Это от нервов

В дверном замке со скрежетом провернулся ключ, и Слава, сидевший за усыпанным крошками и фантиками столом, мгновенно бросил стучать ложкой, размешивая сахар в чае. «Мирон. Вернулся!» — подумал он, и его будто омыла изнутри теплая волна. «Мудак, ведь писал же ему 20 минут назад, спрашивал ждать или без него жрать. Сам виноват, пусть доставку заказывает… Хотя, конечно, он когда поест, такой ленивый становится, на бочок сразу, сонный, тогда делай с ним что хочешь, сопротивляться не станет. Погрею суп, так уж и быть». В прихожей кто-то переговаривался — один голос был точно Мирона, а второй? Так. Это уже подозрительно. Слава впрыгнул в тапки и вразвалочку вышел из кухни. На пару секунд ему даже показалось, что вот они, галлюцинации, надо было меньше долбить. В коридоре, у захламленной вешалки и пакетов с мусором, стоял Дима Шокк. — Привет, Слава! Мы тут с Димой… Вы вроде бы знакомы, — сказал Мирон и улыбнулся так мерзко, но в то же время так обаятельно, что хотелось его тут же расцеловать. Но вместо этого пришлось лишь протянуть Диме руку для рукопожатия. Дима оглядел его немного насмешливо, но руку потряс. Ничего не понятно! Слава старался не выдать себя озадаченным выражением лица. — Я не ждал гостей. Миро, ты б хоть предупредил, — промямлил он себе под нос. — Телефон сел, — быстро ответил Мирон, и Слава тут же понял, что он врет и начал злиться. — Я поссать, — подал голос Дима. С интересом покрутил головой, даже едва заметно хищно принюхался, скинул кроссовки и безошибочно двинулся в сторону санузла. — Это что за легендарное примирение? И ты зачем его домой притащил? — зашипел Слава, утаскивая Мирона в комнату. Мирон не сопротивлялся, казался трезвым, глаза обычные, цепкие, без зрачков на пол-ебала, как оно бывало, если он вдруг начинал творить хуйню. Прижатый к стене, он глядел в ответ и улыбался, потом длинно и нежно провел по Славиной руке выше локтя и тихо сказал: — Мы в баре сидели сегодня, обсуждали нерешенные дела. Когда-то надо было это сделать. У меня остались кое-какие его вещи. Отдам сейчас. В ванной защелкали выключатели и громко зашумела вода. Слава отшатнулся от Мирона за секунду до того, как Дима зашел в комнату. — Сообразишь чаю, Слав? — попросил Мирон. Слава сжал челюсть. Раскомандовалась, карлица. Но сдержался и ответил вполне спокойно. — Идемте, дорогой гость, накормлю чем бог послал, бутербродов сделаю, если вам такое можно, конечно. Дима кивнул и бросил долгий, пронзительный взгляд на Мирона, который забрался на колченогий стул, чтобы вытащить что-то с верхних полок шкафа-купе. Ох, Слава знал этот взгляд. Невысокий Мирон привставал на носочках, чтобы дотянуться, и от этого у него оголилась полоска кожи на спине между футболкой и джинсами. — Срачельник тут у вас, — поддел Дима Славу на кухне, брезгливо расчищая от мусора стол перед собой, чтобы поставить кружку. — Переедем скоро в другую хату, тут я жил раньше с приятелями… — Слава замешкался. — А теперь вдвоем живете, понятно. Да, Мироха такой. Долго уговаривать переехать не приходится. Оглянуться не успеешь — уже повсюду его футболки расстелены, чтоб не помялись и раствор для линз в ванной. — Сейчас однодневные носит, — делано равнодушно пожал плечами Слава. — А ты, значит, заботишься о нем, готовишь, стираешь? — Да, по дому видно, что я хозяюшка. В кухню, неся перед собой пыльный бумажный пакет, ввалился Мирон, оглушительно чихнул и сказал: — На! В пылище только. — Да, братишка, как