***
Только вот когда ей все-таки удаётся выбить злосчастную дверь с помощью соседей, в комнате уже давно никого нет. Только запах жжённой глины и краски, да кукла, что с грустью смотрит на неё. В уголках её глаз застыли блестящие слезы. А на протянутых руках — разбитое сердце..
28 августа 2018 г. в 15:09
Cigarettes after sex — K
Одной ночью я, фарфоровая игрушка, жгуче захотел стать человеком. Я так сильно загорелся желанием стать для своей хозяйки чем-то большим, чем разодетый в шелковые шаровары поддельный принц, что не мог отделаться от этой навязчивой идеи и на секунду. Я видел её подростковую улыбку и думал, что нет никого в этом мире прекраснее. Я наблюдал за тем, как она убирает свои длинные волосы в высокий хвост, и мечтал хоть раз в жизни провести по ним пальцами. Я грезил этой мыслью, она вросла в меня и стала частью моего кукольного тела. Но всё изменил тот день, когда моя хозяйка ушла на свидание. Глаза её горели невиданным ранее огнём, томные губы подкрашены в озорной коралловый, а белое платье при каждом шаге развевалось у коленок. Она была такой неземной и лёгкой в моих глазах, что я чуть ли не плакал от собственного бессилия. Ведь что я мог, обычная игрушка, сделать, чтобы моя слепая любовь не была такой печально одинокой? Ровным счетом ничего.
В ту роковую ночь я сидел на своём месте и заливался горькими слезами, которые душили моё сознание. За окном стояла ужасная гроза, молнии так и норовили ударить по дому, превратив нас всех в жалкие ошмётки. Но мне было так плохо, что я ничего не замечал вокруг, я смаковал собственное горе. И лишь в момент, когда вся комната осветилась белым пламенем, я поднял голову, оторвавшись от собственных мучений.
Предо мной стояло нечто эфемерное, прозрачное, лишь очертаниями напоминающее человека. Лицо было закрыто маской и широким капюшоном от огромного плаща. Виднелись лишь глаза, что всматривались в меня острым взглядом, который будто вычитывал каждое мое потайное желание, прокалывал тысячами снежных иголок, от которых все мое сердце ушло в пятки. Кажется, я вовсе прекратил дышать.
Конечно же, я знал, кто и что это. Все куклы перешёптывались о Нем в укромных уголках, боязливо смотрели по сторонам и мечтали увидеть воочию, хотя и знали, что раз встретившись с Ним, — назад пути не будет. Кукольник, который единожды подарив надежду ослеплённым куклам, после отбирает и душу, и сердце. Я тоже знал это, но моё желание стать человеком было так велико, что я наплевав на всё, что может со мной произойти, совершенно уверенно ответил на его взгляд, твёрдо решив, что единственное, чего я хочу — это быть таким же, как моя любимая. И пусть связавшись с ним, я обрекал себя на смерть, я был слишком упрям и самонадеян. Я, самая любимая игрушка своей хозяйки, думал, что став человеком, стану ещё и самым любимым, единственным в жизни мужчиной. Как в сказке.
Только как бы не так. Он исполнил моё желание, проскользнул сквозь меня и одарил такой невыносимой болью, что я никогда в жизни больше не забуду. Тело моё в момент стало будто пластилиновым, слишком нежным и хрупким. Я ничего не видел перед собой, будто упал в какую-то бесконечную пропасть. Все конечности ломило и раздирало на части, словно оказался в мясодробилке. На прощание он лишь бросил: «Ты знаешь, где меня найти».
Нашли теперь уже человека в той же комнате. Тогда я потерял сознание от шока, а проснулся уже в полицейском участке, где на меня написала заявление уже моя бывшая хозяйка. Она испуганно косилась на меня, стараясь не смотреть в глаза. А кто сможет воспринимать иначе молодого паренька, найденного без сознания совершенно нагого в своей комнате? И пусть я кричал ей всевозможные объяснения, молил её о прощении, твердил, как люблю, она лишь смотрела на меня с раздражением и злостью. Когда же я начал рассказывать, кем я был, описывать какие-то события из её жизни и детали из её комнаты, то в конечном итоге превратился в сталкера и потенциального насильника.
