Hit

Кей стоит в ванной вашингтонской гостиницы, уперевшись руками в белую раковину. Он смотрит в свое отражение и думает, что, слава Богу, Серхио или гиперзаботливого Марсело тут нет. Потому что весь его правый бок покрыт огромными синяками разной степени черноты, в зависимости от скорости, на которой в него врезалась чья-то бутса. Возможно, не стоило бросаться вытаскивать мяч прямо из-под ног несущегося на него итальянца - возможно, он бы отразил и так. А возможно не отразил бы. Кейлор встряхивает головой, отгоняя ненужные размышления, и медленно и немного неуклюже натягивает футболку. Наученный опытом многих сезонов(а также ударами десятков бутс и просто крайне неудачными падениями), Кейлор всегда возит с собой достаточно одежды на несколько размеров больше его собственных. Потому что когда половина твоего тела покрыта одним сплошным синяком, обтягивающие шмотки - последнее, что ты хочешь видеть в своей жизни. Кей выползает из номера одним из последних, это почти традиция. И развалившийся на четырехместном диване в холе этажа Серхио - тоже ее часть. И то, как Рамос лениво-вальяжно стекает с кожаной поверхности, чтобы, аккуратно обхватив своего голкипера за плечи, не задевая следы падений и ударов, тихо прошептать: "Охуенная игра, Кей." И то, как Кейлор проводит смуглой рукой по жестким волосам испанца и отвечает что-то в духе "Ты тоже был неплох, капитан." И веселый смех в плечо костариканца - все это тоже традиция, своеобразный послематчевый ритуал. Было бы романтично сказать, что они оба уже не помнят, когда это началось, что просто в один момент их потянуло друг к другу, что это просто некая химия противоположного. Но все было чуть сложнее, чуть больнее и может даже значительно драматичнее. Отношение Рамоса к новому голкиперу после ухода Икера - Великого Икера, Святого Икера, Его Икера - было не то чтобы неоднозначным...в общем...Серхио прикладывал все свои моральные силы, чтобы после малейшей ошибки коста-риканца не бросать ему в лицо оскорбления, а крики "Икер бы точно такого не сделал" оставлять в раздевалке. Это продолжалось до Марсело. Марсело, который несколько часов подряд вправлял капитану мозги, а в конце заявил, что у него есть два месяца до начала сезона, чтобы загладить вину перед Навасом. И Серхио загладил. Ну, точнее, как... Он приехал. Извинился. Кейлор ответил, что все в порядке. Он уехал. Потом Серхио узнает, что у Наваса всегда все в порядке: когда он лежит на траве с вывихнутым в другую сторону коленом, когда ему разбивают лицо шиповаными бутсами, когда при при космических показателях пойманных мячей его пытаются продать в другой клуб, когда при трех кубках Лиги Чемпионов его пытаются заменить другим голкипером. В сезон их отношения были нейтрально-никакими. Возможно, их можно было бы назвать рабочими. Зато момент, когда все изменилось, они оба помнят очень хорошо. Это было лето 2016-ого. То самое лето имени Давида де Хеа, когда Кейлора продали в Манчестер. Вот тогда, Рамос понял, что не хочет де Хеа за своей спиной. Не хочет никого другого в воротах своего клуба, кроме этого чертового невозмутимого коста-риканца, который перед каждой игрой опускается на колени на белую линию и с закрытыми глазами шепчет молитву. Это был заключительный день трансферного окна. Обмен игроками вот-вот должен был быть официально объявлен, через час окно должно было закрыться, а Серхио должен был укладывать в это время детей спать. Но у него вдруг что-то щелкнуло в голове. Щелкнуло голосом Икера с той самой пресс-конференции год назад. Собственным голосом, бросавшим обвинения в лицо невиновного Кейлора. Рамос поцеловал Рубио, попросил прощения за внезапный срыв из дома и сказал, что ему жизненно необходимо нормально попрощаться с Кейлором. Хотя бы попрощаться с ним он должен нормально. И, возможно, Рамос никогда не был трогательным романтиком и, тем более, сочувствующим эмпатом, за что его неоднократно попеременно упрекали Икер и Марс, но когда после пятого звонка в дверь на пороге появился больше не стальной Кейлор с красными от недосыпа и слез глазами… Серхио, несентиментальный Серхио, черствый Серхио, эгоистичный Серхио, сгреб Наваса в медвежьи капитанские объятия…и где-то тогда все и началось…