burning up like a wildfire / гореть как лесной пожар

— Что? — спрашивает Дебби, когда Лу просто продолжает смотреть на неё. — У меня Пад-тай на лице? — Ну, раз ты сама упомянула об этом, — Лу ухмыляется, вытягивая руку вперед и стирая каплю соуса с уголка губ Дебби, задерживая её там на секунду дольше. Не знай она лучше, то решила бы, что Лу была сентиментальной. Её саркастическое замечание по этому поводу проваливается до того, как она произносит его, и вместо этого Дебби слышит от себя: — Так, как сильно ты скучала по мне? Лу смотрит на неё тем самым фирменным взглядом: снисходительным, раздражительным, но все же нежным, и произносит: — Примерно на 150 миллионов долларов. — Сойдет, — отвечает Дебби. Лу все еще смотрит на неё, держа палочки в воздухе, так что Дебби позволяет себе вернуть взгляд. Это странно — вспоминать тот факт, что за ней больше не наблюдают, по крайней мере, не здесь. Больше нет. — Ты хорошо выглядишь. Лу приподнимает бровь и, наконец, кладет еду в рот, пережевывая и глотая. — Я всегда хорошо выгляжу. Это ты хорошо выглядишь, — она замолкает, прежде чем добавить: — Ты выглядишь лучше, чем я… думала. Она хотела сказать «опасалась», размышляет Дебби. — Ты тренировалась? Там, внутри. Дебби кивает. — Помогает мне думать. Хотя оказалось, что на пике моей умственной активности я нахожусь в одиночестве, пялясь на четыре белые стены. — Оу, малышка — интроверт. — Что ж, — говорит Дебби, откидываясь назад в кресло. — Как и многие гении. — Я знаю, — отвечает Лу. — Я такая же. Она переваривает это. — Ты хочешь прямо сейчас побыть одна? Лу неодобрительно взмахивает рукой и придвигается ближе, чтобы убрать их еду. — Одиночество с тобой не в счет. Она сказала это легкомысленно, но это все равно заставляет Дебби улыбнуться. Она решает, что ей разрешено немного мягкости после последних пяти лет. — Кстати, спасибо за поздравительные открытки. Твой немецкий ужасен. — Всегда пожалуйста, — Лу пересекает комнату, чтобы выкинуть пустые коробки из-под еды в мусорку, и поворачивается обратно, скрещивая руки на груди в знак протеста. Её браслеты звенят, пока она постукивает пальцами. Дебби осознает, что она следит за её руками, и переводит взгляд на понимающую улыбку Лу. — Как бы еще я показала, что мне не все равно? Дебби приподнимает бровь. — Оу, — произносит Лу. — Мы не говорим об этом? Дебби закидывает ногу на ногу и наблюдает за тем, как глаза Лу метнулись к движению её лодыжек. — Говорим о чем? Лу наклоняет голову, размышляя, а потом объясняет: — Сексуальное напряжение. И Дебби фыркает. — Мы всегда проделывали довольно неплохую работу, не говоря об этом раньше, разве нет? — Ты не всегда была в тюрьме. — Туше, — отвечает Дебби. Она думает об этом, взвешивает практичность и желание. — Это серьезная работа, Лу. Мы не можем позволить себе отвлекаться. — Ты абсолютно права. Лу идет — прохаживается — мимо, и эти длинные, длинные ноги на высоких, высоких каблуках аппетитнее, чем когда-либо были. Боже, она любит, когда Лу в костюмах. Её глаза следят за покачиванием бедер Лу, когда она подходит и останавливается напротив неё, присаживаясь на стол: её положение рассчитано на оптимальное искушение, Дебби может сказать это наверняка. Она хочет скользнуть пальцами под пояс штанов Лу и вонзить ногти в её бедра. Она хочет последовать за пальцами языком и зубами. — Вот почему было бы ответственно с нашей стороны рассеять напряжение перед тем, как мы начнем. Ты согласна? Дебби изучает её, и Лу изучает её в ответ. Она достаточно уверена в своем покерфейсе, достаточно опытна в его использовании, чтобы это не беспокоило её. В конце концов, это обсуждение назревало давно. Она уже знает, что собирается сказать — если тюрьма научила её чему-нибудь, так это тому, что есть время для действий, и сейчас как раз такое время — но есть