О землянике и косичках

      Солнце заливает пригорок, усыпанный спелой земляникой. Дурманящий аромат щекочет ноздри, убаюкивает под знойными лучами.       Босые ноги Локи измазаны в соке ягод. Руки, впрочем, тоже.       Сок на губах, иссечённых шрамами, как ни странно, не задерживается. Как и на нежных устах сидящей на пригорке девы.       — Локи, — отводит она протянутую ладонь, на которой лежит пять крупных, невыносимо ароматных ягод. — Я больше не хочу. Я уже, кажется, ей пропиталась.       Локи смеётся. Запрокинув голову, одним движением забрасывает ягоды в рот — и блаженно закатывает глаза, рисуясь.       — Да ну тебя, — отмахивается Сигюн.       На влажный её лоб падает прядь волос. Локи задерживает на ней взгляд, а после заправляет на место, мазнув алым соком.       Мимолётное это движение полно такой нежности, что у Сигюн перехватывает дыхание. Она неловко поднимается.       — Я, пожалуй, пойду в тень, — бормочет она, стараясь не смотреть на мужа. Потому что трудно удержаться и не коснуться в ответ — проворной ли руки, россыпи ли веснушек на скулах… огненной, свитой в кольца копны волос…       Почему-то Локи на её робкие прикосновения почти всегда отвечал с большим энтузиазмом. И уж в его-то касаниях скромность не ночевала!       Дева оправляет измятый подол. Спиной, всей кожей чувствуя взгляд, поспешно отступает в сень густого вяза. Кладёт ладонь на кривоватый ствол, будто желая выведать тайны, что хранит тот со дня сотворения.       Что-то упругое касается щиколотки. Щекочет, обвивая. Вскрикнув — не змея ли? — Сигюн оборачивается.       Рыжий лежит у её ног, щекоча их сорванной травинкой.       — Локи!..       — Что? — невинее лица не встретишь. — Я тоже хочу в тенёк!..       Сквозь прорезь листвы небо над головами синее-синее. Лишь на западе скучились причудливой формы облака. Бока их облиты солнцем, и от белизны слепит взор.       Сигюн опускается рядом, привалившись к дереву. Рыжий немедленно пододвигается, кладя голову ей на колени. И закрывает глаза.       Дева не двигается. И Локи тоже. Сигюн прислушивается к тихому дыханию. Может, всё же уснул? Немудрено…       …Битых два часа собирать землянику на солнцепёке, смеясь и переругиваясь.       — Локи! Лучшую ягоду надо отправлять в кузов, а не в рот!.. Мпфм… И не в мой тоже!..       Чтобы в итоге нечаянно (или нарочно?..) опрокинуть полный кузов. Естественно, наступить на рассыпавшиеся ягоды и, поскользнувшись, шмякнуться задом прямо на них же.       Ей всё же кажется, что весь этот балаган был устроен нарочно. Уж больно потешный вид был у рыжего, когда он, валяясь на несчастной землянике, изображал из себя великого страдальца. И Сигюн, расстроившаяся было из-за потерянных трудов, не выдержала и рассмеялась.       — Бедный я, бедный… Теперь она никогда меня не простит. Придётся скитаться по девяти мирам, спасаясь от гнева повелительницы земляники. — Неподдельная печаль в голосе и мировая скорбь на лице.       А вот как оказалась верхом на нём, всё ещё смеясь в голос — не поняла. И смех как-то оборвался, не дозвучав последним переливом. И алым соком испачкалось уже и её платье.       …Сигюн с затаённой надеждой всматривается в закрытые ресницы. Даже сейчас те отбрасывают тень на едва загоревшее лицо. Может, и правда спит? И тогда можно…       Она поднимает руку — и тут же отдёргивает ладонь. Стоит ли верить этому безмятежному виду? Стоит ли вообще верить обманщику?..       Но она верит.       Тонкая рука осторожно касается рыжей пряди у виска. Жёсткая. Густая. Непокорная — как и её хозяин. Но тем притягательнее то, что Сигюн давно уже хочет сделать.       На однажды высказанную просьбу муж отреагировал весьма прохладно. Даже недовольно. Она больше не касалась этой темы, но желание никуда не делось.       Убедившись, что рыжий спит, дева осторожно подцепляет прядь волос — и с наслаждением пропускает сквозь пальцы. Её собственные волосы куда мягче, но до чего приятно прикасаться к жёстким кудрям… Кажется, под пальцами течёт жидкий огонь…       Наигравшись с прядкой вдоволь, Сигюн приступает к главной задумке. Также бережно разделив ту на три части, принимается плести косичку. Не затягивая слишком сильно, но и не оставляя болтаться. Идеальную… если бы непослушные волосы не норовили выпасть из узора в самом неподходящем месте.       Но деву это не раздражает. Ей кажется, что торчащие вихры, выбившиеся из косички, лишь добавляют Локи очарования.       Закончив плести, она снимает с шеи бусы — и зубами разрывает держащую их нитку. Следя, чтоб посыпавшиеся бусины не упали на спящего, отцепляет одну из синих бусин и закрепляет ею косичку. И, любуясь на дело рук своих, принимается плести вторую, на другом виске.       Ноги затекли, но пошевелиться — значит разбудить Локи. А как он отреагирует на её шалость, непонятно. В прошлый раз он чётко дал понять, что не терпит прикосновений к волосам. Но в таком случае ему желательно побриться налысо, потому как пламя на его голове завораживало Сигюн едва ли не больше, чем расцветающее настоящее пламя в его ладонях.       А эти проклятые косички ей по ночам снились!..       — У тебя случайно нет зеркала? — совершенно не сонным голосом произносит Локи.       Встретившись с ясным взглядом зелёных глаз, дева обречённо вздыхает:       — Ты не спал.       Рыжий кивает, хотя лёжа это не очень удобно делать. И без того румяное от солнца лицо Сигюн становится в тон землянике.       — Я понимаю, что ты этого не любишь, и я постараюсь держать себя в руках, — говорит она почти шёпотом. — Но хоть один-то раз можно, Локи?!       Тот, поднявшись, смотрит на неё долгим взглядом. И уходит, не сказав ни слова.       Сигюн корит себя: это всё её слабости, которым она потакает, вместо того чтобы обуздывать!.. Но ему так шли эти косички…       Локи нет долго. Похоже, и впрямь обиделся.       Вдоволь повздыхав, дева с горя собирает и съедает ещё с десяток горстей ароматной ягоды — кузов всё равно уже не набрать, да он ещё и где-то потерян, как выясняется.       Оглянувшись на богатый приключениями пригорок, Сигюн поворачивается идти домой. Неспешно бредёт, любуясь на облака, что купаются в лучах солнца — уже не столь ослепительных.       Заметив знакомый рыжий проблеск среди зелени, останавливается.       — Не соизволит ли прекрасная леди принять скромный подарок?..       В удивлённо протянутую ладонь ложится искусно вырезанный деревянный гребень.