love yourself, fuck yourself

— И… блять, прикинь… ах-ах-ах! — Юнги стукнулся об шкаф и согнулся в смехе, пытаясь объяснить, что это Рианна заняла у него деньги, тогда ещё, в Америке. Поверил ему только этот несчастный шкаф. — Да что ты! Спать иди, пьянчула…тула… Алкаш! — лидер и в состоянии не состояния лидер. — разберёмся завтра, если… если завтра бует. Намджун, качаясь, подошёл к развалившемуся Юнги и приподнял на ноги, закинув его руку на плечо. — А прикиньте, мы айдол-лы, — икнул Джин, плетясь где-то позади, — а давайте песню… напишем. Назовём айдол. — Это клеймо, которое я несу с гордостью, — обогнул всех Хосок и скрылся во мраке дома. — но я свободен, как… А что «как» уже не узнает никто, кроме пьяных чертогов разума Хосока — после пьянки он становится мезантропичным меланхоликом с замашками рассуждений Конфуция… вот и религия новая в общаге после таких посиделок — хосокциизм называется. — А Чимин где? — Н-наверное, до дверной ручки не дотянулся. — заржал Юнги, утягивая Намджуна к себе на дно. — Ц, эй, мелочь, — лидер обернулся на замерших младших, которые всё ещё справлялись с обувью, — вы там разберитесь, найдите обездоленных и пропавших, а я — спа-а-ать! — Ага, — вяло отозвался Чонгук. Флюиды Хосока достигли младшего, потому что тот в состоянии отчуждения любовался своим Тэхёном. Почему своим? Да потому что хочется. Вот он такой маленький, домашненький, уютненький — зайка. Поднимает сейчас большущие глазища, смотрит снизу вверх на Чонгука — потому что ещё сидит и шнурки развязывает, до конца зачем-то, а младший стоит над ним, возвышаясь, как каменное изваяние. Потом улыбается слегка пьяно и басит: — Чё надо? — Тэхён, я тебя хочу. Что-то слишком прямо, просто и вообще… нехрен быть таким… Ким Тэхёном! — Чонгук, ты ебанулся? — А ты хочешь? — Да нет, ты мне ещё нужен в здравом уме. — Не виляй, хён. — Чонгук схватил старшего за локоть и прижал рывком к входной двери. Раздался глухой стук. — пожалуйста. Тэхён поморщился от удара и посмотрел на Чонгука. Не то, чтобы он его раньше не видел, но сейчас Чон был, как сказать, другой. Почти трезвый взгляд — алкоголь не берёт паршивца — серьёзный, непривычный. Такой, каким обычно бывает на сцене — Тэхён никому не признается, но украдкой бросает на вступлениях взгляды на Чонгука. Ничего хорошего он после этого не чувствует, одни неприличные мысли и какой-то фанатизм, да и дрочка в душе в придачу — на Чонгука, блять. — Я же вижу, — прохрипел младший, проведя ладонью по щеке Тэхёна, — хочешь. Ким прикрывает глаза, чувствуя, как к щекам приливает кровь и начинает пульсировать легкое возбуждение. У Чонгука горячая ладонь и от него самого пышет жаром. — Хё-он… Тэхён слабо вздыхает и, о боже, не по жанру, цепляется за крепкую шею с немного влажными от пота кончиками волос — и целует. Поцелуй мокрый, неловкий. Каждый хочет перенять инициативу, но из этого получается только лёгкий укус по тэхёновой губе и стук зубов. Но приятно ощущать чужой стояк и тереться об него. — Пошли в спальню, — прошептал Чонгук, отталкиваясь от желанного тела. Ким заторможено кивнул. Интересно, кто будет сверху — думал Тэхён, когда они почти бегом добрались до его кровати — Чонгук? Вот и правильно, пошёл он в жопу… ха-ха. — А-а-ах, — застонал старший, когда к его обнаженной груди прильнул Чонгук, посасывая солоноватую кожу и царапая короткими ногтями выпирающие тазовые косточки. Тэхён зарыл пальцы в выжженные краской, красные пряди, и потянул на себя, встречаясь взглядом с осоловелыми глазами Чона. — Скажи-и, Тэхён, — проныл младший, внезапно падая на худое тело и тыкаясь лицом в чужое, как слепой котёнок. Что сказать, было не ясно. Да ему сейчас вообще нихуя не ясно, кроме жара сверху и горящей груди в местах оставленных поцелуев. На парнях