наша жизнь. Ну я пойду. — Допей чай, — влез Слава таким тоном, что сразу стало понятно, что лучше проваливать побыстрее, иначе ему этот чай за шиворот выльют. — Да не, пойду! Конфету только вот украду, — Дима сунул пару конфет в шелестящих обертках в джинсы, встал из-за стола и забрал пакет из Мироновых рук. В коридоре, уже обувшись, Дима почему-то медлил, не уходил. — Ладно, Миро, вроде все обсудили, что хотели. Не буду врать, что был рад вас двоих видеть, — он подхватил пакет поудобнее и положил ладонь Мирону на плечо, — не скучайте без меня, детки! Дима бесшумно выскользнул на темную лестничную клетку, а Слава слишком поспешно захлопнул за ним дверь. — Не начинай! — повысил голос Мирон. — Че мне не сказал, что с ним встречаться собрался? Еще и телефон выключил, — потупился Слава, — че я б запрещать стал? — Запрещать бы не стал, мандел бы только без остановки. Есть че пожрать? Мирон ел как попало, почти всухомятку, энергично двигая челюстью, пялясь в телефон, время от времени поднимая взгляд на Славу и кривовато улыбаясь. Когда он встал закинуть чашку в мойку, Слава подорвался с места и прижал его к раковине. — Скучаешь по нему, да, Оксан? — лихорадочно зашептал он, стараясь прижаться всем телом, потрогать, ощупать. Ведь это все, весь Мирон, теперь его, так ведь? Никто не отберет. — Слав! — Че, он лучше меня? — у Славы все плыло перед глазами, он целовал и кусал Миронову шею, пытался вдохнуть поглубже его запах. — Давай, скажи? Увидел его и, наверно, сразу потек, да? Столько лет прошло! — Слав! — голос у него был беспомощный. — Тебе мало, да? Мирон ловко выбрался из его объятий и ушел в ванную. Агрессивно там что-то переставлял, ронял, а потом зажурчала вода. Слава специально решил перемыть всю накопившуюся посуду и крутил рычаг смесителя туда-сюда, чтобы вода у этого мудака в душе становилась то ледяной, то кипятком. Уже глубокой ночью, когда Слава забрался под теплое одеяло, весь месяц стояло плюс 25, но он все равно мерз, Мирон скользнул в постель и не плюхнулся лицом в подушку, чтобы мгновенно вырубиться, как это обычно бывало, а приобнял тяжелой рукой. Слава зажмурился, хотя он и лежал спиной, вряд ли Мирон бы смог разглядеть в темноте его обиженные глаза. Притворился спящим. Но назавтра все сложилось так, как никто бы не мог предположить. В половину первого ночи заверещал домофон. — Я ничо не заказывал, — крикнул Слава в ответ на вопросительный взгляд Мирона. Они молчали, ничего не обсуждали со вчерашнего дня. Слава пришел поздно, ковырялся на кухне, разговаривал с кошкой, пилил сторис, а Мирон валялся в разворошенной постели, расслабленный, в домашних штанах и футболке, с ноутом на коленях, и что-то агрессивно настукивал время от времени. — Я открою, лежи, — сказал Слава. Когда из домофона прозвучало резкое: «Это Дима! Дима Хинтер!», Слава на пару секунд завис. Но потом все же молча нажал кнопку на трубке, чтобы впустить гостя. — Кого принесло? — спросил Мирон. — Он теперь постоянно в гости заглядывать будет? Ебать ты любвеобильная императрица! — Хуйле ты орешь? Кто там? — Димочка твой ебучий. Мирон побледнел, посмотрел в телефон, видимо проверял уведомления, и резко вскочил с кровати, спеша к двери. — Ничо не писал, он вроде уже улететь должен был… Слава остался в комнате, тяжело грохнулся на кровать, так, что реечное дно противно заскрипело. Мирон открыл дверь, и Димин громкий голос донесся до его слуха. Слава поморщился. Яростно жестикулируя, Дима