удовольствие в том, как они смотрят друг на друга, в создании накала, напряжении и волнении. Она может сказать «нет», вот в чем дело. Она может пропустить это мимо ушей и пожелать спокойной ночи, и ничего не изменится. Никаких задетых чувств, никаких уязвленных взглядов, никакого изнывания от охватывающей тоски — ничего, что могло бы поставить под угрозу работу или их дружбу. Они через слишком многое прошли, чтобы секс представлял опасность тому, кем они были. Это единственная причина, по которой она говорит «да». Другая причина заключается в том, что Лу сидит в приталенных брюках, с вздернутыми бровями и слишком яркими глазами, которые опровергают её равнодушие — это самое пиздецки горячее зрелище, которое она видела за пять лет. И это были долгие пять лет безбрачия (по большей части). Дебби поднимается со стула — плавное движение она приписывает своим тюремным тренировкам — и придвигается, чтобы встать между разведенными коленями Лу. Ноги Лу свисают: темный материал восхитительно обтягивает её бедра. Дебби воображает жар, или, возможно, чувствует его, и Лу улыбается медленно появляющимся обещанием — Я согласна, — говорит Дебби. Её руки приземляются на бедра, и она чувствует скачок мышц под пальцами. — Я полностью согласна. — Рада, что это улажено, — говорит Лу, и затем она цепляет одним длинным пальцем воротник рубашки Дебби и тянет на себя, облизывает её губу один раз, дважды, пока они не соединяются в дыхании, и это тоже поцелуй. Поначалу он неглубокий: Дебби исследует и дразнит, и Лу потакает ей, и это не удивляет её — то, что они должны действовать вместе, точно так же, как и во всем остальном. Дэнни любил шутить, что любовь — это обман, который должен был положить конец всем аферам и мошенникам, но Дебби знает, что любовь, во всяком случае, — это доверие к твоему партнеру; вера в то, что вы будете вместе даже после того, как тебя посадят; осознание того, что у вас будут конфликты, но вы будете двигаться дальше и станете сильнее. — Почему ты так много думаешь? — спрашивает Лу. Она придвигается, чтобы пристроиться к шее Дебби, и след от её языка заставляет Дебби вздыхать и извиваться, и Дебби начинает подталкивать её спиной к, как она надеется, направлению лестницы. — Привычка, — отвечает Дебби. — В тюряге больше ничего не остается делать. Лу останавливается. Просто останавливается, поднимает голову и смотрит на неё таким взглядом, который заставляет Дебби нахмуриться. — Что? — Ты… ну, знаешь. В порядке? — Лу жестикулирует между ними. — С этим? Она сразу же понимает, о чем Лу спрашивает — о чем она пытается не спрашивать. — Конечно, я в порядке, — говорит Дебби. Это выходит мягче, чем она имеет в виду, но это стоит момента, в который взгляд Лу становится нежнее. — Думаешь, твоя рука до сих пор была бы здесь, будь я не в порядке? Ладонь Лу находилась сзади её рубашки, растопыренная лежала на позвоночнике, не дотрагиваясь до застежек лифчика, но была близка к этому. Ей понадобилась секунда, чтобы выглядеть такой сконфуженной, какой Лу когда-либо могла быть (не совсем), и кивнуть. — Попалась. Наверх? — Побыстрее, — говорит Дебби. — У нас достаточно времени для потрахушек на твоей кухне, партнер, но сначала я хочу посмотреть, что ты сделала со всем моим барахлом. — Одолжила твои перьевые ручки, спала в твоих пижамах. Твоя обувь маленького размера бесполезна для меня. — Миленько, Бигфут, из-за тебя это звучит так, будто это у меня странные ноги. Лу похлопывает её по щеке. Когда она произносит: «Все дело в восприятии, дорогая», её акцент складывается над словами образом, который заставляет внутренности Дебби слегка танцевать. После всех этих лет, у неё все еще нет иммунитета. Не то чтобы она когда-нибудь скажет об этом Лу. Её идея создать отвлечение, таща Лу и её гигантские ноги к лестнице, вдохновляющая, и она