Всё закончилось тем, что не найдя каких-либо документов на меня, полицеские отпустили сумасшедшего паренька восвояси через несколько дней. Мои походы к бывшей хозяйке заканчивались новыми волнами истерики и неоправданной ненависти. Я не мог пробудить в ней и намёк на былое спокойствие и доверие. Некогда любимая игрушка превратилась в «назойливого извращенца», который не давал ей и прохода. Так тянулись месяцы моих безутешных попыток завязать с ней хотя бы дружбу.
Всё кончилось в тот день, когда я узнал, что у моей некогда любимой девушки появился жених. Тогда я понял, что всегда был для неё лишь неодушевлённым предметом, который мог выслушать её, подарить минутки счастья, но не иметь права получить и капельку тепла в ответ. Кому же нужен молодой человек без определенного места жительства, без образования, перспективной работы, будущего, в конце концов. В этом мире я был никем. Пылинкой под ногами обычных людей. Песчинкой, уносимым своевольным ветром-судьбой. Днём я работал в местном супермаркете, ночью — грузчиком. У меня была лишь одна мечта, которую теперь отобрали. Не было больше никакого смысла оставаться человеком. Это мягкое, слабое тело раздражало меня своей смертностью.
Поэтому я собрался с духом, и с сердцем, наполненным горечью по некогда счастливым, но слепым дням в роли деревянной куклы, я пошёл к Нему. Конечно же, я знал, где его обиталище. Не составило никакого труда найти самую большую кукольную мастерскую, в подвале которой меня уже ожидали. Проверенная система... Разочарованные куклы всегда возвращаются к нему и умоляют об осуществлении одной единственной, последней мечты. Но теперь уже за определенную плату. И платой этой была душа куклы. Проще говоря, обиженная на весь мир бывшая игрушка умоляла о смерти. И кукольник выполнял её просьбу, оставляя в своей коллекции её бесценное, чистое сердце, которое не смог окрапить грязью этот чужой ей мир. Я думал, что буду особенным, будто у меня выйдет сломать эту глупую систему, но я сам стал её рабом.
Когда я вымолвил своё желание, кукольник протянул мне железную коробку с красной кнопкой посередине и прошептал тихим, мрачным голосом: «Отсчёт начнётся в тот момент, когда ты нажмёшь на кнопку. У тебя будет ровно 49 дней. Ты будешь медленно и мучительно превращаться в мертвую куклу, пока окончательно не одеревенеешь». Я же лишь раздраженно потянул к себе злосчастную коробку и незамедлительно нажал на алый пластмасс. «Зачем мне ждать чего-то, я сыт по горло этими людьми и их миром», — подумал тогда и вышел в шумный город, где в меня разом свалился мерзкий запах выхлопных газов, сигналы машин и гомон прохожих. Я думал лишь о том, как вытерпеть эти злосчастные 49 дней.
«Что за собачье дерьмо», — послышался рядом презрительный женский голос, я бросил взгляд на говорящую, мельком прошёлся по её лицу и, не поняв, куда она так враждебно смотрит, проследил за её взором. Рядом с дорогой стоял огромный экран табло, на котором была реклама каких-то кукол для одиноких людей. Изначально созданные для того, чтобы стать секс-игрушками для каких-то одиночек, они превратились в полноценных друзей и сожительниц.
«Мерзость...» — прошипела снова девушка. Во мне заговорила какая-то обида за своих собратьев, пусть и выполняющих такую примитивную роль. Поэтому я задал самый элементарный вопрос, который мог возникнуть. «Почему?» Она окинула меня внимательным взглядом, а я только и успел заметить её тёплые медовые глаза и легкую улыбку. «Потому что игрушка никогда не сможет заменить настоящего человека с его чувствами, потребностями и желаниями. У человека есть собственными мысли, он может подарить тепло. В отличии от куклы, которая останется лишь немым собеседником».
