Серийный коэффициент

      Безобразно дрожали руки. Сехун пытался дотянуться до оконной рамы. Дернув пару раз за железные прутья, преграждавшие путь к спасению, он, выругавшись, ударил по ним кулаком. С того момента, как он очнулся от очередного приступа, прошло около часа. Этого времени детективу хватило, чтобы собраться с мыслями и начать строить план побега. Вечно в лапах убийцы он оставаться не мог, да и к тому же непонятно, когда он опять потеряет рассудок. Несколько раз приходил Чанёль. Он приоткрывал дверь и молчаливо улыбался, глядя на Сехуна сквозь небольшой проем. Пак приносил воду и пищу, к которой детектив О даже не притронулся — опрометчиво есть что-то мясное в доме предполагаемых каннибалов. Кёнсу, как и Кая, он не видел. Зато довольно отчетливо слышал их голоса и даже обрывки разговора, в котором говорилось, что Сехуна не горят желанием найти ни местные коллеги, ни руководство. Детектив не знал точно, сколько же он провел в заточении времени. Сутки или неделю? Все время тошнило, а еда, приносимая Чанёлем, стала казаться отвратительно аппетитной. Но он не поддавался. Рана на предплечье постоянно напоминала о себе тупой болью и частыми кровотечениями. Ее нужно было зашивать. Но на медицинскую помощь рассчитывать не приходилось, даже о перевязках пришлось забыть. Поэтому рана начала гноиться и зудеть. «Если предположить, что каким-то чудом я сниму эту чертову решетку с окна, то я точно не пролезу в него», — размышлял детектив. Иронизируя над собой, он подметил, что, проведи он тут еще парочку дней на одной лишь воде и с гниющей раной, план побега через окно станет неактуальным, напротив: его вынесут на свободу… вперед ногами. Сехун мог свободно перемещаться по комнате, руки и ноги не были связаны. Они знали, что с раненный, истощенный, с внезапными припадками он далеко не уйдет, да и как ему это сделать? Окно с надежной решеткой, дверь снаружи охраняет Хант — живая машина для убийств. Что если идти напролом? Убьют и сожрут. От одного вида каевского пёсика спина покрывалась холодным потом. «Док был прав, эта особь больше обыкновенного волка», — мелькнуло в голове у детектива О. А что, если подыграть им? Сехун бы успел окрепнуть и нанести внезапный удар, сбежать и привести полицию, являясь живым доказательством. С чего стоит начать? С просьбы. С проявления слабости перед врагом. Если это продвинет его на шаг к свободе, то Сехун готов стать слабым. Пошатнет ли эта слабость внутренние барьеры, сдерживающие монстра? — Мне… мне нужна… помощь. Прошу, — крикнул он, в сторону двери. Послышались тяжелые шаги, которые стихли перед дверью. — Меня кто-нибудь слышит? Тишина. — Моя рана… сделайте перевязку, — выговорил детектив. Дверь с грохотом распахнулась, и в проеме показалась знакомая фигура. Кай ухмылялся, держа в руках тарелку: — Ты решил пойти с нами на контакт? Верное решение, умнеешь на глазах, — весело проговорил он. — Так чего ты хочешь? Я плохо расслышал, — издевательски поинтересовался молодой человек, бегло оглядев внешний вид пленника: осунувшийся, грязный, с покрытым неаккуратной синевой подбородком — Помоги мне с раной. — Сначала поешь. После этого ты даже сможешь принять что-то вроде душа. — Я не ем человечину, — сквозь зубы процедил детектив. Кай отреагировал на это искренним смехом, держась одной рукой за живот, а другой смахивая проступившие слезы. — Да с чего ты решил, что это человечина? — на выдохе произнес он, прежде чем снова рассмеяться. — Надо еще Чанёля позвать, такой анекдот пропустил. Сехун напряженно смотрел на хохочущего парня. Глаза того, как и у лесничего Пака, были холодны и пусты. Фальшивый, искусственный смех пугал даже больше. — Ешь спокойно, это заяц. Ёль его утром поймал, — тарелка с еще дымящимся жарким оказалась перед