Часть 1
24 августа 2018 г. в 10:41
«Прости меня, Падме.
Прости, что не смог спасти тебе жизнь, уберечь тебя от неминуемой гибели. Палпатин солгал мне: Темная Сторона не даёт возможность делать то, что ты хочешь, по причине того, что она заставляет тебя хотеть другого: жажды власти, насилия, доминирования и тирании над другими. В Светлой я тоже разочаровался, а особенно в её служителях, джедаях...»
Бывший рыцарь-джедай, бывший ситх Вейдер, а ныне просто Энакин Скайуокер оторвался от письма. Да и зачем он это пишет? Куда? На тот свет? Но надежда есть всегда - да, он сам это говорил, Оби-Ван может подтвердить. Эх, Оби-Ван...
Мог бы подтвердить. Теперь его тоже нет. Как и Палпатина, впрочем, но это уже другая история.
— Папа, папочка! - из раздумий Энакина вывел радостный голос Леи. Девочка, как и её братец, была довольно сообразительной не по годам и внешностью довольно хороша. Но миловидное детское лицо портили только ярко-жёлтые глаза, неизвестно откуда взявшиеся. С ними образ ребёнка семи с половиной лет становился...пугающим.
— Что, Лея? - Энакин не брал девочку на руки с того времени, как однажды она «случайно» ударила его электрическим разрядом, считая это игрой. Ну что поделать, дети.
— Папа! Я научилась душить! - важным голосом произнесла малышка, задрав нос. По её мнению, она научилась делать нечто очень крутое, чем надо обязательно похвастаться папе.
— Молодец, Леечка. Только вот вопрос: а на ком ты это испробовала? - взгляд Энакина стал строже. Лея почесала бублики на голове.
— Не беспокойся, пап. Братика я не трогала. Я задушила сороконожку, которая на него напала, хочешь покажу?
Энакин замотал головой. С того времени, как на него однажды чуть не свалилась туша прожаренного молниями дикого мамонта, неизвестно откуда здесь взявшегося, он больше смотреть «творчество доченьки» не имел желания. Лея насупилась.
— Ну тогда я побежала! - девочка, заметив красивую розовую бабочку, немедленно погналась за ней, чтобы превратить в чёрную. Потоки Силы, выпускаемые ей, вечно пролетали мимо, но Лея не отчаивалась, зная, что когда-нибудь попадёт.
Энакин только вздохнул и вернулся к письму. Эх, тяжела доля Избранного.
«...джедаях. Они столь загордились своей значимостью и числом, что проворонили ситха прямо у себя под носом. Теперь они мертвы, и ситхи тоже мертвы...ну что это я все о служителях? Лучше расскажу о нас.
Сын наш, Падме, которого ты назвала Люком, серьёзен не по годам. Светлая Сторона очень сильна в нем, чего нельзя сказать о Лее. Наша доченька, в отличии от него, гиперактивная и радостная, но Свет причиняет ей боль. Даже я не могу понять причины этого.
Лея недавно поджарила молниями мамонта и в порыве восторга чуть не уронила его мне на голову. За зверя вступился Люк, и теперь мамонт, живой и здоровый, живёт у него в загоне. Пацан назвал его Крутым, и теперь Крутой чуть ли не ходит за ним по пятам. Спаситель же, все-таки.
Ещё раз прости меня, Падме. Уверен, ты не хотела бы такой судьбы для меня и моих детей, но что поделать - Избранство. Да ещё и Силой.
Прости.
Прощай.»
Слеза капнула на бумагу. Одна-единственная, потому что Сильным не положено плакать. Но Энакин, как Избранный, мог позволить себе эту секундную слабость.
Запечатав письмо в конверт, Скайуокер свистнул.
На зов прилетела зелёная сова, которая раньше досталась Асоке от кого-то, но тогрута передарила её Энакину, пояснив, что «Избранным нужнее». Свернув письмо в трубочку, Энакин привязал его к лапке птицы и выпустил её в небо, долго наблюдая за полетом.
«Улетай, моего сожаления стих,
Слезами написанный искренними...»
— Папа, кто это? - раздался откуда-то со стороны голос Люка.
Энакин обернулся - перед ним стояла Падме. Как живая, только...дух.
«Если б родиться могли мы опять...»
«То хотел бы всегда...»
— Падме!
— Я прощаю тебя, Энакин. За все, что ты сделал.
«Я тебя защищать...»
— Нет! Не исчезай, прошу!
Энакин упал на колени. Да, она простила его, она явилась к нему. Но почему не осталась?
— Это ведь была мама, да? - с интересом спросил Люк, оглядываясь туда, где она исчезла.
— Да, Люк. Это была твоя мама- ответил Энакин, вставая с колен. На смену грусти и печали пришло удовлетворение.
«Спасибо, Падме...»