работает до тех пор, пока Лу не прижимает её к стене снаружи спальни, не разрывает её рубашку и не начинает прокладывать языком дорожку между быстро вздымающейся грудью Дебби. Дебби не жалуется. Слишком сильно. — Пойдем, спальня прямо... черт, Лу... да, да, сделай это, — говорит она, потому что Лу бросает на неё взгляд, руки находятся на её груди, и она ждет разрешения. Как только она получает его, то откидывает рубашку Дебби на пол, стягивает обе чаши лифчика, выставляя чувствительные соски на воздух. Лу касается их большими пальцами и касается их снова, и Лу целует её в противовес прикосновениям. Она поглаживает бока Дебби с правильным напором, её язык следует за пальцами вниз по шее Дебби, над ключицами, вниз по груди, и она наклоняется, чтобы взять сосок в рот, когда Дебби прогибается в знак приглашения. — Лу, — говорит она. — Лу…, — и запускает пальцы в восхитительные волосы Лу (она также наверняка пользовалась выпрямителем для волос, который принадлежал Дебби), и заправляет их за уши, что заставляет Лу задохнуться. Светлая голова Лу на её груди, острые тонкие плечи Лу под её рукой, Дебби ярко, отчаянно рада, что она на свободе. Единственная вещь, которая лучше хорошего секса с хорошим партнером — это хорошая афера, и эта женщина — и то, и другое, и все остальное. Пальцы Лу тянутся к молнии её штанов, когда Дебби одергивает её и произносит: — Я не буду делать это в коридоре в наш первый раз, давай же, — и она даже принимает, когда Лу издевается над ней за мягкость. По факту, то, как она толкает Дебби на кровать и неспешно забирается сверху, занимает чуть больше времени. — Не думала, что ты была серьезна насчет пижам, — Дебби глотает ртом воздух, успешно раздетая до нижнего белья и горячей кожи. Пижамы беспорядочно разбросаны на соседнем стуле, но они там. Лу прерывается ради того, чтобы закатить рукава, подложить подушку под бедра Дебби, пожать плечами: — Я скучала по тебе, — говорит она; обезоруживающий момент честности, который давит Дебби на ребра. — И я не собираюсь обворовывать пижамный магазин, потому что это просто грустно. — Ты всегда могла купить их. Смеяться они начинают одновременно. — Я собиралась использовать пальцы, — говорит Лу как бы между прочим. — Но, смотри. Она показывает свои недавно наманикюренные ногти, и Дебби вздрагивает. — Надеюсь, ты не возражаешь, если вместо этого я использую язык. — Господи Иисусе, Лу, — бормочет Дебби. — Нет, я не возражаю. — Замечательно, — говорит Лу и наклоняется, прижимаясь в поцелуе к её нижнему белью, где просачивается влага. Дебби хватается за простыни и делает глубокий вдох, не ради успокоения, но ради наслаждения моментом: она всегда знала, что это случится, когда-нибудь, но это происходит прямо сейчас, и оно заполняет комнату, заполняет её. Она не знает, что делала Лу в последние несколько лет, но она, возможно, практиковалась. Её губы внимательные и настойчивые, толкают и отступают в зависимости от того, как Дебби движется, как громко вскрикивает, какой язык она использует для ругательств. Язык Лу быстро движется и кружит внутри неё, вокруг неё, и большой палец на клиторе Дебби уносит её выше и выше, сильнее и сильнее, пока она не достигает вершины и проваливается; одна рука поглаживает щеку Лу, другая сжимает собственный покалывающий сосок. — Ох, блять, — вздыхает Дебби, когда слова возвращаются к ней. — Почему мы не делали этого годами? — Мы делали, — отвечает Лу, ухмыляясь, скользя по телу Дебби, сбрасывая одежду. — Но вместо этого мы крали дерьмо. Она целует Дебби, вкус Дебби на её языке, и она бормочет: — Кража дерьма — это как оргазм. Дебби думает о том, как это чувствуется, как сильно она скучала по этому — как это чувство было одним из наиболее долго преследоваемых последние несколько лет — и как Лу всегда была с ней, рядом, разделяя эти