ввалился в комнату, под мышкой у него была бутылка чего-то алкогольного. — У меня самолёт завтра днем, решил вот навестить напоследок. Да и приятель мой, который меня вписал тут, чёт зависает где-то. А ключей-то нет! Точно знак. Надеюсь, вы еще не спали, детки. Давайте-ка накатим! Я принёс. Слава глянул на Мирона, тот осторожно улыбался, так что и он решил не сучиться тоже. — У нас где-то егерь был. И конина. Здесь сядем или на кухне? — Давайте тут! — рядом с вашим супружеским ложем. Надеюсь, не от чего не оторвал? Хоть заправьте. — А мы не заправляем, — едко отозвался Слава и ушёл на кухню за стаканами. Никто на помощь ему, конечно, не пришёл, один он составил посуду друг на друга, достал из шкафа початую бутылку егеря и полную коньяка. В холодильнике нашлась вчерашняя пицца. Слава решил ее не греть, чтоб не оставлять этих двоих наедине слишком долго. Когда он зашёл в комнату со всем этим добром наперевес, удерживая пирамиду стаканов подбородком, Дима стоял в шаге от Мирона и что-то яростно ему доказывал. Видимо, отпил уже из своей бутылки по дороге. Слава, к своему удивлению, понял, что Дима-то ниже Мирона! А Слава все Мирону: «моя принцесса», «моя лысая карлица», а вот оно как. При этом Дима был настолько ощутимо крупнее и сильнее… Славе это почему-то очень не понравилось. Он скинул мелкий хлам с журнального столика, вытащил его, привлекая к себе внимание, нарочито расталкивая мебель вокруг. Дима устроился на стуле. Мирон, подогнув под себя ноги, сидел на кровати, Слава бегал в кухню и обратно подтаскивая недостающую еду и посуду. Наконец, уселся поближе к Мирону, на кровать, хотя рядом стояла табуретка. Мирон улыбнулся в ответ, тонко и очень ласково. Дима рассказывал про свою нынешнюю даму — Мирон кивал. Дима шутил несмешные шутки — Мирон хрипло похохатывал. Дима жаловался на тупых знакомых — Мирон скорбно изгибал губы. В их взаимодействии не было ни одного «а помнишь, как тогда», но Слава все равно чувствовал себя чужим. Он пошел включить музло пободрее и посмотрел на Мирона издалека: тот был расслаблен и светился самодовольством. И как-то быстро накидался! Вроде выпили всего ничего. Взгляд совсем расфокусированный, блестящий, ебальник раскрасневшийся и эта манера жестикулировать, проявляющаяся только так, под градусом. Резкая, манкая, у Славы зубы сводило, как хотелось его такого затащить под одеяло и спрятать от чужих глаз. Он с горя подлил себе коньяка и выпил залпом. Горло обожгло, но на душе стало легче мгновенно. Ближе к трем ночи Слава уже вовсю спорил с Димой о судьбах баттл-рэпа, бессмысленно и неаргументированно, но очень весело. Мирон многозначительно фыркал на паузах, а потом вышел в туалет. Походка у него была нетвердая, и они оба с Димой проводили его взглядом. — Все еще хочешь его выебать, да? — спросил Слава. Скрывать уже было нечего. Да и выпито прилично. — Не отказался бы. Славу затопило злобой, он даже не мог придумать, как бы хлестко отбить. Мысли путались. Он подлил себе ещё. Тем временем Мирон вернулся и плюхнулся рядом — сильно ближе, чем сидел до этого. Утащил со стола кусок холодной пиццы и начал есть, кроша на себя. Не было в этом ничего сексуального, но Слава все равно почему-то разволновался и не мог перестать пялиться на его губы. Пока Дима рассказывал какую-то забавную берлинскую байку, Мирон положил Славе на колено ладонь, чуть сжал, посмотрел пьяно. Дима проследил движение, но даже бровью не повел, а вот Слава покрылся потом. Сидел, едва