Харальд

-Харальд…мой Харальд… Я повторяю это имя, словно одна из последователей веры с одним богом, которая шепчет свои непонятные молитвы, глядя на крест с распятым человеком. Для меня не существует более богов, которые забрали у меня всё, но я не могу понять за что? Что я им сделала? Что ты, мой Харальд, им сделал? Я стою на высоком утесе и смотрю на море, потому что я все еще лелею глупую надежду на то, что вдалеке увижу драккары, чьи паруса раскрашены в родные цвета – цвета клана нашего конунга, я буду знать, что на самом главном стоишь ты и ждешь не дождешься момента, когда спрыгнешь на земли родного фьорда, а я выбегу к тебе на встречу со слезами радости на глазах и ты обнимешь меня крепко-крепко, как никогда раньше, я замечу на твоем лице новый шрам, но уже привыкла к тому, что на тебе после походов почти всегда не остается живого места. Вечером того же дня, наш конунг устроит большой пир, на котором все будут поднимать серебряные кубки за храбрость воинов и в память тех, кто не вернулся, а так же разделят добычу. Мы с тобой выйдем из шумного дома конунга, дойдем до нашего, где я покажу тебе рубаху, которую я соткала для тебя, а ты вытащишь из своей сумки маленькое золотое колечко, добытое из дальней страны, я буду безумно рада, а ночью я не смогу уснуть, просто потому, что конунг совсем скоро снова призовет всех мужчин для нового похода, и всю эту ночь и последующие, я буду благодарить богов за то, что позволяют хоть немного полежать в объятиях любимого, почувствовать вкус его губ, любоваться на него спящего, немного изнеможённого бесконечными странствиями. Поднимаю глаза на небо цвета стали – скоро начнется сильный дождь. Харальд, как тебе живется в Вальхалле? Встретил ли ты там своего и моего отца? И скажи, не приглянулась ли тебе какая-нибудь из валькирий? Говоришь ли ты ей те слова, что говорил мне, и даришь ли тот же жемчуг и серебро, что дарил мне? Помнишь, как мы встретились в первый раз – я только-только достигла возраста невесты и приглянулась многим завидным женихам нашего фьорда, но ни один из них не мог вызвать то волнение в сердце, о котором так часто поют странствующие скальды, а тут в один из немногих для наших краев теплых дней я встретила тебя. В лесу, я собирала лекарственные травы по поручению матери, вокруг было тихо, только птицы весело щебетали да журчала вода в ручье. Внезапно, послышался странный шорох, я испугалась, вдруг это будет дикий зверь? Но неожиданно, из кустов вырвался ты – высокий и статный, а в твоих длинных светлых волосах запутались мелкие колючки. Поначалу ты не замечал меня и не стеснялся ругаться самыми скверными словами, отдирая от себя маленькие неприятности. Я не выдержала и засмеялась, наконец, твой грозный взор обратился ко мне, и какая-то невиданная сила заставила тебя искренне улыбнуться, ты уже не казался таким грозным. Ты подошел ко мне и извинился за свою ужасную брань в никуда. - Пустяки, - ответила я, не замечая, как краснею, - всякое бывает. - Это точно, - ты по-доброму усмехнулся, - ты ведь Фрида, да? - Откуда ты знаешь? - Я всегда вижу тебя, когда ты бежишь на берег, встречать своего отца с похода. Он всегда тебя называет «моя добрая Фрида» и так получилось еще, что мой отец с ним в дружбе, поэтому я знаю про тебя многое. -Назови свое имя. -Харальд Олафссон. Совсем немного времени прошло с этой встречи, и ты уже вместе со своими родными пришел в наш дом свататься. Я согласилась сразу же, а наши отцы были только рады тому, что наконец-то кроме трогательной дружбы их свяжут узы родства. О, боги! Я была самой счастливой невестой из всех – мама достала из сундука прекрасное, богато украшенное платье, в котором она выходила замуж за моего отца, а моя бабушка выходила в нем замуж за моего деда, и вот настала моя очередь, я не могла дождаться момента, когда ты на кончике меча протянешь мне обручальное кольцо. Я хотела, чтобы наш свадебный пир был веселее, чем любой пир нашего конунга, чтобы все в нашем селении завидовали нам с тобой, видя наше счастье, Харальд. Так оно и было. После первой брачной ночи, когда те, кто засвидетельствовал мою невинность наконец-то покинули нас, мы с тобой вдвоем наслаждались уединением. Теперь у нас был свой дом, стоявший между домами наших родителей. Я всеми силами старалась поддерживать в нем уют, а ты заботился обо мне, как о самом драгоценном сокровище. Нельзя так говорить, но я чувствовала себя прекрасней и счастливей, чем жена конунга. Помнишь, как в сундук, в котором раньше лежало мое приданое, ты положил свой самый лучший меч, самую прочную кольчугу и самый крепкий шлем, затем ты запер его на большой замок, а