Здравствуй, душа

Иван Демидович оправил халат и сладко зажмурился, нежась, как большой старый кот, в лучах полуденного августовского солнца. Сейчас в небольшом садике возле помещичьего дома было особенно тихо. Со стороны деревни, скрытой от взгляда хозяина рядком яблонь, почти не доносилось ни единого звука: большинство крестьян сейчас работали в поле, и домашняя жизнь замерла. Надо бы выехать, поглядеть, как идут дела, Иван Демидович давно собирался, да всё откладывал. Уж очень приятно сидеть здесь, в полутени деревьев, и попивать вприкуску с сахаром остывший чай из фарфорового блюдца. Старушка его, Наталья Семёновна, не разделяла любви мужа к подобному бесполезному времяпрепровождению, и предпочитала сидеть у открытого окна своей комнаты, читая Псалтирь. «Нам с тобой скоро шестой десяток пойдёт, - немного сварливо говаривала она, - а как жили, так и живём, ничего полезного не сделали. Хоть бы о спасении подумал!» Сам хозяин с нею не соглашался: детей вырастил, хозяйство худо-бедно ведёт, крестьяне - все сто двадцать душ - сыты, не жалуются. Чай, не зря жизнь прожита. Ну, а что до Псалтыри - так он по воскресеньям всегда в церковь заезжал, сколько себя помнил. Верно, конечно, кто его таким запомнит? Так, обычный в этих краях помещик, вышел из кадетского корпуса, отслужил пару лет и вернулся в отчий дом, чтобы продолжить сытое существование, где главными заботами было - не мешать крестьянам вести хозяйство, не забывая получать доход, да стараться не ударить в грязь лицом перед соседями, такими же незаметными владельцами маленьких деревень. Иван Демидович вздрогнул и открыл глаза, прогоняя жирную чёрную муху, опустившуюся было на самый кончик его носа - потеряла страх от такой же беззаботной сытой жизни. Теперь в саду было что-то не так, между деревьев виднелся невысокий тёмный силуэт; помещик нахмурился в попытке угадать, кто из крестьян мог осмелиться так просто подобраться к господскому дому, и, не сумев сделать это, окликнул: - Варя! Это ты? Поди сюда. Варвара, молодая дворовая девушка, была его любимицей, напоминая кротким нравом младшую дочь, Лизоньку. Когда ту выдали замуж, Иван Демидович позаботился о том, чтобы Варя - даже называл он её по-отечески мягко - осталась в имении, поближе к ним с женой. Сама Лиза почти не приезжала из своего уездного городка, чтобы проведать родителей, а те считали, что у них возраст уже не тот, не подобает. Вот и вышло, что Варвара как бы подменяла дочь, постоянно находясь где-то на виду и исполняя мелкие, несложные поручения. «Всё тебе неймётся, старый», - обиженно фыркала Наталья Семёновна, в который раз видя крестьянку недалеко от мужа. Но обижалась она зря: за всё время Иван Демидович и пальцем не тронул Варю, а обращался к ней лишь с тем, чтобы попросить, скажем, подлить ещё кипяточку. Но по саду сейчас бродила не Варвара; задевая подолом изношенного платья разросшийся подтынник*, на дорожку неспешно, с достоинством вышла маленькая старушка. Худенькая, в истоптанных лаптях, в тёмном платье до середины лодыжек, на голове - платочек, надвинутый почти на самые глаза, а за спиной виднеется полупустая котомка. Паломница, значит - оттого и не трепещет перед помещиком. - Ну, здравствуй, душа, - благодушно улыбнулся Иван Демидович, - куда путь держишь? Ему давно хотелось побеседовать с кем-нибудь, вот так, о чём-нибудь не связанном с хозяйством и каждодневными заботами. Старушка поклонилась с уверенным спокойствием, зная, что никто ей не страшен, кроме одного Бога, и помещик для неё - тот же брат. - В Дивеево, батюшка. - Да, неблизко, - задумчиво кивнул Иван Демидович, опять вспомнив о том, что надо бы съездить к Лизоньке и её мужу, да всё что-то мешает, - а я, вот, гляди, всё сижу здесь, даже к дочери выехать некогда. - Что же тебе мешает? - почти бесцеремонно спросила паломница, лукаво поглядывая из-под платка своими светлыми, лишь едва заметно голубоватыми глазами. - Всё хозяйство! - с досадой махнул рукой помещик, - яровые убирают, молотить начали... А кто же за всем проследит? Конечно, в деревне Иван Демидович не был давно, но приятно было думать, что он тоже причастен к этой ответственной суете. Вот уберут, будет урожай выситься золотистыми горами - можно будет соседа Петра Николаевича позвать, с плохо скрываемым удовольствием прихвастнуть. - Сами проследят, сами продадут, ещё и доход получат, - улыбнулась гостья, - ты давно в своей деревне-то был? Что он мог ответить? Лишь виновато понурился. - А к дочке ты всё-таки съезди, - кивнула старушка, - одиноко тебе теперь. Может, и осталось-то немного. - Может, и осталось, - эхом отозвался Иван Демидович, - да не нужны мы Лизоньке, у неё муж есть, важный чиновник. Но это ничего, у меня Варвара есть, она мне - как дочка. Сам не зная, почему, он рассказал гостье всё - как мило тиха бывает Варя, как чудесно она поёт песни по вечерам, сидя с другими крестьянками, как смущённо улыбается, когда её хвалят. А самое главное - как она читает вслух что-нибудь из «Библиотеки для чтения», когда он сам, уже слабый глазами, просит её об этом. - ...