дыша и облизывая губы, чувствуя свой пульс в ушах. Он все еще дрожал как девственник каждый раз, стоило Мирону коснуться его вот так, «очень, блять, приятно». А тут вообще — на людях. Рука медленно ползла все выше и выше. Дима отвернулся, якобы чтобы воткнуть телефон на зарядку, а Мирон вдруг потянул Славу на себя, сминая ткань толстовки, и начал целовать. Порывисто и нетерпеливо. На вкус — сплошной алкоголь. Слава ответил, у него страшно кружилась голова от такого напористого Мирона, он мгновенно забыл, что они не одни в квартире: обнял за талию, начал трогать челюсть подрагивающими пальцами. Мирон, на самом деле очень сильный и цепкий, ловко повалил его спиной на кровать. Тут уже Слава слегка протрезвел. Он поднял взгляд на Диму: тот смотрел на них жадно, не отводя глаз. И хотя приглашение не было озвучено, Слава сразу понял, что будет дальше. Как будет дальше. Мирон сел ему на бедра, возбужденный и горячий, прогнулся, начал хаотично тереться пахом. Кровать беспомощно хрустнула — сзади Дима навалился на Мирона, тяжелый, неумолимый. Он жестко, пожалуй слишком жестко, на вкус Славы, жалил шею и плечи поцелуями — было видно, как Мирон крупно вздрагивал и жмурился от них. Слава нырнул пальцами под футболку, ощупал мягкий живот, повел к спине, поднимаясь к лопаткам, когда футболку в одно мгновение стянули. Дима стянул. И уже полез к поясу легких домашних штанов, под которыми, сложно было не заметить, крепко стояло. Слава приподнялся, попытался притянуть Мирона за шею к себе, поцеловал, глубоко и развязно, но коротко. Мирона буквально вырвали из его рук — в эту же секунду уже Дима сминал в поцелуе эти порочные губы. У Мирона забавно, как-то по-детски дрожали ресницы. Интересно, когда Слава его целует, они у него также дрожат? Он никогда не обращал внимания. Слава начал вылизывать живот, ныряя в пупок языком, кусая дорожку волос, ведущую к паху, иногда мешали Димины руки, вовсю орудующие в штанах у Мирона. Слава умирал, ему было тяжело и физически, и морально, но прекратить это было невозможно. Он видел, как дергался кадык, как татуированная ладонь сжимала горло, а вторая под тканью, резко, ритмично двигалась. Ему на мгновение показалось, что это тоже он. Четырехрукий, более злой, более смелый, безраздельно распоряжается этим телом. Он вдруг замечтался о щупальцах, чтобы обвить еще и ими Мирона, чтоб не вырвался, не убежал, чтобы не смог сопротивляться. Мирон хрипло и протяжно застонал. Всегда, всегда был молчаливым, ну попыхтит чуть громче обычного — максимум. Славу этот прорезавшийся голос разозлил. Он столкнул его с себя, а Дима поймал за плечи и уложил на спину. Начал быстро и грубо стаскивать с него брюки. Славе на секунду стало стыдно, но потом ярость победила и он, отстранив Диму, развел Мирону ноги и устроился между ними. Мирон не сопротивлялся, его твёрдый член пачкал смазкой живот. Если бы они были одни, Слава бы с удовольствием взял у него в рот, долго-долго бы растягивал пальцами, прикусывал бы чувствительные места рядом с пахом, где до сих пор была россыпь пожелтевших синячков. — Ты дорожку проложишь? Ну ладно, без проблем! Я с другого края зайду, — ухмыльнулся Дима и перебрался к изголовью кровати. Провел пальцами по Мироновой скуле, обвел бордовые губы, кусаче поцеловал, а потом начал стаскивать с себя шмотки. Слава проморгался. Все это казалось сюрреалистичным — таким бессильным был распятый Мирон. И таким желанным. Он потянулся к сжатому кольцу