Выбор

В жизни не встречал людей, на которых бы было больно смотреть от красоты, кроме Лорда.. КУРИЛЬЩИК. Я заметил его сразу. Не среди лидеров четвёртой группы, но и не в её тени, вроде бы со всеми вместе, но в то же время - сам по себе. Блондин с нежным бледным лицом и бездонными глазами, даже во время улыбки несущими печать вечного страдания и недовольства жизнью. "Чем он вообще может быть недоволен?" - думал я, - "если бы я так выглядел, я вряд ли бы позволил себе такую постоянную печаль на лице". Я видел его в столовой каждый день, столько раз, сколько приёмов пищи было указано в режиме Дома, и не мог заставить себя отвести от него глаз. Я чувствовал, как по-дурацки мог выглядеть Фазан, улыбающийся до своих краснеющих ушей при входе в столовую, и время от времени кидающий на стол четвёртой многозначительные взгляды. Каждый раз перед завтраком, обедом или ужином я давал себе торжественное обещание не смотреть больше на объект неудержимой страсти, и каждый раз с наслаждением его нарушал. Иногда мой взгляд казался мне самому настолько "липким", что даже после того, как Лорд покидал столовую, он как будто все ещё оставался на нем. Нисколько не надеясь на взаимность, до поры до времени я старался заглушить порочные порывы своей влюблённой души, но быстро понял, что это бесполезно. Он поселился в моем сердце окончательно и бесповоротно, глубокой нарывающей занозой, не подвластной никакой хирургии. Каждое утро, просыпаясь, я представлял его лицо, руки, губы, запах, и это сводило меня с ума. На уроках последние страницы моих тетрадей по всем предметам пестрели жалкими попытками передать его красоту. Хотя я неплохо рисовал, но ни одним из портретов Лорда доволен не был. Вечером же, после раннего фазаньего отбоя, я с замиранием сердца ждал, когда во сне ко мне придёт мой Эльфийский король - это было единственной, пусть и призрачной, возможностью оказаться к нему поближе. Когда чувства достигали своего апогея и справиться по-другому было невозможно, я, стыдясь своего состояния и дождавшись, пока все в спальне заснут, руками остервенело доводил себя до разрядки, представляя, естественно, Лорда. Не знаю, что было бы, если бы кто-то из Фазанов узнал об этом или застал меня за этим занятием. Наутро, наверное, все стены были бы покрыты плакатами о вреде рукоблудия для подростковой психики, и так далее, и тому подобное. Время шло, я все страдал и страдал, появилось желание какого-то развития ситуации, хоть я и страшно боялся оказаться посмешищем не только своей группы, но и всех остальных - не сомневаюсь, что об этой истории тут же узнал бы каждый Фазан, каждый Пёс, все Логи, Крысы, а может быть и воспитатели, и до Акулы бы дошло... Заливаясь краской, я представлял, как меня вызывают в кабинет директора, где уже сидит мой отец, как они вдвоём стыдят меня, как воспитатели говорят о том, что я опасен для общества и зарождаю в нем нездоровые веяния. От этих мыслей меня трясло, но призрачная надежда, что Лорд хотя бы не пошлёт меня, свербила и буравила моё сознание. Оставалось найти только подходящий случай. И он представился. Однажды краем уха я услышал, проезжая мимо четвёртой, что Лорд надолго угодил в Могильник, якобы его депрессивные наклонности усилились и Пауки решили понаблюдать за ним в условиях лазарета, а заодно и провести небольшой курс лечения с надеждой, что их трудный пациент выйдет оттуда обновлённым и совершенно психически устойчивым. Мне не составило труда приехать к Пауку Янусу и пожаловаться на боли в ногах, которые меня и правда периодически донимали. Мало того, что пользы от них не было, они ещё и позволяли себе болеть. Осмотрев меня, затем вызвав ортопеда, врачи сделали заключение, что я давно уже вырос из своей коляски, и боли в ногах связаны с