мужчиной. Сехун понимал, насколько невелик шанс того, что Кай сейчас говорит ему правду. Но он заставил себя поверить. Это всего лишь зайчатина в грибном соусе. Грязными дрожащими пальцами О потянулся к небольшому куску. С трудом подавляя тошноту, он сначала принюхался к нему. Специфический запах не прибавлял аппетит, но и не показался странным. На вид мясо зайца было темнее, чем привычная крольчатина. Наконец детектив откусил немного и тщательно разжевал: сладковатое, немного жесткое, но в целом даже вкусное. С некоторой опаской он опустошил тарелку и даже облизал пальцы, после чего Кай с отвращением назвал его «животным» и вытер ему руки салфеткой. Сехун не хотел думать о происхождении мяса, но картины из морга с выпотрошенными Каем жертвами стояли перед глазами: вывернутые ребра, рваные раны, душный запах крови и разлагающейся плоти. Ужасно тошнило. Он размеренно и глубоко задышал. — Время принимать водные процедуры, — воодушевленно начал пленитель, скрывшись на пару минут за дверью. «Купание? Мне всего лишь нужно обработать руку и перевязать чистым бинтом, чтобы не пришлось ее ампутировать. Видимо этот больной ублюдок не может без представлений.» Съеденное только что жаркое просилось наружу. Голову охватила пульсирующая боль. Сехун окончательно вымотался. Отворилась дверь. Смуглые пальцы ловко обвязали веревку вокруг сехуновских запястий причудливым узлом (как будто детектив вообще в состоянии куда-либо сбежать). Эти же пальцы прикоснулись к его слегка впавшей щеке. На глаза мужчине наложили повязку. — Держись за меня и избежишь падения. Придерживая за здоровое плечо и крепко сжав своей ладонью ладонь Сехуна, Кай осторожно повел его вперед. Детектив слышал приглушенные звуки телевизора, отдаленный голос Кёнсу, который о чем-то рассказывал (предположительно Паку). Путь оказался недолгим. Как только закрылась дверь, О развязали глаза Привыкнув к свету, сперва он разглядел размеры помещения, а затем его наполнение: небольшая чугунная ванна со стертой дочерна эмалью, ржавый кран, побитый кафельный пол с полосатым бело-синим ковриком, покрытым темными коричневыми пятнами и желтыми разводами, покореженный жестяной таз с различными средствами гигиены, деревянная табуретка и выбивающаяся на фоне всего этого новая стиральная машина. — Да это же лучшие условия, в которых могли бы содержаться пленники, — саркастично прокомментировал обстановку Сехун. Кай развязал его руки и ноги и принялся снимать с него одежду, на что тот категорично заявил, что сам в состоянии это сделать. С джинсами Сехун легко разобрался, а вот с футболкой пришлось повозиться: из-за крови она больно липла к ране, поэтому помощь со стороны все же понадобилась. Недолго думая, пленитель разорвал на нем футболку и аккуратно убрал остатки ткани и прилипшего бинта. Горячая вода медленно наполняла ванну до краев. Сехун не стыдился своей наготы перед посторонним. Безразлично блуждая взглядом по чужому лицу, он подмечал для себя новые незначительные детали, такие как ямочка на подбородке или, например, слегка приплюснутая форма носа. Кай, сидя на табуретке, лениво водил рукой по воде и так же внимательно рассматривал детектива. — Что ты собираешься со мной делать? — Прямо сейчас? Купать. Мужчина от такого ответа нахмурился и повторил свой вопрос еще раз. — Я хочу сделать тебя свободным как мы, сделать членом нашей семьи, — на этот раз прямо ответил Кай. Сехун опустился под воду, приводя себя в чувство. — Хорошо… Почему именно я? Полицейских много вокруг. — Я возможно уже об этом говорил, но Кёнсу все выведал о тебе, еще до того как ты оказался в городе. Как только пришли известия о твоем определении к ним, До подсуетился, причем из чистого любопытства, без тайного умысла, разузнал и о твоей печальной