A Burning Bright Future.

Пламя. Он чувствует обжигающий его жар, от которого кожа вздувается пузырями и плавится плоть. Он кричит от мучительной боли. И не он один: его окружают другие крики. Он видит, как их руки царапают окна, огонь беспощадно лижет их кожу, съедает их тела. Он также чувствует запах сожженных волос и плоти, кипящей крови, а затем кто-то из них умирает первым, и пламя полностью поглощает людей, источая ужасную вонь горящих костей. Он чувствует ужасный вкус дыма, заполняющего, сжигающего его горло и легкие. Он видит женщину — волосы и одежда сгорели уже почти полностью, ожог в пол-лица делает её неузнаваемой — она ломает плачущему ребенку шею и он хочет, чтобы кто-то точно также положил конец его страданиям. Он не единственный, желающий этого — женщина падает прямо в подступивший огонь, тут же поглощающий её. Остался только он — его страдания и шум стен, рушащихся сверху. Он снова хочет кричать, но все, что вырывается из его горла — это хрип умирающего животного. Потом, наконец, долгожданная темнота охватывает его. Кто мог знать, что смерть может быть такой гостеприимной. _____________ Как только он проснулся — сразу же понял, где он. Больница. Зловоние этого места навсегда отпечаталось в его памяти. Его веки будто налились свинцом, но он должен был поднять их и оценить свое состояние. Он понятия не имел, как вообще смог выжить и почему в его теле не ощущалось той ужасающей боли — может быть, он просто на тяжелых обезболивающих? Хм, разве они не затуманивают ясное мышление? Впрочем — а мыслит ли он ясно? Ему действительно нужно было открыть глаза. Это было поистине титанической задачей, но он все же смог медленно открыть их. Все вокруг выглядело мрачной и беспорядочной картинкой, поэтому он сначала лениво моргнул, а затем с большим упорством сфокусировался на одной точке, получая четкую картину. — Стайлз? — спросил тихий, с толикой надежды голос. Отец. Стайлз повернул голову на звук и разглядел фигуру отца, сидящего рядом с ним, сбоку от кровати. — Да, — прохрипел он, понимая — его голос сильно охрип, а мучительная боль в горле только нарастала, но он звучал не так, будто его только что спасли из горящего здания. — Я рад, что ты вернулся, Стайлз. Его сердце каждый раз разбивалось на сотни маленьких кусочков, когда отец так говорил. Он не выглядел раздраженным или расстроенным происходящим, но звучал так, будто на его глазах только что случилось чудо, словно он просидел здесь, возле его кровати, все это время, гадая, потеряет ли сына. Стайлз не мог упрекнуть его, не тогда, когда он с трудом понимал, что с ним произошло. Он попытался сесть, понимая — его руки сейчас один сплошной синяк, но это ничто по сравнению с жуткими ожогами после пожара. — Я… у меня снова был… приступ, верно? Его глаза прояснились, теперь он смог разглядеть обеспокоенное выражение на лице своего отца во всех деталях. — Да…это было…это было самое ужасное, что у тебя когда-то случалось. Слышать нескрываемую дрожь в голосе отца было слишком для него. Он был согласен с ним всеми фибрами души: до этого приступа, он ни разу не испытывал ничего столь ужасного, как это незабываемое ощущение, словно он сгорает заживо. Стайлз только знал, каково это, хотя и опасался спросить как выглядел его приступ со стороны, боясь услышать обо всех муках, через которые пришлось пройти его отцу. Насколько плохо было Стайлзу, раз он оказался в больнице? — Что случилось? — прошептал он, хотя громкость его голоса не изменит того, о чем должен сказать ему отец. Человек, обычно высокий и способный источать власть и компетентность, сейчас выглядел совершенно потерянным, обхватив ладошку Стайлза обеими руками. Стайлз чувствовал, как они немного дрожат. — Ты… — тяжело сглотнул отец. –… ты уже кричал, когда я пришел домой прошлой ночью. Ты катался по кухонному полу, вопя: «он горит» и «помогите мне»… Стайлз тоже сглотнул: можно было только представить, как страшно было его отцу. — Я пытался вытащить тебя из твоего…эпизода, сделать хоть что-нибудь полезное для тебя, но ты не реагировал на меня, вообще, и хотя я попытался удержать тебя на месте, чтобы ты не навредил себе, ты продолжал кататься по полу, иногда стуча руками и ногами по вещам, громко крича. Я вызвал неотложную помощь. Я знаю — ты ненавидишь больницы, но с этим приступом я не мог справиться сам. Особенно когда… Стайлз