Кровью запахло сильнее. Пока братья шли до парка, жидкость просочилась через тонкий картон и капала на дорогу. Сначала никто этого не заметил, пока Ичимацу стал выглядеть ещё подавленнее. — Карамацу… С коробки капает. Осторожно приподняв коробку, Карамацу в этом убедился и заметил несколько капель на своей синей толстовке. Сегодня не его день. Дальше он шёл аккуратнее, стараясь не обращать внимания на взгляды идущих мимо людей. В парке они вырыли яму и опустили туда картонный гроб. Пока Карамацу закапывал это дело, Ичимацу, наблюдая за ним, рассказал, что произошло: — Я пришёл кормить котов как обычно, а он уже лежал. — глухо и безэмоционально. — Может, это собака? — Карамацу стёр пот со лба и взглянул на брата, на то, как скривилось в негодовании его лицо. — Это могли сделать только люди. Собак я там никогда не видел. — Ичимацу умалчивает о том, что если бы это и была собака, то она не смогла бы оставить такую ровную и аккуратную рану. Карамацу молча кивнул, и вместе они пошли домой. В этот день Карамацу решил не читать перед сном, не в то время, когда тошнотворный запах всё ещё окружал его, а насмешливые глаза преследовали его из каждого тёмного угла. Когда он с трудом уснул, сначала ничего не было. Он только чувствовал, что сидит на чём-то холодном. Спустя некоторое время что-то яркое начало приближаться к нему, и в исходящем из непонятного источника свете он узнал серые и грязные стены подворотни. Осматриваясь внимательнее, Карамацу со странным чувством отметил, что сидел на том же месте, где лежал труп кота. Холодный пот пробил его, дрожь пробежалась по телу, но двигаться он пока не решался. Свет всё приближался и вдруг остановился перед Карамацу. Обдаваемый холодными жёлтыми оттенками, парень опустил взгляд вниз. И содрогнулся, замерев на вдохе. По плечам повеял холодный ветер, ведь пижамы на нём не было. Ничего не скрывало расходившуюся в противоположную сторону кожу, меж которой теснились его органы. Кишечник выглядывал из брюшной полости и ярко переливался в обращённом на него свете. Кровь тихонько капала с кожи — под собой Карамацу почувствовал целую лужу. Поднеся дрожащую руку к лицу, он сглотнул. Вся красная и блестела не менее тускло, чем его внутренности. Страх, вонзающийся в него осколок за осколком, заставил судорожно метаться взглядом по окружению, но ничего не привлекало его внимание, ничего не выделялось на фоне почти чёрных кирпичей. До тех пор, пока он не поднял взгляд. Всё это время на него смотрели те самые глаза. Суженные и холодные. Но весёлые. Злорадствующие. Вокруг — темень. Глаза опустились на один уровень с Карамацу. Он не мог произнести ни звука, пока рука, продолжение тьмы, не коснулась блестящего розового мяса. Он закричал. От страха. От неверия. Парень был поражён тем, что чувствовал чужое прикосновение, холодное и такое странное, неправильное. Он не должен был это ощущать, никогда в жизни. Но сейчас он дрожал и, иногда скуля, окутанный параличом, наблюдал, что тьма в виде большой и жилистой руки с ним делала. Фигуру он вообще не видел — она сливалась с воздухом. Пальцы проводили по розовым неровностям с красными вкраплениями, надавливали на нежную и скользкую ткань. Рука поднялась и проникла пальцами куда-то вверх, щекоча что-то ещё, кроме кишок. Карамацу знал, что там находится желудок, они проходили на биологии, но сейчас он просто не мог думать. Только чувствовал, как ему страшно и мерзко, а кровь всё капала и стекала с бёдер. Пальцы на ногах начало покалывать, и только сейчас Карамацу понял, как ему холодно, что он сидел на грязной земле в тёплой луже собственной крови абсолютно голый. Глаза улыбались. Появилась вторая рука, и обе, нежно приложившись к волнообразным тёплым лоскутам, начали мять их пальцами, проникая глубже, зарываясь в липкую и тёплую глубину. Глаза смотрели на него. Карамацу не мог, не мог шевелиться. Только смотрел в ответ с широко раскрытым ртом, из которого вырывались клубы пара и скулёж. На контрасте с холодными и твёрдыми пальцами он хорошо чувствовал тепло лежащих друг на друге внутренностей, как они скользили и переваливаливались с помощью чужих рук. Вдруг его толкнули на землю, его растянуло в две стороны, потому что кишки всё ещё были обвязаны вокруг фаланг и тянулись за ним вниз. Потом их стряхнули. Озноб проник внутрь, ведь теперь содержимое Карамацу