Держась за руки

Драко, в день своего абсолютно неожидаемого дня рождения с привычно ядовитой ухмылкой на бледных губах в пустоту поразительно отвратительной ночи Хогвартса шепчет упрек своему соулмейту, Малфой всегда знал, что именно он в их паре старший. Абсолютно детская, придумано-напускная обида, но Драко уже давно привык, что ему по жизни всегда не везёт, старшинство в паре означает, что именно в твой день рождения на левой руке обоих соулмейтов появятся имена, но также оно означает приступ внезапно-сильной боли ровно в 00:00 по местному времени. Он, в 00:00 по точно-выверенным часам, ожидает почувствовать боль, о которой все твердят с самого рождения, «Будто тебе на коже имя выжигают», но удивляется резкой, колюще-режущей боли, совершенно не похожей на ожог, скорее, будто ему мучительно долго, наслаждаясь его перекошенным лицом, ведут плохо заточенным ножом вдоль вен. Он отчаянно сжимает губы в тонкую полосочку, скрывая белизну зубов, и давит зарождающийся в гортани крик, не позволяя себе даже закрыть глаза или, тем более, показаться слезам, которые застывают в уголках глаз. У него приклеенный намертво образ жестокого лидера, которому он обязан соответствовать, даже в пустой и холодной комнате. Он практически гордится собой, когда всё заканчивается, лишь отдаваясь фантомной тянущей горечью меж напряжённых вен, но воздух выбивается из лёгких уже во второй раз за последнюю минуту, когда он смотрит на имя: «Вероника Уизли» Абсолютно случайно (ладно, не случайно, но уроки магии с раздражающе-безупречной Гермионой, кого угодно заставят сбежать) именно в этот момент в вожатскую комнату вваливается та самая Уизли. У неё полные непонимания и непринятия глаза да чересчур комичное выражение лица, от вида которого Драко разражается нервно-истерическим хохотом и, сжимая предплечье с именем ледяной ладонью, навсегда оклеймившее его истинно-змеиное происхождение. Родственная душа гриффиндорка, да, в добавок к всему, ещё и подружка Поттера, это определённо ставит жирный крест на всей его жизни, а Вероника… А что Вероника? Она растерянно открывает рот, совершенно не понимая реакцию Малфоя, не понимая над чем (кем?) он смеется и рассеяно трёт руку в попытке стереть с предплечья это недразумение. Она, примерная гриффиндорка с типично Уизлевской рыжей макушкой и конопатым носом, предназначена высокомерному подлецу с противоположного факультета. Это полный крах. /// Они приходят к консенсусу, ну как, консенсусу… Драко устрашающе холодным тоном приказывает любыми способами прятать метку, делая очевидный акцент, на том, что прятать её необходимо ото всех, а Уизли пытается огрызаться, заявляя, что тоже не особо счастлива иметь в соулмейтах такого бессердечного засранца, но Малфой на это лишь снисходительно приподнимает уголки губ и горделиво поднимает подбородок. После этого Ронни не делает попыток оскорбить или сострить, лишь поджимает губы и невпопад кивает головой, давая согласие. У неё вместо связных мыслей в голове, будто горячая патока растекается, спорить с привычно невыносимым Малфоем сейчас означает закапывать саму себя в ещё более глубокую яму, а унижаться перед слизеринцем больше, чем это уже произошло она не намерена. На следующий день, Драко все надоедливые расспросы пресекает банальным: «Лучше бы вам всем заткнуться», и из-под полуприкрытых ресниц наблюдает за Уизли, которая сегодня, для всех необъяснимо ещё более неловкая и запинающаяся. Малфой ловит её неуверенный взгляд украдкой, и стыдливо отводит глаза, делая вид, что внимательно слушает незатыкающуюся с самого утра Пэнси. Уизли, весь следующий день, делает вид, что не замечает пытливого изучающего взгляда на себе, а Малфой делает пугающий вывод, что Ронни не настолько страшная и глупая, как он думал. Никто из них не был готов к подобному, Драко ожидал увидеть либо что-то вроде раздражающей, но зато чистокровной, Панси, либо совершенно незнакомое имя, надеясь познакомится с нею не в стенах Хогвартса. Ронни ждала своего 16-летия с особым, привитым с детства придыханием и мечтами о сказочном принце. А получили они жуткий конфликт интересов, боязнь рассказать о своей надписи друзьям/родителям и полное непонимание как жить со всем этим дальше. /// Через неделю хранение секрета у Вероники всё становится ужасно плохо — от недосыпа всё валится из рук, отчитывающая за рассредоточенность Гермиона и