видел, как заколебался его отец, прежде чем продолжить. И ему не понравилась эта заминка — он хотел знать всю историю. — Все в порядке, пап, я смогу справиться с этим. Было что-то очень уязвимое и испуганное, отобразившееся на лице его отца, когда он тихо продолжил: — Ты умолял… или… или кто-то другой в тебе…умолял убить тебя и положить конец страданиям. Стайлз, я знаю — твоей матери было очень тяжело и я не был настолько сильным, как должен был быть… Я знаю, что облажался, когда я… когда мне стало плохо… но я… Его отец покачал головой и Стайлз все понял. Он не знал, что сказать, облегчая муки его отца, заставляя чувствовать его лучше, но он, наконец-то, все понял. Вместо слов он крепко сжал его руки. — Мне так жаль, пап. Мужчина покачал головой и посмотрел на их руки. — Не надо, сын. Ты не можешь контролировать свои приступы… Стайлз знал это, но не мог избавиться от чувства вины. Отчасти из-за того, что он подставлял своего отца, раз за разом, и частично причина была в том, что он должен выспросить все подробности. Эти приступы в голове Стайлза — он думал о них больше как о неких видениях, и не считал себя глупым, чтобы говорить об этом вслух — иногда они имели реальный аналог в жизни. До сих пор это были в основном пугающие вещи, такие как сбитый машиной соседский кот. Были и более приятные: Скотт и Мелисса внезапно заходили в гости в воскресенье днем, он получал хорошую оценку по химии или стеклянный бокал, выпавший из рук отца, разбивался на сотни маленьких кусочков. Всякий раз во время его приступа — отец описывал это потом — он выглядит застывшим и сломленным, с остекленевшим взглядом, смотрящим в пустоту и бормочущим что-то странное себе под нос. У него было несколько подобных…видений и он сомневался — реальны они или нет, но ужасное тревожное предчувствие ни на секунду не оставляло его. Теперь он точно знал — его видения была чем-то большим, нежели обычные галлюцинации или яркие мечты. И именно поэтому, он должен выпросить у отца подробный рассказ и обязан хоть что-то сказать ему. Даже несмотря на то, что он точно знает — его отец будет сильно обеспокоен, когда он сделает это. — Пап… — прохрипел он, прочистив горло. Его отец поднял глаза, на лице все еще отображалось мучительное волнение. — Ты слышал что-нибудь о пожаре? О большом пожаре, я думаю, пожарники и полиция, наверняка, что-то знают о нем. Вот она, та самая морщинка на лице его отца, показывающая всю степень озабоченности, и Стайлз так сильно ненавидит себя за это. — Нет, в городе тихо и без происшествий, я взял временный отпуск с работы, поэтому не оставлял тебя, но Пэрриш или кто-нибудь другой из участка обязательно бы позвонили мне, если бы в городе произошло что-то подобное. Стайлз кивнул, надеясь, что просто ошибся в своих подозрениях. Прежде чем отец спросит его о том, почему Стайлз хотел узнать об этом и они окажутся в напряженной атмосфере, в которой никто из них оказаться уж точно не хотел, он сменил тему со слегка вымученной улыбкой. — Так когда меня выпишут? С глубоким вздохом и взглядом, говорящим Стайлзу о том, что его отец все понял, мужчина встал. — Я спрошу. Но мы должны понять, как бороться с этим… может, тебе стоит поговорить с кем-то из профессионалов… Стайлз снова кивнул: что он еще мог сделать? И кто знает, может быть мозгоправ и впрямь сможет помочь ему с некоторыми вещами. _____________ Следующей ночью Стайлз проснулся мокрым от пота и видение, проскочившее перед глазами пару минут назад, все еще оставалось в его голове таким же реальным, как если бы он сам видел все своими глазами. На этот раз он не был в горящем здании, а стоял снаружи. Он видел окна подвала, через которые люди пытались выбраться, он пытался двигаться , чтобы помочь, но не мог. Все, что Стайлз способен был делать — оставаться свидетелем страданий, смерти, рук, отчаянно стучащих в окна и злых людей, ходящих вокруг дома, подпитывая огонь и вопя оскорбления, называя своих жертв «собаками», «уродливыми монстрами» и «злыми зверями», Ему было тяжело вспоминать об этом. Но сейчас он узнал много нового об обстоятельствах пожара. Должен ли он рассказать все отцу? Он не владел обширной информацией о пожаре, Стайлз только знал, что пожар был устроен преднамеренно, кем-то очень и очень злым, и что это был довольно большой дом где-то в лесу. Однако, он должен записать все, что