ключ положил туда, где я хранила драгоценности. Ты сказал, что это для нашего с тобой сына – как только он возмужает, то все эти вещи будут полноправно принадлежать ему. Мы не слишком долго пробыли вместе. После свадьбы, через третью неделю, конунг призвал всех мужчин в поход за море, на дальние земли. Горячая кровь бурлила в жилах наших воинов, в том числе и твоя, всех привлекали слухи о богатой добыче, которую можно награбить в плохо защищенных монастырях – местах, где живут последователи веры в одного бога со странным именем. Не знаю, есть он или нет, но я готова была молиться даже ему, чтобы ты, мой Харальд, вернулся домой целым и невредимым. Драккары покинули родные берега, а я и еще несколько женщин долго стояли и смотрели, как они скрываются за горизонтом, унося в дальние края наших любимых мужчин. Если бы было возможно, то мы бы последовали за ними, чтобы прикрывать собою от вражеского топора, залечивать их раны, согревать в холодные ночи…одному Одину известно, как велика наша любовь к ним. Каждое утро я выходила на берег и долго смотрела вдаль и все представляла небольшие точки на горизонте, которые, приближаясь, принимают очертания драккара, и я увижу паруса, раскрашенные в наши цвета, тогда я побегу в селение и позову всех женщин на берег – встречать наших героев. С этого похода ты привез шрам на лице, пересекавший правый глаз, много золота и жемчужное ожерелье. Когда я надела его на пиру у конунга, то заметила завистливый взгляд его жены. Ведь помимо награбленного, конунг привез с собой трех девушек – рабынь, очень недурных собой. Я смотрела на их испуганные лица, и мне стало их очень жалко – одна разносила яства, вторая подливала брагу в кубки, а третья сидела у ног нового господина. Хмельные мужчины не стеснялись хватать их за талию и сажать к себе на колени, а они дрожали как осиновые листочки и на чужеземном языке бормотали что-то невнятное. Когда та, что разливала брагу, случайно уронила кувшин и разбила его, то в качестве наказания, конунг приказал своему старшему сыну взять её и высечь за хлевом. Я слышала, как она кричит. Остальные, упоенные удачей не замечали вокруг себя больше ничего. После того, как конунгов сын вернулся, я шепнула тебе, что пора домой. Ты посмотрел на меня понимающим взглядом и мы с тобой удалились, но ты пошел в сторону дома, а я еще завернула в сторону хлева. Мое сердце сжалось, как только я увидела залитую кровью спину хрупкой черноволосой девушки. Я слышала, как она плачет, у меня самой на глазах выступили слезы: -Не бойся, посмотри на меня, - начала я говорить, присев рядом с ней на корточки, - я не причиню тебе вреда… Она подняла на меня взгляд, от которого по телу пробежала дрожь – большие покрасневшие глаза голубого цвета, в них перемешались и боль, и гнев, и отчаянье, но самое главное – это нежелание бороться. Казалось, она покорилась року и даже не собирается бежать. Ей было все-равно. -Смотрю я на тебя…а тебе-то что? – начала она говорить хриплым голосом, - ты хочешь сказать мне какое-нибудь ласковое слово, но мне не поможет ничего…а от тебя мне точно помощи не нужно! - Я понимаю… - начала я, но вдруг, она собралась всеми силами и громко произнесла то, что заставило меня пошатнуться: -Поймешь тогда, когда с тобой произойдет самое страшное, что может случиться с женщиной! Больше она ничего не сказала. Она уже была без сознания и, чтобы она не замерзла, я сбросила с плеч накидку и укрыла её. Бедняжка. В ту ночь, я не могла уснуть, в ушах звенели слова рабыни – «..самое страшное, что может случиться с женщиной»…наверное, с ней это случилось, поэтому она сломлена, несмотря на весь свой гнев. Но что же это? Несколько дней мои мысли терзал этот немой вопрос, я не говорила тебе ничего, потому что не хотела, чтобы ты волновался, но когда ты был рядом, мне и так было хорошо и спокойно, как за каменной стеной. Вскоре я забыла об этом и продолжила жить дальше, как ни в чем не бывало. В новый поход я тебя провожала уже не одна, а с твоим сыном под сердцем. Своей большой ладонью ты нежно гладил меня по животу и спрашивал, как бы я хотела назвать его, я с улыбкой говорила только, что назовем его так, как захочешь ты, мой муж. В ответ на это, ты ласково погладил меня по щеке и сказал, - «Тогда наречем его Виглав Харальдссон». Мне понравилось это имя, и я молча кивнула. Ты хотел еще что-то сказать, но неожиданно всех начали торопить и мы успели только крепко обняться и подарить друг другу прощальный поцелуй. Кто же мог знать, что этот поцелуй будет последним?... И что никогда на Земле не будет жить человек с именем Виглав Харальдссон… Я никогда не забуду, когда увидела на