и ведь такая умница! Нам прочтёт, что попросим, а затем сама, чуть только минутка свободная появится - читает. Всё, от листка до листка! Я уж стараюсь ей работу не давать, если вижу... Наталья Семёновна моя, конечно, сердится очень. Но что я могу поделать? И вопросы постоянно задаёт, бабы дворовые не знают, куда деваться! - с усмешкой продолжил он. - А вопросы мудрёные! То хочет знать, правда ли, что Земля круглая, то отчего времена года меняются... Они мне всё жаловались! Старушка с улыбкой выслушала Ивана Демидовича и кивнула: - А ты бы её учиться чему-нибудь отправил, в город! Из неё выйдет толк. Зачем ей в деревне чахнуть? - Да где это видано? - вскинул брови Иван Демидович, - она же крестьянка, а туда же - учиться! - А здесь от неё какой прок? Держишь её, точно собаку на привязи, любуешься... Так и зачахнет она. И сам бы поехал к дочке, что сидишь здесь, как сыч? Помещик вздрогнул и оглянулся: он уже который день проводил в праздных чаепитиях в саду, прогулках по давно знакомым дорожкам и посиделках в гостиной. Кажется, он и сам был готов вот-вот стать предметом интерьера или, быть может, садовым украшением. А жизнь так и проходила мимо, и все люди лишь уходили из неё - сначала родители, как-то тихо ускользнувшие из рук старости прямиком в объятия смерти, затем дети вылетели из гнезда... Умирала прислуга, сторожевые собаки, даже старые яблони чахли, и скоро Иван Демидович с женой должны были присоединиться к этому вечному кругу, оставив на память о себе лишь старый ношеный халат. Никогда он не думал о смерти так, как теперь, она рисовалась отчётливой картиной из близкого будущего. Мгновенно уют сытого благополучия растаял, и оказалось, что помещик давно не рядится в шелка - он медленно облачается в погребальный саван. А старушка так и стояла напротив, спокойная, и наблюдала за переменами в лице Ивана Демидовича. Взяла, вывела его из уютного тумана равнодушия и неведения, а теперь наблюдает за результатом своих трудов. Впрочем, она не хотела, чтобы он страдал - сказала правду, как умела, ведь манерам её учить было некому. - Знаешь, - продолжила она, - а пошёл бы ты, батюшка, на богомолье. Бог всех помнит и любит, и тебе бы, глядишь, легче стало. Уйдёшь - никто и не заметит. - Как, его, помещика?! - А Варвару всё-таки в город отправь, не мучай. Иван Демидович помрачнел ещё сильнее, и даже солнечные блики на лице, ещё недавно радовавшие его, теперь казались злой насмешкой неба. Уйдёшь - никто и не заметит. Так он и прожил незаметную жизнь, такую серую и типовую, что даже старушка-паломница, увидевшая его впервые, заметила это. В голове Ивана Демидовича уже рождались полубезумные мысли - всё передать сыну, часть крестьян отпустить, заехать к Лизоньке попрощаться и... - Ах, вот ты где, - по ступеням крыльца спустилась Наталья Семёновна и, уперев руки в бока, посмотрела на мужа, - а это ещё кто? Только и знаешь, что беседовать с деревенскими бабами. К нам Алексеевы сегодня на чай приедут, что они скажут? Ну, - обратилась она уже к паломнице, - ступай, куда шла. - Что ты, - зашептал ей муж, не желавший терять собеседницу, - нельзя её гнать! Оставайся, душа, - обратился он уже к гостье, - мы тебе место во флигеле найдём. Но старушка лишь махнула на прощание рукой, уже уходя туда же, откуда пришла - под сень несколько запущенных яблонь. Удовлетворённая произведённым эффектом, Наталья Семёновна также удалилась в дом, оставляя мужа в одиночестве размышлять об услышанном. И вновь тёплая, ленивая помещичья реальность приняла его в свои объятия, рассеяв мысли о смерти и бессмысленности существования. - Варя, - привычно кликнул он, - поди сюда! Набери немного яблок - только покрасивее. Подадим сегодня к столу. Пусть Алексеевы видят, что у нас они лучшие в округе!