неудобным положением тела из-за этого. Заказ же новой коляски, снятие мерок и так далее требовало некоторой задержки, а за это время можно сдать и кучу анализов, чтобы не валяться здесь зря. Всё шло как нельзя лучше. Мне предстояло остаться наедине с объектом моей любви примерно на неделю, как я подсчитал. "Этого хватит, чтобы выяснить все возникшие внутри меня вопросы," - ликовал я молча. Я знал, что мою группу отсутствие меня только обрадует, тем лучше. Сегодня мне предстояло собрать вещи и подготовиться к завтрашнему событию. Я выбрал самую лучшую свою одежду, положил в сумку туалетную воду, душистое мыло, зубную щётку и пасту, блокнот с ручкой и карандашом, сигареты. Весь день я нетерпеливо дергался, смотря на часы. Фазаны жили в своём привычном ритме, как будто их вовсе не занимали предстоящие мне испытания. Наверное, так и было. Никто из них за весь день ни разу не спросил меня, чем я озадачен, куда я собираюсь. Никто даже не заговорил со мной за этот день, как будто меня нет. Я всегда был белой вороной в этой группе, никем не понимаемый и не принимаемый - не вписывался в прилежное фазанье общество. Но сейчас мне было наплевать на них, с высочайшей колокольни. Меня занимало только одно - приближающаяся развязка моей истории. Да или нет, пан или пропал, чёрное или белое. К вечеру мандраж усилился, а ночь я провел, изо всех сил борясь с бессонницей. Ворочался в кровати, раскутывался и закутывался, считал до тысячи, но сон не приходил. Утром я был настолько вымотанным, что было непонятно, когда я вообще последний раз спал. Посмотрев в зеркало, я первым делом заметил чёрные круги под впавшими глазами, а потом только - свое лицо в целом. Это было очень жалкое зрелище. -"Чтобы так долго себя разглядывать, нужно иметь свое собственное зеркало," - услышал я за спиной голос Джина. Надо же, это были первые его слова, обращенные ко мне за последние три дня. - Другим тоже нужно зеркало, живо освободи его! - Меня отправляют в Могильник, - зачем-то сказал я. Почему-то я представил себя очень больным и реально нуждающимся в лечении, и захотелось чтобы меня пожалели. Но он и не думал жалеть. - Тебе пойдёт это на пользу. Может, хоть там ты задумаешься, наконец, о том, что должен соответствовать своей группе. Позанимайся математикой, наладь режим дня и забудь про сигареты, - дал он мне свое напутствие, которое я тут же забыл. Мысленно послав Джина подальше, я мило улыбнулся и поехал в спальню. Через десять минут за мной пришел Ящик, от которого пахло сыростью и застарелым перегаром. Через полчаса я уже беседовал с пауком Яном. - Вы не могли бы не класть меня в одноместную палату? - упрашивал я, делая лицо ребёнка, у которого хотят отнять конфету. - Но сейчас в лазарете никого больше нет. Кроме этого психа Лорда, который уже третий день ничего не ест. Стараясь не выдать себя, дрожащим голосом я попросил положить меня с Лордом, обещая постараться заставить его поесть и вообще, наставить на путь истинный. - Но он психически нездоров. Что будет, если он внезапно решит тебя побить или задушить? - добавила сестра Агата. - Он не настолько опасен, - возразил ей Янус, - Может и выйдет толк из того, что мальчик говорит. Сестра пожала плечами и повела меня в палату Лорда. Он лежал на кровати, в мятой пижаме как бледная худая тень самого себя. Красивые волосы, казалось, поблекли и выглядели жалко, а глаза смотрели куда-то в неопределённую точку, не фокусируясь ни на чем. Полная тарелка манной каши и бутерброд стояли нетронутые. - Здравствуй, Лорд, - сказал я, когда сестра ушла. Он посмотрел на меня и усмехнулся: - И здесь фазанье племя... Что, других палат не нашлось? - Они сами меня сюда положили, я не просился. - В здравом уме ко мне в палату бы никто не попросился. - Это