Still

Тэхён в который раз меняет аккорды новой песни, зачеркивая ненужные в блокноте, начинает сначала уже неизвестное количество раз - и нет, опять не то, не подходит, не звучит, не нравится. Он откладывает гитару в сторону и зарывается пальцами в уже отросшие волосы. С ними он хотя бы похож на самого себя в зеркале - себя всем привычного. С короткой стрижкой у него торчали уши и это ой, как раздражало. У мелодии действительно проблемы, потому что текст есть, но подобрать правильно аккорды не получается уже больше трёх часов. Тэхён не знает, что с этим делать, потому что бросить свои попытки найти то самое не может. Если не сейчас, то потом не получится вообще. Мышцы рук ноют от одного и того же положения, а подушечки пальцев покрываются мозолями. Тэхён вспоминает, как раньше они с Сынюном оставались в студии до поздней ночи вдвоем и играли бесконечно долго: один начинал, а второй подхватывал - неважно кто. Они просто отдавались игре, гитаре, музыке. Если кто-то запинался или не знал, как продолжить, другой переигрывал свои варианты, и в итоге они выбирали наиболее понравившийся обоим. Тогда было легче сочинять. Сынюн любил слушать песни Тэхёна, даже если те были ещё незаконченными и немного заезженными. Кан полностью наслаждался игрой Тэхёна, его голосом и видом, так же как наслаждался собственной игрой. Для Сынюна раньше гитара была смыслом жизни, для Тэхёна она только становится. Хоть Сынюн и перестал играть, он всё ещё слушает песни, написанные Тэхёном, просит кинуть ему что-нибудь пока ещё не утвержденное, какие-либо зарисовки. Сынюн все ещё просит Тэхёна петь ему, находясь за тысячу километров. А Тэхён поет, играет, словно ничего не изменилось, хотя изменилось многое. Изменилось капитально, но Сынюн всё ещё с ним, слушает, улыбается и наслаждается. Сынюн всё ещё любит его игру, голос и самого Нама. Тэхён сидит над гитарой, набирая короткое сообщение "можешь приехать?" и отправляя его контакту с именем "Юни~". У Сынюна тур с виннер начался недавно, он уставший, а Тэхён эгоистичный мудак. Жаль, сообщение удалить уже нельзя. А Кан точно приедет, даже если спать уже лег, даже если менеджеры не будут пускать его. Сынюн Тэхёна не бросит, не будет спрашивать, что случилось, и просто приедет. Нам жалеет о том, что отправил чертово сообщение. Он не хочет, чтобы Сынюн мчался на всех парах к нему только из-за того, что он сам не может закончить песню. Кан Сынюн не отвечает на звонки, и Тэхён действительно надеется, что тот уже спит и видит десятый сон. Тэхён возвращает гитару на место и продолжает мучить её, рвано попадая по струнам и пробуя все, на его мнение, подходящие варианты. Куплет всё равно выходит криво, даже если припев ему вполне нравится. И это только спустя час. Тело затекает за все время сидения, а дверной звонок оповещает о госте. Кан с мокрой головой и одетый наполовину в домашнюю одежду врывается в дом и кружит вокруг Тэхёна, который от такой резкости не успевает реагировать. Сынюн останавливается прямо перед ним и обхватывает ледяными ладонями лицо Нама, пристально глядя в глаза. - Не пугай меня больше так, - Сынюн смотрит укоризненно немного, а Тэхён чувствует себя виноватым. Он всегда себя так чувствует. - Ты не отвечал на звонки, - Нам обхватывает чужое запястье и смотрит ответно в глаза, понимая, что слишком сильно скучал по Сынюну. Тэхён в неизвестном порыве склоняется к чужому лицу, приближаясь предельно близко. Он гладит большим пальцем руки выпирающую на запястье Кана костяшку и прижимается к полным губам. Скучал звучит недостаточно хорошо. Безумно и безнадежно тосковал. Тэхён также медленно отстраняется от Сынюна и приоткрывает свои глаза. Губы напротив разливаются в нежной улыбке - такой, которую он так давно не видел. - Прости, - еле слышно шепчет Нам, извиняясь за все сразу: за то сообщение, за то, что пришлось приехать так поздно, за то, что не извинился за это с самого начала. Кан трясет головой, брызгая каплями воды с волос и перехватывая чужую руку. Сынюн дёргает Тэхёна на себя, вмиг прижимаясь и вдыхая любимый запах. Они давно не виделись. Очень. Объятия выходят тёплыми (не обращая внимания на мокрые волосы Сынюна), порывистыми, потому что сжимают друга друга крепко, гладят по плечам, спинам, вдыхают один воздух и чувствуют друг друга так хорошо, так, как было раньше. Даже отходить друг от друга не хочется, но Тэхён знает, что у Кана мало времени, что ему нужно больше спать и отдыхать. Тэхён знает это всё, потому что раньше с ним было все то же самое, когда он был вместе с виннер. - Я не могу закончить песню, - Нам пожимает плечами и указывает на лежащую на кровати гитару. Звучит так смешно и паршиво одновременно, что будь он месте Кана, точно ответил бы: "так я причем, к соус клаб обращайся". - Ты же знаешь, я сто лет её в руки не брал, - не смотря на свои слова, Сынюн проходит и садится на край кровати, перекидывая ремешок через шею. Наму стыдно, ведь Кан никогда бы такого не сказал. Он слишком добрый, даже по-детски наивный и полностью отдающийся тому, что нравится. Тэхён не двигается с места. Сынюн пробует, проходится пальцами по струнам и улыбается, а затем подносит исписанный в нотах и словах блокнот Нама и начинает играть. У Сынюна, честно, выходит куда лучше, чем у Тэхёна, даже если тот и не играл давно. Сынюн меняет что-то прямо во время игры, заставляя Нама приоткрыть рот - вот, то самое чувство, то, что нужно, то, что описывает его состояние. Сынюн играет второй раз - уверенней, и начинает петь. Его голос всё также сладок, приятно слушать, особенно, когда он поет песни Тэхёна. Наму кажется, что они меняются местами. Кан заканчивает играть и откладывает гитару, исправляет что-то в блокноте, крутя ручку в руке. - Я думаю, так звучит лучше, - Тэхён думает так же. Особенно, когда играет Сынюн. - Слова красивые. Как запишешь, скинешь мне? Нам кивает и с неохотой провожает Сынюна до такси. Их пальцы переплетаются сами собой - обычный для них жест. Будут скучать, ждать, возможно, такой же неожиданной встречи, будут любить несмотря ни на что, помогать, вот так приезжать посреди ночи и прощать за глупости в виде тех же поздних сообщений. Когда такси исчезает из вида, Тэхён заходит в дом, садится на кровать и играет песню - заново, с новыми аккордами, но со старыми все ещё яркими чувствами. Тэхён знает, что делать. Потому что то самое чувство, описывающее его состояние, и есть Кан Сынюн.