диктофон

мечтой становится покинуть отчий дом, в котором вечно молятся о смерти; я сам себе стал хлебом и вином, отправленными в выцветшем конверте; и больно вечно думать про завет, на паперти обломки собирая, мне режет горло этот грязный свет, который обещали нам, рыдая. сквозь дыры на лохмотьях видно пруд, в котором обнажаются пионы, (когда-нибудь и нас совсем сотрут, ссылаясь на дешёвые законы.) начну дышать, и лёгкие взорвутся в один миг, на солнце всеми красками играя, (на самом деле я давно привык, одна минута - тридцать семь шагов - до капельки безудержного рая.) собрать бы все грехи в упругий узелок да вынести туда, где солнце ещё светит. найти бы только тот запретный закуток, где детям всё же дышится, как детям, где веки у моих запуганных глазниц по-прежнему не сплавились от гари, и сажа с этих беломраморных ресниц слетает на облупленном бульваре. нам впору не молиться на чужих святых, но прятаться в протухших казематах, и запивать отчаяньем приветствия (под дых), записывая правила блокады. я выкину в окно свой ржавый диктофон, когда сомкнётся небо надо мною; мне нечего терять. держу пустой плафон над свет не отражающей землёю.