горизонте драккары, но их паруса были чернее ночи. Мое сердце тревожно забилось, а они все приближались и приближались. Я со всех ног бросилась в селение, несвязно кричала женщинам о черных парусах и побежала в дом, чтобы взять меч – благо, что все женщины нашего народа владеют оружием не хуже мужчин. Нас было немного, меня и еще двоих отговаривали – мы ждали детей, но даже это не могло нас остановить. Мы были готовы сражаться с врагами. Волны несли их драккары все ближе к берегу, и тут мы смогли увидеть множество вооруженных до зубов воинов, которые держали колья, а на этих кольях… Я закричала от ужаса. Мы все закричали и отступили на несколько шагов, потому что на этих кольях были головы. Головы наших мужей. Голова нашего конунга. Головы его сыновей. И я не могла не узреть и твою голову, мой Харальд… Они думали, что так сломают наш дух и просто вырежут все селение, разграбят дома, и возьмут самых красивых девушек в наложницы, но нет. Это только сильнее подогрело нашу ярость и гнев. Я видела лицо каждой – Биргит, Фрейя, Асгерд…все, кого я знала сжали рукоять меча сильнее. В животе что-то шевельнулось, я перевела взгляд на Асгерд и Гунхильду – мы были беременны. Гунхильда должна была родить последнего ребенка – на кольях чужаков она увидела головы двух своих старших сыновей. Страх и ярость перемешались в моей душе. Я не слышала ничего, кроме стука собственного сердца. А потом и звона мечей… Что может горстка женщин, против доброй сотни сильных мужчин? Да, мы с криком отважно бросались на них и бились до последнего, кого-то из них нам удалось убить. Я ничего не помню, Харальд. Ничего, что происходило в тот момент, когда они высадились на наш берег, я просто била нещадно во все стороны. Помню только, как кровь из горла чужака брызнула мне на лицо и несколько капель залилось мне в рот и разум одурманило так, как не дурманит брага – это была кроваво-красная пелена на моем разуме. Смешалось все – стоны умирающих, смех врагов… Зарезали половину наших прекрасных, храбрых и сильных женщин. В том числе Асгерд и Гунхильду. В живых оставили только тех, кто был моложе и краше всех. Над женой нашего конунга надругался вожак чужаков, а затем убил. Помню, как он подошел ко мне и окинул презрительным взглядом так, как смотрят на юродивого теленка. Я лежала на земле, а кто-то больно держал меня за волосы. Вожак наклонился ко мне и долго пристально рассматривал, мне стало не по себе, и тут он говорит: - Ты станешь достойной рабыней. Родишь мне ребенка, который станет наследником. Моя жена не так хороша. - Да пропади ты пропадом! Я ношу сына своего мужа, чью голову ты срубил! – я с яростью плюнула ему в лицо. Он ударил меня сначала по лицу, а потом со всей силы…палкой…по животу… Я тут же разрешилась мертвецом, чье совсем крошечное, маленькое сморщенное тельце выкинули в море. Но я снова несу, Харальд. Это ребенок вожака чужеземцев. Они привезли нас в свой фьорд, где поделили между собой и считали себя нашими полноправными мужьями, но мы были им не женами, а рабынями. Боги, сколько же боли и терзаний мы вынесли! Почти каждую ночь он, в хмеле овладевает мной, а я не могу больше этого выносить. Мне ужасно больно. Днем, я прячусь сарае для скота и тихонько плачу. У меня нет больше сил. Каменный утес над морем еще одно мое спасенье – все считают его опасным, и никто не ходит сюда, а во время очередного пира, я украдкой выскальзываю из дома вожака и бегу сюда – у меня совсем немного времени – он гневный, когда ищет и не находит меня в своей спальне. Сейчас, я позволяю себе задержаться здесь подольше, потому что решила прекратить эти бесконечные муки, которые изглодали мою душу и сердце. Теперь, мой Харальд, я действительно понимаю ту рабыню – со мной случилось самое страшное, что может случиться с женщиной – я потеряла все самое дорогое и еще несу плод от того, которого ненавижу всем сердцем. И ребенка я тоже ненавижу. Нет, можно сбежать в леса и скрыться в горных пещерах, где меня никто не найдет, а возможно и искать не будет, или найти добрых людей, что примут и помогут разрешиться от бремени, я назову ребенка Харальдом и буду воспитывать так, чтобы он был похож на тебя… Нет. Этому не сбыться, Харальд. Ты всегда был одним единственным, а этот выродок, которого ждет-не дождется этот вечно пьяный и злобный зверь – всего лишь тело. Понимаю, он не виноват в том, что он появился в моем животе, но все же я не дам этому существу ни капли той любви, которую мать обязана давать своим детям. Я, наконец, решилась. Больше не могу. Море, прошу, прими меня в свое бурное царство. Харальд, любимый, встреть меня на краю мира, если ты меня слышишь.