видел. Наверное, будет намного легче, если он заведет дневник своих видений, чтобы было проще сравнивать «сон» и реальность — видеть, насколько точными они могут быть. И, может быть, если он поторопится и разузнает все об этом странном доме — он сможет спасти всех этих людей. _____________ На следующий день в школе Стайлз больше спотыкался о свои ноги, чем ходил из класса в класс. Так что он только поднял глаза, когда Лидия и Скотт подхватили его под руки. - Привет, ребята… - пробормотал он и слабо улыбнулся, так как оба выглядели немного обеспокоенными. - Ты в порядке, Пинки? Опять всю ночь корпел над книгами? — спросила Лидия. Он улыбнулся прозвищу. - Типа того, Брейн⁽¹⁾...где эти идиоты? - Они «завязли» в разговоре с Финстоком, - ухмыльнулась Лидия, а Скотт болюче тыкнул Стайлза. - Не злись на них. Стайлз усмехнулся и взъерошил волосы Скотта. - Если я правильно помню, то они смешали тебя с грязью, а ты уже простил их. Скотт нахмурился и попытался пригладить волосы — но это было безнадежно. - Это было очень давно… и я реально не понимаю, чувак, почему вы двое так сильно ненавидите друг друга, ну, типа ведь все знают, что вы друзья. Лидия усмехнулась и похлопала Скотта по голове. - Не напрягая свои мозги, Скотти, просто так они показывают свою любовь друг к другу. Взглянув на них обоих, Скотт мученически застонал. - Вы такие злые, ребят, я даже не знаю, почему все еще общаюсь с вами. Лидия и Стайлз обменялись взглядами, но не стали озвучивать свои мысли, вместо этого крепко обняв Скотта, и слегка снисходительно заврковали над ним : - Бедный-бедный невинный ангелочек, — мурлыкал Стайлз. - Все такие злые… мир так жесток, — глумилась Лидия. - Я ненавижу вас, ребят. - Да-да, конечно, мы знаем это, — пропели они. Они вместе ходили на занятия, и Стайлз порой размышлял об их дружбе. Он всегда объяснял свое умение чувствовать людей, как какой-то подсознательный талант читать их, понимать, но возможно, все это время его талант был чем-то большим... может он взаправду был экстрасенсом? Когда он впервые увидел Лидию, Стайлз был так поражен ее великолепием, что легко мог бы безнадежно влюбиться в нее, но что-то, какое-то ощущение глубоко внутри него подсказало ему — из них могут получиться великолепные друзья, если он подружится с ней, а не попытается превратить девушку в свой романтический интерес. И он оказался прав - заведя с ней дружбу, он получил замечательного человека, помогающего ему в самых сложных ситуациях. И Джексон… с того самого дня, когда они впервые ввязались в драку с Джексоном, толкнувшим Скотта, Стайлз знал, что все, чего Джексон действительно хотел — чтобы его любили и признавали его достижения. Конечно, в детстве он не совсем понимал, что именно нужно Джексону или даже почему, но он знал, что Джексону больно и он просто не знал, как попросить кого-то взять его за руку Это заняло намного больше времени, чем с Лидией, но со временем она, Стайлз и Дэнни нашли способ помочь Джексону, дать ему то, что он хотел, помочь преодолеть эту необоснованную потребность во внимании, направить его энергию в более нужное русло, нежели обычные издевательства. Скотту потребовалось время, чтобы привыкнуть к тем дружеским связям, которые выстраивал Стайлз, но так как Скотт больше ни с кем не общался, у него просто не было другого выбора, кроме как следовать за своим другом, и в конце концов, из них получилась гармоничная компания. Позже внимание Стайлза привлёк Айзек. Тогда он не понимал своих подозрений, но оглядываясь назад, он мог вполне мог назвать это чутьём. После того, как он начал искать доказательства, было нетрудно забрать Айзека от его жестокого отца. К его удивлению и радости Скотт и Мелисса приютили Айзека, и помогли найти хорошего терапевта. Чем больше он думал об этом, тем больше он чувствовал, что все эти вещи вряд ли могут быть совпадением, может быть, несколько, но все они? Учитывая, как мало он знал о работе всей этой экстрасенсорики, легко могло что его, неосознанные в детстве, способности сейчас, в возрасте полового созревания, раскрылись полностью. Но пока это все было предположениями, довольно дикими к тому же. Достаточно того, что он уже думал об идее быть экстрасенсом. Вот только это было трудно не сделать, когда жизнь почти дюжины людей могла зависеть от того, решится ли он на небольшое безумие, чтобы попытаться спасти их.