***
— Дазай, мы пьяны. Я предлагаю пойти в отель. Как бы я не пытался уговорить Осаму, он настоял на своем — выпросил у бармена очередной бокал сладкого вина для меня. Сопротивляться его улыбке и просьбам не особо хотелось, да и ограничиваться на отпуске нет смысла. Заливая точно последний, я откинулся на стуле и потянул его к себе за рукав. — Дазай, я хочу спать. Глаза закрывались и я даже подумывал заснуть прямо за столом, но на Осаму алкоголь влиял совсем с другую сторону. В то время, пока я мучался от своей сонливости, его перевозбуждение и азарт рос. Мы сыграли в карты прямо в баре и даже немного подурачились, раздевая друг друга на глазах у двух оставшихся посетителей и бармена, после чего получили четкие указания отправляться отдыхать. Не то чтобы за нас волновались, просто два пьяных парня напрягали тех, кто наслаждался ночной тишиной. — Дазай, пошли в отель. — Чуя, я хочу гулять. Его глаза всегда искрились как у заведенной новогодней игрушки, которую мы вместе выбирали на елку, или же как те звезды, что сияли над нашим отелем почти каждую ночь. А как было забавно наблюдать за тем, как этот человек тащил меня на балкон и беспорядочно тыкал в небо пальцем: «Чуя, смотри сколько этих звезд! Ну Чуя, не ругайся, пошли смотреть!» И я действительно садился с ним на стулья и наблюдал. Конечно же не обходилось без упреков за его тупоголовость и эгоистичность, когда Дазай будил меня в два или три часа ночи. И сейчас он не меньшим рвением желал вывести меня к океану, и я согласился, даже не рассматривая путь, по которому мы шли. Осаму вел меня немного в гору, но это я уже понял чуть позже, слегка отрезвев после нашей посиделки. Я бы согласился посетить ночной пляж, но та самая скала, на которой мы вчера были днем не казалась безопасной в такое позднее время. Пускай так оно и есть, но отказывать Дазаю мне не хотелось, да и сил не было. — Чуя, посмотри туда! — он вновь радостно указывал в небо, заставляя меня обратить на него внимание. Звезды сияли раньше обычного (или же мне так показалось) и Осаму быстрее устроился на траве, рассматривая их. Меня он не тащил к себе вниз, я любовался ими стоя на ногах. — Красиво, — мой голос охрип в тот вечер и потому большую часть времени я говорил настолько тихо, что даже сам себя едва слышал. — Как говорится, звезды красивые, но ты намного лучше. — Конечно. По факту это огненные шары, что находятся далеко от нас, — эти комплименты были так неуместны в это время, но я едва ощутимо покраснел, — а так. Спасибо. Осаму не отвечал ничего — видно не сумел услышать меня. Не знаю почему, но созерцать их больше пяти минут ему надоело и он резко подскочил, убегая к краю скалы. Внутри начала зарождаться паника, но я не придал тревожным мыслям значения. Единственное, что напрягало, что Дазай безумно быстро исчезал в темноте. Шум океанской волны становился все громче, но я так и не смог услышать ни одного возгласа моего парня. — Дазай, — голос почти сел и я схватился за горло, — осторожнее. Если бы я знал о том, что мои слова больше не имели для него значения. Не услышав вообще ничего, кроме мертвых звуков уже пугающего океана, я аккуратно, чтобы не пошатнуться от пьяного состояния и не полететь вниз на острые камни, подошел ближе к краю. Пускай небо озаряли миллиарды звезд, но было невероятно темно и единственный ориентир — вода. — Дазай! Я не услышал абсолютно ничего. Никакого голоса или даже смеха, лишь пустой звук ветра и моря. Почему-то все обратилось в подозрение о дурацкой шутке, которую вот-вот я должен был разоблачить. Ожидания того, что сейчас Осаму выскочит на меня со спины и обнимет, выкрикивая что-то несуразное резко упали — на траве я нащупал накидку. Наклонившись, я сумел взять её в руки и ощутить приятный легкий шелк, который в этот вечер надел Дазай. — Осаму, где ты? Замолчало все — океан притих, а звезды немо моргали между собой, словно передавали друг другу неуловимые сигналы. И только в тот момент, когда чуть было не сорвался сам, я увидел, что стою на самом краю бездны. Мой телефон с фонариком, который я достал чтобы посветить им в непроглядную тьму вылетел из рук в воду и видно разбился о камни так же, как и Дазай. Даже закричать не удалось — губы лишь задрожали, а сердце забилось в несколько раз скорее от увиденного. Его накидка осталась здесь в то время, как он уже покоился в океане. Что случилось дальше — мое сознание не позволяет мне вспомнить.***
Крепкие напитки, проигранные партии в бильярд и остатки сигарет в пепельнице потеряли весь свой смысл тем летом. На самом деле на следующее утро меня нашли не так уж и далеко от того места в бессознательном состоянии. Объяснить то, как я попал туда смог лишь я сам — страх и некая горечь от утраты помогли мне уйти дальше. Позже мне сказали, что Дазай Осаму сорвался со скалы из-за своей пьяной неосторожности. Тело вскоре прибило к берегу, но я отказался смотреть на это и лишь сказал, что они могут предать его земле в этом месте. А посещать его каждый год от лица остальных стало моей заботой. — Дазай, — я попытался улыбнуться чуть более достоверно, но вышла лишь кривая ухмылка, — вот тебе твои дурацкие любимые цветы. Ты ведь их мне дарил в начале нашего отдыха? По камню ползала бабочка, слегка дергая усиками. Я не собирался её сгонять и выпрямился, убирая руки в карманы брюк. Пускай было жарко, но переодеваться в легкую одежду не было желания. — Твои детективы просили положить вот это письмо тебе, — я поправил его кончиком ботинка, — там всякие благодарности за работу и прочее, ну, ты и сам все знаешь. Океан грозно шумел, а небо становилось все темнее — приближался шторм. А потому находиться здесь было небезопасно. — Дазай, прости, мне пора уходить, — букет из свежих цветов уже успел растрепать ветер, но раз так желала погода, я не вправе ей мешать, — до встречи в следующем году. Я почти было ушел и даже отвернулся от его могилы, чтобы скрыть свою скупую крошечную слезу, которая успела стечь по моей щекё на одежду. Оправдывал свою странную тоску дождем. Не могу плакать взахлеб, но и не думать об этом, а потому приходится утирать редкие слезы перчатками и, улыбаться. — Все же, Осаму, мне тебя жаль, — я уже отошел от него и на миг замер, вслушиваясь в шум океана, который забрал Дазая у меня, — пускай ты и обрел постоянный покой в этом месте, но я так и не узнаю от тебя одного. На миг мне показалось, что меня обняли, но это была лишь больная фантазия. И опять в пустоту я задал вопрос, на который часто пытаюсь найти ответ в голове: — Ты совершил самоубийство или, все же, сорвался?