почему? - Убить могу. Или свести с ума. При этих словах он посмотрел на меня своими прекрасными глазами так, что меня пробрало до мурашек. Нельзя свести с ума того, кто уже благополучно свихнулся. Пришла сестра, унесла тарелку с кашей. Принесла обед. Я съел его за пару минут, потому что уже проголодался. Лорд даже не посмотрел в сторону еды. - Почему ты не ешь? - спросил я. - Не твоё дело, - ответил мой хмурый эльф. Я отвернулся к стене, судорожно пытаясь найти способ заставить его поесть. Такого способа не было. Я ничем не мог на него воздействовать. Не мог заставить. И от этого хотелось плакать. Мне кажется, что за время, проведённое в лазарете, он похудел уже килограммов на десять. - Почему к тебе никто не приходит? - спросил я, - Никто из твоей группы... - Отстань наконец! - огрызнулся он, - хватит и того, что я терплю здесь твою фазанью рожу, так что лучше не зли меня. Я сел на кровати. - А то что? - я издевательски посмотрел на него, прямо ему в глаза. Мне нравилось его доводить. По крайней мере, на это он отвечал и проявлял какие-то эмоции. - Ну все, ты достал меня, ублюдок, - сквозь зубы процедил он и рывком перелетел на мою кровать. Ничего хорошего это мне не сулило. Я попытался отодвинуться, но Лорд был явно быстрее. - Ты меня раздражаешь, запомни это. Твои тупые вопросы вводят меня в бешенство. Ещё один вопрос, и я дам тебе в морду. - Дай, - ответил я, может после этого ты проголодаешься и решишь поесть, - шёпотом прошелестел я. Он посмотрел на меня как на придурка. Разозленный и в то же время, какой-то беззащитный. Тряхнул своими тонкими жёлтыми волосами, и я еле удержался, чтобы не погладить их. - Лорд, почему ты такой колючий? Что я сделал тебе? Кроме того, что я оказался в фазаньей группе, которую я, между прочим, не выбирал, и с которой до сих пор не могу ужиться. Меня все там ненавидят. Разве я похож на Ара Гуля? На поросят или Длинного Кита? Разве я виноват, что Акула запихнул меня в это логово правильных мальчиков, пьющих витаминные соки и презирающих не таких, как они??? Мой голос переходил на крик. Я был готов заплакать от жалости к себе. От осознания того, что сейчас все зависит от него, от этого неуравновешенного, психованного эгоиста, который не способен на сочувствие. Он увидел в моих глазах застывшие слезы, и как будто смутился. Переполз на свою кровать, вытащил из пачки сигарету и закурил. У меня появилось чувство, что я не хочу больше его видеть. Он не понял меня, и видимо никогда не поймёт. Пропасть между его стаей и Фазанами была в его глазах настолько велика, что я был для него человеком второго сорта. Неприкасаемым, пустым местом, тем, с кем нельзя было разговаривать. Я лёг лицом в подушку, разочарованный в себе, и в нем, и во всем на свете. Я ненавидел и своего отца, который попросил определить меня в самую прилежную группу в Доме. Ненавидел Акулу, который с удовольствием выполнил эту просьбу. - Почему тебе так важно было, чтобы я поел? - услышал я сдавленный голос Лорда. Я ничего не стал отвечать. Какой смысл? По человечески разговаривать со мной он бы все равно не стал, любой ответ был бы обсмеян. Я посмотрел в его глаза и... Разрыдался. Глупо, отчаянно, безнадёжно. Я смотрел на него, и не отводя взгляда, извергал из глаз крупные, предательски тёплые слезы. Я всхлипывал, утирался, снова всхлипывал. Звон посуды. Ложки об тарелку. Он съел всё. И первое, и второе. Выпил компот. Нарочно громко стуча ложкой, чтобы я слышал. Я молчал. Нарочито серьёзно, праздную победу внутри себя, я еле сдерживался, чтобы не обнять его. За эту маленькую уступку. Маленькое достижение. Но я чувствовал, что нужно молчать. - Эй, - услышал я бархатный голос, - я все съел. - Поздравляю, - с деланной обидой ответил я, - надеюсь было вкусно. - Надо же, а