мышц, Мирон ахнул и подался под прикосновение, развел ноги шире. «Сучка, — зло подумал Слава, — вот блядина». И толкнулся сразу двумя пальцами насухую. Мирон болезненно дернулся. — Плохо ебешь, у нас всегда дырка была раскрытая и готовая, — едко отозвался Дима. — Там, в подушках, подай! Дима нащупал под подушкой тубу смазки, метко кинул ею в Славу и начал трогать подушечками пальцев губы Мирона. Слава засмотрелся: Мирон приоткрыл рот и покорно подставлялся под касания, то и дело неглубоко втягивая пальцы, лаская языком. Дима легонько ударил его по щеке ладонью, опустил челюсть вниз и вставил член в рот. Ноздри Мирона раздувались, он начал давиться. У Димы был больше — Слава даже отстраненно позавидовал. Противоречивые эмоции: с одной стороны вот такой Мирон с чужим хером во рту — это больно, так больно, что в груди что-то неприятно заворочалось, а с другой — это страшно горячо и красиво. Необъяснимо. Хотелось сломать эту красоту, ударить, смять. Дать этому мудаку Диме кончить Мирону в рот и потом целовать, целовать, что есть сил эту разрушенную, опороченную красоту. — Давай, возьми поглубже, — обманчиво ласково сказал Дима, — и старайся, блять. Со смазкой пошло легко, Слава сразу толкнулся на всю длину и услышал, как Мирон снова поперхнулся Диминым членом с противным горловым звуком. Пришлось взять темп помедленнее, он начал выходить почти полностью, а входить медленно, стараясь проехаться по простате, не отводя глаз от Мирона с чужим членом во рту. Тот сосал сосредоточенно, пускал в горло время от времени, задыхался, под глазами блестели дорожки слез. — Вот та-а-а-ак, — протянул Дима, вытирая влагу вокруг его рта, — ты что-то заскучала, принцесса? Славик, давай-ка раком его. У Мирона мелко тряслись ноги, сам он, пугающе-послушный, встал на колени. Дима приподнял его лицо вверх за подбородок и, забавляясь, несколько раз ударил членом по губам. — Давай, котик, расслабь горлышко, — сказал он и начал яростно и быстро трахать его в рот, Слава так никогда не пробовал, да и страшно. Амплитуда хоть и небольшая, но Мирон издавал такие гортанные звуки, что стало немного не по себе. Но зато стыд исчез, когда Дима вынул и спросил: — Нравится хуи сосать, а? Не открывая мокрых глаз, Мирон всхлипнул что-то невнятное, умоляющее-согласное. Слава сжал губы и резко вошел сзади — дырка стала податливой, красной, принимала его легко. Он обвел края пальцем и позволил себе драть Мирона сильно, хлестко, ускоряясь. Того уже просто болтало туда-сюда по инерции. С одной стороны Дима, не дающий передохнуть, с другой Слава, задающий нехилый темп. Свое тело он уже не контролировал, спина была скользкой от пота. Слава потянулся пощупать напряженные мышцы его живота, опустил руку к члену: пиздец. С него подтекало. Он быстро отдернул ладонь и начал ебать еще жестче, сдувая мокрую челку со лба. Слава не знал — наказывал он или хотел сделать приятно, его обжигало что-то изнутри болезненное и непонятное. — Вот это я понимаю, — сказал Дима спустя несколько минут бешеного темпа. Он отстранился, и Мирон плюхнулся лицом в постель, как кукла. — В два хуя вывезет, как думаешь? Мирон протестующе застонал. Славе почудился даже всхлип. — Дай-ка посмотрю. Слава вытащил. Уши заложило, пока Дима что-то говорил и свободно двигал средним пальцем в раскрытой дырке. — Давай, толкнись членом. Попробуем. Слава послушался, с пальцем дырка чувствовалась узкой-узкой, на разрыв. Мирон вскрикнул болезненно высоко, и Слава