чувства. Как Лу и эти чувства связаны вместе, как веревка, неизбежные и, её любимая вещь: — Кража дерьма — это как оргазм, — подтверждает она, и затем разбрасывает брюки, обувь, ремень и восемь тысяч ожерелий и браслетов Лу по всей комнате. — Но это не значит, что я больше не хочу тебя выебать. Лу отвечает на это, расстегивая лифчик и откидывая прочь, и, вот она: великолепная, уверенная в себе, восхитительно обнаженная, с всё тем же блеском в глазах. Дебби взбирается на неё и седлает, все еще мокрая, и Лу стонет что-то, что звучит очень похоже на одобрение. — Скажи мне, чего ты хочешь, — говорит Дебби. Она берет грудь Лу в руки, сжимает соски между голодными пальцами. — Скажи мне, чего ты не хочешь. — Что насчет твоих ногтей? — спрашивает Лу. Неострые и короткие, ногти Дебби царапают её бока, и Лу ухмыляется. — Коснись меня, уголовница. Дебби теряет пару минут, целуя её, горячо и снисходительно, пока не сползает вниз, размещая себя напротив Лу, чтобы продолжить составлять карту её тела. Лу восхитительно отзывчива, более заброшена, чем Дебби могла представить; раскрепощенная и бесстыдная, она наслаждается сексом таким образом, что во рту Дебби становится сухо, что она наклоняет голову, чтобы снова поймать губы Лу, чтобы вкусить звук её удовольствия. Пальцы Дебби легко скользят внутрь и обратно, вниз, в жар; зарываются в спутанные влажные волосы и заставляют Лу стонать. Лу раздвигает бедра, а затем сдвигает их, ловкая нога обвивает бедро Дебби и тянет вниз, принимая её глубже, и если раньше во рту Дебби было сухо, то теперь он наполняется слюной от чувства скользкой влаги и огня, и её пальцы ищут и находят шероховатое место. — Деб, да, — бормочет она, одна рука двигается внизу, направляя Дебби, регулируя давление на её клиторе. — Вот так, да, я всегда… я всегда знала, что мы сделаем это, и это будет… Она не заканчивает предложение, но Дебби знает, что она имеет в виду, и её распирает от внезапной, неловкой привязанности, и она рада, что Лу слишком занята, чтобы заметить это. Дебби не практиковалась с этим углом, и её запястье устало, но она может чувствовать, что Лу уже близко, обхватывает её, так что она обвивает талию Лу и придвигает её ближе, чтобы немного ослабить давление на предплечье. Она касается клитора Лу и чувствует, как её вскрик отдается по всей длине её тела; касается снова. Она вертит пальцами и поддерживает ритм, и потом, вдохновленная и искушенная и отчаянная, она берет в рот сосок Лу и чувствует, как Лу извивается и извивается и затем трепещет: скользкое влажное тепло вокруг её пальцев; Лу задыхается с челкой на глазах. Лу едва успевает отдышаться, когда тянет Дебби на себя, чтобы поцеловать; с испариной на коже и жаром во рту, податливая. Оказывается, быть обнаженной рядом с Лу почти не отличается от того, когда они в одежде: это все еще забавно, они все еще подходят друг другу, это все еще поет в её венах, как правильный перевод. Они целуются, и Лу покусывает её шею, и Дебби, наконец, узнает, каковы тату Лу на вкус (как и остальная её кожа, но её любопытство длиною в десятки лет удовлетворено). Когда они помылись и все же решили надеть пижамы — пижамы Дебби — потому что было прохладно, они легли в кровать, и Лу спросила: — Что теперь? — Теперь мы сделаем работу, — говорит Дебби. Она прослеживает ничего не значащие узоры на гладкой, обнаженной коже Лу, чувствуя даже изменения в дыхании. — А потом? — Сделаем другую работу, или нет, — она пожимает плечами, хоть и лежит. — Насладимся тем, что не за решеткой. Лу фыркает. — А потом сделаем это еще раз, — говорит Дебби: запоздалая мысль, которая таковой не является. Она оглядывается. — Если ты в игре. Лу ухмыляется ей, смазывая поцелуй. Заносчивая и голая и безумно красивая и она лучший друг Дебби во всем мире. — Дебора, — говорит она. — Я всегда в игре.