было разбросано по ледяной земле двумя небольшими, но объёмными кучками по бокам. Пыль осела на органах. Парень концентрировался только на этом ощущении, соверш енно игнорируя то, что ему раздвигают ноги. Осознание пришло только тогда, когда холодный член начал проникать в него. От судорожной паники кровотечение ускорилось, и новая лужа грела Карамацу спину. Ему не так больно, как могло бы быть, но это компенсировал удушающий ужас, что обвился ядовитыми кольцами вокруг груди, не давая вздохнуть. Голос. — Нравится тебе помогать другим, Юи? Такой же, как взгляд — холодный смех. Карамацу не смущало, что это не его имя, потому что в какой-то степени сейчас оно принадлежало ему. Только шум рос в ушах и достиг апогея, когда его собственную руку положили на что-то тёплое. Почти горячее. Будучи на краю срыва, Карамацу не мог больше ориентироваться в этом пространстве, в своём пространстве, у себя внутри. С чужой помощью его рука сжалась вокруг члена, что скрывался от него под тёмной кожей прямой кишки. Тогда и только тогда, когда движение началось, Карамацу подскочил на футоне, с остервенелым напряжением сжимая одеяло. Он был весь мокрым и он боялся, что это кровь. Темно, но мягкий свет из окна говорил о том, что он в своей спальне. В их спальне. Храп и сопение братьев наконец-то пробилось через звон в ушах, и Карамацу рвано вздохнул, всё ещё оглядываясь. Он не видел никакого злорадствующего блеска двух голодных глаз, пока не повернулся вправо, только этот блеск был совсем не таким. Сонный и немного встревоженный. Это Ичимацу. — Ты чего? — спросил он шёпотом, окидывая взглядом бледного и трясущегося брата. — Ж-живот… Мой живот… — не в силах удерживать голос тихим, пытался говорить Карамацу. Ичимацу поморщился, потому что от такого могли проснуться остальные. — Что? Болит? — подчёркнуто прошептал. Карамацу не знал. Живот болел, но не в том смысле, в которой имел ввиду Ичимацу. Хотя, возможно, что ещё чуть-чуть, и его бы стошнило. От перенапряжения кружилась голова. Карамацу ослабевшей рукой взял брата за запястье и прижал его к дёрнувшемуся от волнения животу. Эти руки тёплые, и это немного успокаивало. Ичимацу непонимающе смотрел, заметив, что чужие пальцы ледяные. — Всё хорошо? — спросил его Карамацу тихо и с таким опасением, что Ичимацу стало не по себе. — Ты у меня спрашиваешь? — Карамацу кивнул и ждал ответа, всё ещё успокаивая дыхание. Ичимацу не знал, что ему делать, поэтому попробовал сказать следующее: — Да, всё хорошо. — с облегчённым вздохом его руку отпустили. Они оба легли. Карамацу молчал. Видимо, на этом можно было и закончить, но Ичимацу съедало любопытство: — Тебе что-то приснилось? — стараясь скрыть интерес в голосе и продолжая говорить шёпотом, спросил младший. Карамацу открыл рот, чтобы ответить, но не нашёл, что сказать. Оно исчезло. Он не помнит, что ему снилось, но поганый и колкий страх всё ещё держал его в своей клетке. — Наверное, да. Я не помню. — честно ответил и коснулся живота. Ничего такого, но холод снова скопился под пальцами, а непонятное чувство тревоги дрожало в груди. Ичимацу тихо хмыкнул и отвернулся. Карамацу не хотел, не мог оставаться сейчас один, поэтому он молча и осторожно обнял брата со спины, надеясь, что в этот раз ему будет позволено так уснуть. Ичимацу напрягся, но не двигается. Карамацу жался к нему чересчур плотно, поэтому он чувствовал каждый вдох и каждое сокращение пытающихся расслабиться мышц. Почему-то Карамацу так было спокойнее. Так, когда между ним и братом не было свободного места. Места, куда могли бы вывалиться- Он всхлипнул. Туман постепенно отступал от происшествий во сне. Вжимаясь лбом в чужую спину, он тихо плакал, пока не заснул от бессилия. Ичимацу же больше не смог уснуть. От беспокойства и мокрой ночнушки, что прилипла к его лопаткам. На книгу Карамацу боялся смотреть следующие две недели. Только когда Ичимацу выпытал у него содержимое его кошмара, вместе они стали читать дальше. Ичимацу видел эту книгу первый раз в жизни и понятия не имел, почему Юи оказалась в такой ситуации. По началу. А потом всё потихоньку сложилось. После этого Карамацу перестал мерещиться острый взгляд, а с чтением он решил повременить. Вот игра на гитаре ему точно никак не повредит. Могилку кота они время от времени навещали. Иногда хорошее воображение — не то, чему рад человек.