истории детства, и о служебной ошибке при исполнении, и естественно об отпуске в «желтом доме»… Много всего заинтересовало нас. Конкретно меня. Абсурдность всей ситуации выводила детектива из равновесия. Если бы не маленькая вещица, которая привлекла все его внимание, то он наверняка бы уже набросился на Кая с кулаками. Над стиральной машиной висела небольшая стеклянная полка, на которой лежала бритва с открытым лезвием. До полки можно было легко дотянуться рукой, если немного переместиться вбок. «Опаска» приветливо поблескивала, призывая немедленно воспользоваться ей не по назначению. Чтобы не выдать своих намерений, Сехун перестал кидать на нее беглые взгляды. Он незаметно переместился поближе, украдкой наблюдая за расслабленным Каем, который находился на таком же расстоянии от бритвы. Руки предательски подергивались. Голову разъедали возможные последствия побега. Каждая секунда на счету. — Я увидел в тебе нечего большее — родственную душу. Банальщина конечно, — тут Кай смущённо улыбнулся, — а все равно цепляет. «Души» — это образно говоря, я в это, конечно же, не верю, а вот связь между нами определенно чувствую. Тут Сехун не стал больше медлить, быстрым рывком бросившись к бритве. Когда до спасительной стали оставалось меньше сантиметра и кончики пальцев уже ощущали холодок, детектива О грубо оттянули за волосы, возвращая в исходное положение. Но тот не собирался отступать. Оттолкнув от себя Кая, он все же схватил бритву и угрожающе наставил ее на него. Эстет лег на грязный кафель, подперев голову локтем — А я вижу в тебе ничтожество, которое возомнило себя кем-то. Но хочешь правду, жалкое подобие человека? В твоей идее нет новизны. Ты н-и-ч-е-г-о из себя не представляешь, так кто дал тебе право играть чужими жизнями? Кай не предпринимал попытки встать. Он лежал на полу, раскинув руки, и смеялся: — Ты видишь все только со стороны жертвы, но вообрази на минуточку, каково быть Хищником, — он приподнялся, чтобы взглянуть на Сехуна, — Я свободен от рамок, понимаешь? Я могу исполнять свои истинные желания, а не навязанные. Я свободен. Я силен. Ничтожество пока что ты сам. Будь хорошим мальчиком, верни опаску на место, — сделав паузу, он достал из-под рубашки сехуновскую беретту и, отведя затвор назад и резко отпустив, нацелился на детектива. — Стреляй, — спокойно ответил тот. — Ты не сделаешь этого хотя бы потому, что я нужен тебе. — А разве я говорил, что ты нужен в целости? Раздался выстрел. В глазах Сехуна вновь потемнело. Последнее, что он запомнил: звенящий звук падающей гильзы и свое погружение в воду.

Si etiam omnes, ego non*

Ослепительный свет поглотил собой все вокруг. Сехун различал лишь беглые полупрозрачные тени периферийным зрением. Внезапная вспышка. Но тут же все вновь погрузилось во мрак. Сехун схватился за голову, сдавив пальцами виски. Упав на землю, он забился в какой-то угол, спрятав лицо в прижатые к груди колени. Он словно уменьшился до пятилетнего мальчика с разбитой губой, подрагивающими коленками и маленькими хрупкими кулачками, сжавшими одеяло с крокодильчиками. В немом шепоте, одним шевелением губ он зовет маму, которая разгонит кошмары. Но ее нет. Ни тогда, ни сейчас, ни после, как и нет одеяла с крокодильчиками, все это забыто и утеряно в прошлом, туда нет обратной дороги. Всего этого нет, но есть липкий страх. Липкий страх и тихое шуршание, которое подползало все ближе и ближе. Все умолкло. Подождав еще немного, Сехун стал ощупывать ладонями сначала землю, а затем шершавую поверхность стены. Он продвигался то на согнутых коленях, то в полуприсед, рвано дыша и часто озираясь в надежде разглядеть хоть что-то помимо сумрака. Но чем дальше он отдалялся от своего угла, тем неразличимее казалось ему пространство вокруг. Крик отчаяния