раздражающе-сочувствующий Гарри бесят до тошноты и цветных кругов перед глазами, а необходимость постоянно контролировать свою речь, абсолютно ей не присущая, оказывается, отнимает гораздо больше моральных сил. И все эти факторы, видимо, слишком явно написаны на её лице, особенно, для единственного знающего и, от природы проницательного, Малфоя. Когда Вероника не выдерживает устрашающе-стыдящего голоса Миневры и срывается с со своего места, выбегая из кабинета, под удивлённые возгласы шайки Поттера и ехидный смех остальной части класса, Драко очень явственно ощущает, что сама Уизли с этим не справится. И, когда он, по окончанию урока самый первый выскакивает из кабинета, он отчаянно пытается убедить самого себя, что стучащее в висках сердце — это страх того, что весь Хогвартс узнает о его непутёвом соулмейте, а не переживания за моральное, и возможно физическое (кто знает, что взбредёт в голову этой чокнутой гриффиндорке), здоровье Вероники. Найти её получается почти сразу, она сидит на одной из лестниц, и просто бездумно смотрит куда-то в пустоту, а потому далеко не сразу замечает внимательный взгляд Драко, но когда всё же видит, отводит глаза и моментально отворачивается, но Малфой успевает заметить на щеках полузасохшие дорожки слёз. — Уходи, Малфой. — попытка сделать голос надменным с треском проваливается, когда на фамилии из горла вырывается сдерживаемый всхлип, и интонация ломается, срываясь на верх. Она закрывает лицо руками и поднимается на пару ступенек, стараясь спрятаться от пытливого взгляда; слишком часто за последнюю неделю она замечала этот взгляд на себе, но когда пыталась его перехватить Малфой будто испарялся из помещения и совершенно её не замечал. — Будешь? — Драко с секретами справляться привык исключительно алкоголем и одиночеством, но Уизли из другого теста, у неё в семье секреты — это что-то невероятное и неприемлимое, а одиночество сродни чуду, но алкоголь помочь определённо должен. Всегда помогает. Ронни неуверенно поворачивается, заранее предусмотрительно стирая слёзы и смешно округляет глаза, когда видит в руке Малфоя сливочное пиво. — Как ты его в Хогвартс пронёс? — Уверена, что хочешь это знать? — на это ей нечего возразить, потому она обиженно надувает губы, но бутылку всё же берёт, а затем и вовсе плюхается на ступеньку перед Малфоем, приглашая сделать того то же самое. Драко не отказывает, лишь делает внушительный глоток, а после садится рядом, прижимаясь плечом к плечу Ронни. Та, от контакта вздрагивает, но почти сразу расслабляется и наклоняет свою бутылку, слабо стукая ею о бутылку в руках собутыльника. Он незаметно улыбается, и чуть разворачивает голову, наблюдая за девушкой. Она больше не кажется угловатой или неповоротливой, скорее не умеющей адекватно укладывать волосы и донашивающей одежду старших братьев, которая ей, разумеется, велика; не кажется недалёкой или ведомой Поттером, после недели практически неприрывного наблюдения становится ясно, что Уизли далеко не глупая, скорее ленивая или задолбавшаяся, но не глупая. А сейчас еще невыспавшаяся и озадаченная, отчего несобранная и не сосредоточенная, но теперь это не вызывает желание высмеять, её хочется пожалеть и это несвойственное желание пугает. Драко понятия не имеет как надо жалеть или сочувствовать, но просто надеется, что бутылки сливочного пива раз в неделю на той самой лестнице достаточно, если не для поддержки, то хотя бы для того, чтобы она понимала, что он рядом. А Уизли этого действительно достаточно, сидеть на холодной ступеньке, ощущая его плечо рядом становится своеобразным наркотиком, она живёт от среды к среде, ожидая его каждую неделю на той самой лестнице и каждый раз радуется его приходу как в первый. Метка на руке отчаянно пульсирует, когда он ставит допитую бутылку на ледяной мрамор лестницы, а после прижимает её к себе, неуверенно обнимая за талию и оставляет на её губах лёгкий поцелуй, понимая, что она не отстраняется. Наоборот, жмётся к нему сильнее и накрывает по-слизерински холодную руку своей горячей. /// Гриффиндорка и Слизеринец — это нонсенс, но им плевать, когда они, в четверг, держась за руки входят в кипящую жизнью столовую и, пусть и за разными столами, но желают друг другу «приятного аппетита». На первом же занятии садятся вместе и совершенно не обращают внимания на перешептывающихся учеников. Главное, что они соулмейты и они вместе.