я на минуту поверил, что кому-то нужен, - прошептал Лорд, - что кому-то важно, поел я или нет, сдохну я или буду жить. Я ошибся. После этих слов я уже не мог оставаться на своём месте. Я переполз на его кровать и обнял его. Он на удивление быстро подался мне навстречу. Прижался волосами к моей щеке. И чуть заметно коснулся её губами. После этого испуганно отстранился, как будто я мог бы плохо о нем подумать. - Ты ползаешь как беременная гусеница, - улыбнулся он. - А ты плоско шутишь, - выдавил я, прижав его к себе. Я ощущал его своим. Своим каждой его клеточкой. Он тоже тянулся ко мне, и это было прекрасно. Я знал, что завоюю его сердце полностью, что это было только начало. И я буду ждать. Буду ждать, сколько нужно. ЛОРД. - Что это было? Что со мной? Какого черта? Иначе и не скажешь. Ночь, наверное часа три. Кромешная темнота и холод, убивающий желание жить. Ледяной ветер бьётся в окно, стучат ветки. От этого просыпается Курильщик и что-то шепчет спящими губами. На моей кровати. Рядом со мной. Попросился погреться. Видели бы это медсестры, а ещё лучше - состайники. Не могу поверить, что за четыре дня, проведённых в Могильнике он стал для меня из ненавистного Фазана близким человеком. Эта близость не дружеская, она какая-то неправильная. Я чувствую это, но никак не могу её разорвать. Как будто, если он исчезнет, я останусь совсем один. И кажется что нет больше состайников и друзей, они растворились где-то далеко, а он здесь, со мной. В моем мире. Улыбается просыпаясь с утра, сверкает своими быстрыми глазами, задаёт любопытные вопросы. Мимолетно касается руки, сидя на моей кровати и протягивая мне бутерброд или сигарету. И это касание жжёт мою руку огнём. Жжёт и ноет болезненным томлением где-то внутри меня, заставляя трепетать. Но я не покажу этого ему. Мы уже и так далеко зашли. Да и не в моих принципах проявлять слабости. Он вздрагивает во сне. Наверное, увидел ночной кошмар. Это меня умиляет, хотя я не сознаюсь себе в этом. Он прижался ко мне, и ему тепло и хорошо, я знаю это. А мне хочется курить. И приходится вылезать из кровати и ползти к столу за сигаретами. Надо же, он даже не проснулся, пока я через него перепрыгивал, если это можно так назвать. Зато щелчок зажигалки тут же услышал и поднял голову. Настоящий Курильщик. - Ты чего не спишь? - Курить хочу. Он понимающе кивает и снова проваливается в сон. Я курю в форточку и думаю о том, как могли бы оказаться в такой ситуации Сфинкс и Слепой например, или ещё кто-нибудь. Как бы они вели себя друг с другом? Сколько раз Слепой и Сфинкс ночевали одни в комнате, когда жили в ней только вдвоём. Не возникало ли у них такого странного влечения, как у нас? Вдруг у них тоже есть свой скелет в шкафу, который они хранят годами? Об этом можно только догадываться. Пепел сигареты падает на пол, на мои колени, немного попадает на постель. Лунный свет заглядывает нам в окошко, освещая лицо Курильщика. - Ещё не бреется, - отметил я про себя, и дотронулся до его щеки. Это лёгкое касание, тихое и скромное, как робкий ветерок, прохладная кожа Эрика под моей рукой, его сладкий сон вызывают во мне возбуждение. Он ровно дышит во сне и кутается в одеяло, а я ложусь рядом и прижимаюсь к нему. Так теплее и приятнее. Нервные искорки прыгают по всему моему телу, концентрируясь в низу живота. Хочется прислониться к нему самыми сокровенными местами своего тела. У меня никогда ещё не было близости ни с кем, но ему бы я доверился. На этой мысли мне захотелось прибить самого себя за испорченность, но я сдержался. Я лёг ближе к Курильщику и сгреб его в охапку, затем закопался под одеяло, согрелся и стал пытаться заснуть. Вспомнил подушечное гнездо Табаки и улыбнулся. Рассветало. Я дремал, чувствуя себя очень уютно и почти счастливо.