вырвался из его груди и эхом отразился от бесконечных стен, унесенный далеко вперед. Сехун продолжил путь. Дышать становилось труднее, а поверхность земли, которую он едва различал под ногами, начала казаться мокрой и липкой. Никаких запахов. Никаких звуков. Только Сехун, оставшийся наедине с молчанием голых стен и сырой земли. По мере продвижения, он то и дело наступал в лужи, которые раз за разом казались глубже. И вот опять ступни погрузились в воду, теперь уже по щиколотку, от этого, как ни странно, мужчина испытал спокойствие. Ему представлялась она кристально-прозрачной и на удивление теплой (уж точно не холоднее земли). Глубина продолжала увеличиваться, вода была везде и давно перестала быть просто лужами. О насторожился. Что-то подсказывало ему не пробовать подозрительную жидкость на вкус. Она больше не казалась безопасной, С резким порывом ветра Сехун прикрыл глаза. Раздираемый навязчивыми мыслями, он не без труда открыл их вновь и замер: с ветром появилось освещение. Ярко мерцающий лунный свет падал на багрово-черную водную гладь, красными бликами играя на стене. По ноздрям резануло соленым железом. Кровь. Кругом кровь. Теплая, вязкая, зловеще темнеющая. И Сехун стоял в ней по горло. Минутное замешательство, отвращение и опять спокойствие. Осмотрев обстановку, он принял решение не терять времени и двинуться в путь. Кто знает, когда исчезнет свет? Продвигаться было тяжело, в какой-то момент мужчине пришлось плыть, ощущая под собой холодную пропасть, ему страшно было в любой момент окунуться с головой или случайно захлебнуть немного. К металлическому прибавился сладкий душный запах гнилостной плоти. Взгляд О различал какие-то бесформенные возвышения, торчащие из алой воды. Все они были разной высоты, а некоторые тянулись до бескрайнего потолка, если таковым можно назвать зияющую бесконечной тьмой и дымкой тумана пропасть. От одной из «гор» что-то отломилось и с громким всплеском упало рядом с Сехуном. Он стоял уже по пояс в воде, поэтому найти неизвестный объект не составило труда. Это была человеческая голова с прогнившими впалыми глазницами и вздутой черно-фиолетовой кожей. С криком ужаса мужчина отбросил страшную находку от себя. Зрение словно по щелчку стало четче и в полной мере Сехуну открылось все окружающее пространство. Горы истерзанных, обезображенных тел покоились друг на друге. В их обглоданных гниением лицах узнавалось что-то знакомое. Опять шуршание. Что-то длинное, грузное соскальзывало по самой высокой «горе», краем глаза Сехун наблюдал за чем-то темным, свирепым и голодным. Всем телом до кончиков пальцев он ощущал его присутствие. О прибавил скорости и вылез на поверхность. Кости захрустели под неосторожными шагами мужчины, а в ступни то и дело впивались острые камни, частично скрытые костяным покровом. С гулким всплеском, отразившимся о все поверхности, что-то рухнуло в кровавую пучину. По водной глади пробежала рябь. Вздрогнув, мужчина вцепился ногтями в свою руку, пытаясь хоть как-то не терять самообладание. Оно его настигло. Оно совсем рядом. Сехун, собрав всю волю и смелость в кулак, резко обернулся. Двуликое чудовище ликовало. Победно ухмыльнувшись оно вытащило из-за громадной сгорбленной спины чье-то тело, поломанное и безжизненно обмякшее. Зверь прокусил своей мощной челюстью руку несчастного и тот слабеющим голосом завопил. Сехун не был в силах помочь ему, он и себе не мог. Он продолжал твердо стоять на ногах, не отводя взгляда от умирающей жертвы. Оно же с упоением поедало внутренности еще живого человека, наслаждаясь его агонией. Закончив пировать, оно отбросило тело к ногам Сехуна, и тот услышал от несчастного шепотом произнесенные слова: -Не дай ему поглотить тебя. И в лицах истерзанных мужчина узнал собственные черты.