И тут я окончательно понял, почему моя хозяйка не смогла принять меня. Потому что я больше не замершая статуя, которой можно воспользоваться в любой потребовавшийся момент. Я стал полноценным человеком с собственными чувствами и потребностями. Возможно, несопоставимыми с её.
Я даже не заметил как, но между нами завязался разговор. Мы начали обсуждениями игрушек, продолжили тем, как трудно жить в огромном мегаполисе одному, без помощи со стороны; она, посмотрев на золотисто-розовый закат в самом конце улицы меж небоскребами, улыбнулась и, кажется, в этот момент на её лице зажглось новое солнце, которое так и влекло меня... Моя новая знакомая предложила мне прогуляться по городу, если я не спешу. На что я неловко улыбнулся и часто-часто закивал. Все мои разговоры с людьми заканчивались односложными предложениями, в конце которых они выражали полную незаинтересованность моей личностью. Как жаль...
Мы медленно прогуливались по пустынным улицам, скверам и небольшим паркам, украшенным множеством пестрящих цветов. Мы обсуждали всё, что только придёт на ум. Я даже поверить не мог своему счастью, будто плыл по ватным облакам, что полностью закупорили мое сознание. Она часто смеялась, а я растерянно смотрел на эти мерцающие сотнями звёздочек глаза. Вечно шутила, а я не всегда понимая, где шутка, а где серьезный разговор, терялся и слышал в ответ лишь добродушную усмешку моей наивности.
Но всё окончилось в один момент, когда я почувствовал тупую боль в ногах. Не мог и шага сделать. Я вдруг вспомнил, что это ощущение мне знакомо, только раньше не приносило дискомфорта. Вот оно как... Кукольник был прав, я медленно и мучительно буду становиться прежней деревянной игрушкой, а боль — плата за прежнее безумство рассудка.
Моя новая подруга сверх меры перепугалась. Нахмурила свои красивые брови, насупила лицо и сосредоточенно смотрела на меня. Предложила вызвать скорую, но я лишь отмолчался, уверяя, что всё пройдёт. Хоть и молился в этот момент, чтобы боль иссякла, утихла. Я видел, как она участливо переживала, но никак не мог понять, откуда заслужил такое к себе отношение...
Когда ноги стали лишь тихо гудеть и я смог ходить, то отвел эту девушку домой и побрел к себе в комнатку, что снимал на деньги, которые наскребал от работы. И лишь луна провожала меня своим печальным взором, очерчивая мне предсмертную дорогу особенным, будто шелковым, мерцанием. И какого же это было знать, чуть ли не кожей ощущать, что дни твои на этой земле медленно, но неизбежно вытекают. И вроде бы я добился того, чего хотел... Только вот был ли я счастлив?
Сам не давая себе отчета, я зачастил к своей новой знакомой, которая почему-то так радушно ко мне относилась. Изголодавшийся по хоть какой-то теплоте, теперь я получал её вдоволь, хоть с каждым разом мне становилось все меньше и меньше. Я становился жадным и старался любую свободную минутку проводить с ней. Ходил к этой фее на занятия по гончарному мастерству, где она преподавала, и терпеливо ждал, когда она освободится.
