Грешник

      Первый советник короля врывается в мои покои, как ветер. Кромвель высоко вскидывает седую голову, и я вижу острую боль на его лице.       — Я грешник, миледи, — шепчет он и в ярости бьет кулаками об стену. — Гнусный грешник.       Я застываю на месте и наблюдаю, как Кромвель изощренно ругается на французском, которого я не понимаю, шагает по комнате, молится, бьется головой об стол и сжимает руки в кулаки, словно этим что-то исправишь. Плавными движениями я подхожу к нему и успокаивающе кладу руку на его плечо. Моего друга трясет в рыданиях.       — Вы были невиновны, милорд, — говорю я и осторожно поглаживаю его напряженную спину. — Король приказал низвергнуть мадам Анну. Вы ничего не могли поделать. Никто ничего не мог сделать, — повторяю я и чувствую себя полной дурой.       Кромвель поднимается и с болью смотрит на меня. Его боль настолько осязаема, что, кажется, я могу дотронуться до нее ладонью.       — Я мог попробовать! — стонет он, но мы оба понимаем, что не могли.       Я не желала зла Анне Болейн. Она не была моей соперницей. Я не мечтала увидеть её мертвой. Я восхищалась ей, восхищалась ее острым умом, грацией и обаянием. Всего этого нет у меня и никогда не будет. Она была лучшей королевой, чем когда-либо буду я.       Кромвель неловко хватает меня за талию, и я утыкаюсь ему в плечо. Он невысок, как и я.       — Анна сейчас в лучшем мире, — говорю я, стараясь хоть как-то облегчить его страдания.       Я чувствую себя виновной в казни королевы Анны, хоть и была безвольной пешкой. Король заметил меня, и я послушно сыграла партию скромной девицы. Анна могла жить, если я уступила бы Генриху. Нащупываю медальон и хочу выбросить его прочь, растоптать и сжечь в языках пламени.       — Джейн, не печальтесь из-за меня, — грустно произносит секретарь, и я смотрю в его печальные карие глаза. — Ваше счастье начинается сейчас. Вы станете королевой Англии.       — А хочу ли я этого? — горько произношу я. — Я хочу быть королевой, но не его женой, — шепчу я.- А если я не рожу сына? Он прикажет вам поступить со мной, как и с Анной, — Кромвель вздрагивает и проводит рукой по моим рукавам.       Я отхожу от министра и смущенно опускаю взгляд. Тот проводит рукой по моей щеке, а затем опускает и её. Это день траура. День, когда ушла необычайно яркая женщина. День, когда юная Элизабет осталась сиротой. Я помню, как в январе ее кружил Генрих, очаровательную, пухленькую и довольную.       — Что будет с принцессой? — спрашиваю я, поднимая глаза.       Кромвель качает головой. В глазах его блестят слёзы.       — Она теперь бастард. Леди-бастард.       — Несчастное дитя! — выдавливаю я, вздрагивая.       А если я рожу девочку, что будет со мной? Генрих убьет меня на месте? Притащит плаху в родильные покои? Кромвель чувствует мой страх и сжимает мою руку в своей.       — Ничего не бойтесь, Джейн, ничего не бойтесь! — горячо шепчет он. — Я не позволю казнить еще одну королеву.       Но что значит слово секретаря против слова короля? Я бросаю взгляд на распятие и указываю на него кивком.       — Томас, помолитесь со мной.       Тот кивает, и мы опускаемся на колени. Груз от смерти Анны будет висеть на нашей шее до самой смерти. Перед ее ликом мы вспомним ее черные глаза. Глаза невиновной женщины.       — Мы-грешники, — обращаюсь я не то к Богу, не то к Кромвелю. — Мы позволили случиться преступлению и выиграли от этого.       Секретарь больше не рыдает, да и мои глаза сухи. Я представляю, как буду жить в покоях мертвой женщины, буду носить её украшения, её корону, буду делить ложе с её мужем. Лицо Анны будет смотреть на меня по ту сторону зеркала. Я всегда буду чувствовать её присутствие рядом.       — Нам недолго осталось мучаться, — заявляет Кромвель, смотря на меня. — Я уверен, что скоро Бог освободит нас от этого тяжкого бремени.       Я верю ему. Что мне еще остается делать?       Внезапно все свечи потухают. В комнате становится холодно, и мне кажется, что я слышу низкий с хрипотцой смех около себя.