тут же быстро откатился, осознав, что сам мокрый как мышь. — Ну ладно, моя очередь тогда. — Презик! — рявкнул Слава, но Дима и не думал его слушать. Толкнулся как есть. Мирон коротко хрипло вскрикивал время от времени, пока Дима безжалостно возил его по простыне, входя с чавкающими хлопками. Слава лишь смотрел. — Слав, — позвал Мирон пересохшими губами, звука почти не было, один выдох. Слава его услышал только потому, что без остановки пялился на его искаженное то ли удовольствием, то ли болью лицо. — Слава, — позвал Мирон снова, и Славе пришлось выйти из транса. Он переполз на другую сторону, не решаясь целовать этот красный, распухший рот, в котором недавно был чужой член, Мирон сам потянулся к нему, но очередной толчок выбил из него дух. Дима пользовал его быстро, безжалостно, словно шлюху, так что Слава решил, что и ему можно. Грубо вставил Мирону в рот, но тот уже и губы сжать не мог толком. Так, просто держал во рту, двигаясь от толчков сзади. Слава чувствовал ребристое небо, чувствовал, как смыкаются в рвотном позыве стенки горла. На шее и лбу у Мирона вздулись вены. Хотелось толкнуться на всю длину, заставить его задыхаться и плакать. Дима начал двигаться коротко, ещё более яростно, и Слава понял, что тот вот-вот кончит. Он поднял взгляд: так и есть, искаженное гримасой лицо. Мало приятного. Так что он предпочел смотреть на щеку Мирона, растянутую его членом. — Расслабь очко, расслабь, — запыхавшись давил из себя Дима, — Славик, ну-ка глянь, тебе понравится, видел как ляля умеет принимать? С твоего хуя так же? По ногам у Мирона текло, залитая семенем дырка пульсировала. — Давай, кончи ему на лицо, как он любит, я поработаю, — сказал Дима и перевернул безвольное тело на спину, закинул одну ногу себе на плечо и начал ритмично сосать. Мирона била мелкая дрожь, глаза бессмысленно распахнулись, взгляд стал совсем пустым. Слава, как одержимый, трогал его горячую кожу, болезненно кусал соски, все-таки вылизал аномально горячий рот, пряный на вкус. — Не получается без хуя в попке, да? — ухмыльнулся Дима, выпустив член изо рта. — Давай, крошка, кончай, у меня челюсть затекла. Мирон замычал жалобно, просяще, мышцы живота судорожно дергались. Он вдруг взглянул на Славу ясными глазами и протянул руку, но Слава отвел ее. Дима только хмыкнул и жестко толкнулся двумя пальцами в растянутый вход. — Оближи! — он поднес их к губам Мирона, тот отшатнулся, попытался отползти, но его сдержал Слава и силой приоткрыл ему рот, сжимая щеки. — Не оближешь — будешь учиться кончать без рук совсем. Я помню, один раз у тебя получалось. Мирон жалобно изогнул брови и открыл рот, втянул пальцы. — Умница! — Теперь еще разок. — Не морщись. — Мою сперму ты уже пробовал. — Вот так. — Хороша девочка. — Глотай, не сплевывай! — Давай, оближи столько пальцев, сколько хочешь в себя. Слава дрочил себе быстро, даже немного болезненно. Теперь, когда Мирон был окончательно унижен, распят, растоптан, воскрешен, вылизан и обласкан, можно было себя отпустить — белые капли упали на нос, ресницы, подбородок и шею, все то, что Слава много-много лет фетишизировал, потом ненавидел, потом одержимо превозносил. Мирон вырубился мгновенно. Его не хватило бы ни на второй раунд, ни на душ, ни на то, чтобы просто вытереться краем одеяла. Славу тоже клонило в сон, но наличие Димы в квартире снова начало напрягать — тот уперся в ванную, стойкий солдатик. И Слава прислушивался к шуму воды, глядя на растерзанного, перемазанного