Пусть я и прекрасно осознавал, что всё продлится недолго. Моё время на исходе. Надо же было встретиться с ней именно в этот момент, когда я больше всего в жизни хотел умереть. Желание произнесено вслух, кнопка нажата, а, значит, нет пути назад. С каждым днём моё тело становилось всё более и более твёрдым, местами стали проступать белые полосы, напоминающие глину, какие-то царапины и краска, лицо трансформировалось в фарфорово-бледное, а волосы приобретали искусственный блеск. Мне было нестерпимо плохо. Каждое движение давалось с такой ноющей, шипящей болью, что всё тело скручивалось от этой хлеставшей моё сознание пытки. Ночами я лежал и считал время, что осталось провести с ней, заливался солеными слезами, кричал в подушку от собственного бессилия. Я жгуче хотел жить, ведь теперь мне есть ради кого просыпаться по утрам, дарить свою любовь. Но как же жестока жизнь. Стоит только получить то, о чем нестерпимо грезил, как судьба сразу же отнимает это, смотря с усмешкой и махая ручкой на прощание.
Эта девушка стала мои миром, вселенной. Моей путеводной звездой. Единственной, о ком я думал в этом мире. Её искренность поражала меня. Полнейшее отсутсвие каких-либо намеков на корысть — удивляло. Сначала бывшие приятельскими отношения превратились в нечто настолько интимное и близкое, что я физически чувствовал, как зависим от неё. Однажды она заболела, а я не имел и малейшего понятия о том, как ухаживать за людьми... Конечно же, это стало причиной для новых шуток. Мой лучик света, что озарил столь короткий, но жутко тернистый путь в становлении человеком. Моя сладостная таблетка от болей по всему телу, которые нестерпимо жгли при каждом движении сознание. И хоть я предупреждал её, что в скором времени мне придётся уехать, она лишь расслабленно улыбалась и говорила, что это всё глупости.
Вечерами, когда я освобождался от работы, а она от занятий по гончарному делу, мы неспешной поступью шли по безлюдным узким улочкам, держась за руки и размеренно вдыхая весенний аромат улиц. Она тихо напевала в полголоса какие-то мелодии, а я лишь искоса поглядывал на это лучезарное лицо, которое будто дарило мне надежду на жизнь. Мы любили подолгу сидеть в её маленькой, но жутко уютной комнате. Я смастерил для неё кое-какую мебель, чтобы хоть немного облегчить жизнь, привнося пользу от своего присутствия. Я понимал, что этот человек ничем мне не обязан и сделал огромное одолжение, раз смог разглядеть хоть что-то в моем почти окаменевшем теле и кукольной душе.
Мы встречали кораллово-охряные закаты на её балконе, усеянном десятками цветов, находясь в объятиях друг друга. Она лежала на моих коленях, а я тихо поглаживал её длинные волосы и слушал размеренное дыхание моего любимого человека; на лице её играли рыжие зайчики, а под нами шумел мегаполис, раздавались гудение и гомон с улицы, но мы уже давно были в своём маленьком мирке, где существовали только я и она...
Разве можно за такое короткое время настолько сблизиться с кем-то? Не представлять и секунды без её заливистого смеха и грустных глаз? Сдержаться, чтобы не убрать прядь мешающих волос за ухо? А после долго-долго целоваться. Так, что ноги подводили, забившись в импульсах дрожи от удовольствия. Я и представить не мог, что можно полюбить настолько сильно. Так, что хочется весь мир подарить ей, стать ветром, щекочущим щеки, пролететь пылью воздухе, остаться нежным поцелуем на губах...
И что же стало теперь? Она стучит по двери и кричит, чтобы я открыл, заливается слезами, хриплый от переживаний голос сдаёт, и она почти беззвучно умоляет меня открыть эту дурацкую дверь. Я сижу на кровати и сжимаю уши, чтобы хоть как-то заглушить её голос. Но не могу... не могу! Он везде, эта девушка... Я слишком сильно к ней привязался за эти чёртовы сорок девять дней. Она вросла в меня, мою душу... Но ничего поделать нельзя. Сегодня всё решится. Я уже чувствую, как всё тело сковывает параличом, безвозвратно поднимающимся от ног к груди. И вот я задыхаюсь, не могу сделать и вдоха, сердце колет так, словно готово разбиться на мириады осколков. Если бы только мог, я бы кинул их всех к её ногам, лишь бы она так не страдала.