чужой спермой, Мирона. Он лежал так, как его бросили, на спине, на голом матрасе, простыня сползла вбок. Беспокойно вздрагивал во сне и скрипел зубами. Как открытые раны, чернели в полумраке татуировки. Слава наклонился и поцеловал его, как Иуда, в щеку, умирая внутри от непонятной тянущей боли. Накрыл мятой простыней по горло. — Закрой за мной, — тихо сказал Дима, не входя в комнату. Вид у него был усталый, плечи трагично опущены. Слава аккуратно, чтобы не потревожить Мирона скрипом кровати, выпутался из постели и вышел в коридор. — Эта сука меня так и не простила, представляешь? Специально меня сюда притащил, чтобы я на вашу идиллию посмотрел… — зло зашептал он, глядя куда-то в стену. Потом натянул кроссовки и поднял большую сумку с пола. Опираясь о косяк, Слава машинально отпер дверь, его ужасно мутило. Дима уже шагнул за порог, но обернулся и резко бросил: — Проебешь его, как я, лично прилечу и морду тебе начищу, понял! — и пошел вниз по ступенькам, игнорируя лифт. Солнце уже взошло. Слышно было, как собираются на работу соседи сверху, ранние пташки. Слава заварил себе кофе, мерзкий и горький, такой пил только Мирон. От этого на душе стало еще тяжелее. Он закурил, глядя во двор. В голове было много мыслей, но думать их было страшно. Хотелось спать, но сама мысль о сне вызывала отвращение. Так что он просто дышал, боясь спугнуть это странное оцепенение. — Я проснулся, а тебя нет, — в дверном проеме стоял Мирон, неловко завернувшись в простыню ниже пояса, — Слав, пойдем в кровать. Слава разглядывал его пару секунд, пытаясь угадать, как ответить будет правильно. — Где Дима? — так и не дождавшись ничего, спросил Мирон, глаза у него бегали. — Ушел. Мирон покусал губу и хрустнул шеей, после бессонной ночи у него под глазами были темные круги, и это придавало ему какой-то мученический вид. — Ты ненавидишь меня теперь? — выдохнул он. Слава быстро замотал головой. — Тебе нравится когда с тобой так, да? Представляю, насколько тебе секс со мной пресный. Мирон дернулся как от пощечины. — Любишь его все еще? — несчастно спросил Слава. — С чего ты взял? Некоторые раны просто долго гноятся, прежде чем зажить. Вчера мы вроде как выпустили гной, — Мирон аккуратно опустился на табуретку, почти не поморщившись. — И нет, я не люблю, когда со мной так. Обычно. Просто вчера был ты. И вчера был он. Я хотел тебя. И хотел его. Но… Не будь тебя, я точно знаю, что ничего бы не было. А не будь его, мы с тобой бы долго занимались любовью перед сном. Фэктс. Слава приблизился, согнувшись, обнял Мирона за плечи, прижал к своей груди. Горло царапали всякие идиотские признания, которые сделали бы все еще сложнее, поэтому Слава выдавил из себя только: — У него хуй больше. Мирон приподнял голову, посмотрел в глаза и насмешливо изогнул бровь. — Серьезно? Это тебя волнует? А у тебя длиннее, да и вообще ты сам подставиться любишь. Это охуенно. Дима не разрешал. Раз уж тебе так хочется сравнивать, — он крепко обнял Славу в ответ, а потом быстро выпутался. — Я пойду ополоснусь, а ты постель поменяй, ладно? Поспим пару часов ещё, днём у меня встреча. Он сладко зевнул, приподнялся, завернулся в простыню как в тогу — настоящий император, и скрылся в ванной. Слава с облегчением вылил остывший кофе в раковину. Мирон давно спал, смешно посапывая, но к Славе сон так и не пришел. Он все смотрел на его профиль, украдкой обводил пальцем наливающиеся синяки и морщинки на лбу, трогал щекотную утреннюю щетину.