оставались только штаны и Тэхён нетерпеливо поёрзал под Чонгуком, мажа губами по чему придётся — носу, лбу, почерневшим глазам. — Хочу, Гук-и. Мой Гуки-и. Попал, ранил, убил. Чонгук с тихим рыком поднялся на руках, нависая над распластавшимся парнем. Разнеженный Тэхён смутно увидел кривую усмешку на тонких губах; младший настолько близко, что красные волосы щекотали лицо, обжигая. — Чего ты хочешь? — он издевается? — Блять, трахни меня уже. — взмолился Тэхён и потёрся пахом об чужое возбуждение. Чон кивнул и сел на чужие бёдра, фиксируя их своими ляхами. Пристально смотря в глаза Тэхёну, сжал его член, поглаживая через плотную ткань спортивных брюк. Ким выгнулся в немом вздохе и замер — не разрывая зрительного контакта — провёл языком по своим влажным губам. Чонгук на провокацию не повёлся, а только хмыкнул и начал медленно стягивать чужие штаны и боксёры, одновременно проводя большими пальцами по нежной коже паха. Бритый. — Не дёргайся, принцесса, — прошептал младший и коснулся губами головки тэхёновского члена, оставляя на ней смачный поцелуй. Тэхёна с этого передёрнуло наслаждением и он, не в силах смотреть вниз, блаженно закатил глаза. Чонгук же обхватил поджавшиеся яички ладонью и легонько начал массировать их, одновременно пытаясь заглатывать больше. Слюна и смазка стекала у него на подбородок, делая ощущение менее приятными, но Чонгук поставил цель расслабить свою принцессу — потом отыграется. Проведя языком по вздувшимся венам, младший почувствовал, как Тэхён весь напрягся, но сразу сориентировался — резко отстранился и сжал основание чужого члена. Тэхён вскинул на него взгляд, полный непонимания и разочарования. — Грбаный…садист, — запыхавшись произнёс Ким, двигаясь к изголовью кровати. Ему срочно нужна разрядка. Рука сама потянулась к члену, но закончить ему опять не дали, на этот раз грубо обломав — Чонгук шлёпнул старшего по руке и, освободившись от джинс и боксёров, навалился всей своей мощью на бедного парня. Тэхён заскулил, толком не соображая уже почти нечего, а эта сволочь ещё и издевается -целует мазками ключицы и сжимает ладонями округлые ягодицы Кима. — Потерпи, — сбивчивый шепот в поалевшее ушко, — сейчас… Чонгук отстранился под разочарованный стон извивающегося парня и схватил с тумбочки крем, свалив на пол будильник и ещё какую-то мелочь. Обильно выдавил крем на ладонь и, смазав анал Тэхёна, медленно ввёл один палец. Внезапно Чонгук замер и его лицо приняло странное выражение. Тэхён сразу догадался в чём дело — палец прошёл слишком легко. Но сказать что-либо он не успел. — Кто? — буквально прорычал Чон, резко наклонившись к Киму. Их лица почти соприкасались. — кто, сука? И надавил ладонью на горло Тэхёна. — Дай… сказать, — старший обхватил чужое запястье и хватка ослабла, — я сам, на тебя. Только ты, Чонгук. Лицо Чона прояснилось — он хмыкнул и нагнулся ещё ближе, прошептав в покусанные губы: — Тогда сделай это ещё раз, при мне, малыш. Тэхён шумно сглотнул, а потом растеряно кивнул. Младший отстранился, давая Киму повернуться спиной и упереться рукой об спинку кровати, затем он прогнулся в спине и, облизнув пальцы, поднёс их к пульсирующей дырочке, медленно проникая внутрь себя — лов ёрселф, фак ёрселф. Чонгук под басистый стон начал медленно проводить ладонью по своему члену, наблюдая за тем, как Тэхён вводит в себя пальцы полностью и выводит с тихим хлюпом от крема и слюны, анал импульсивно сжимается. Спустя несколько фрикций младший не выдерживает — напирает со спины, прижимая Кима к стене, а его тонкую шею обхватывает ладонью и, слегка сжимая, тянет к себе. — Наигрался, зайчонок, — шипит Чон в ответ на гортанный стон и резко входит. Тэхён дёрнулся в руках и забился, опрокидывая голову на плечо Чонгука. — Б-больно… — Терпи, — младший вошёл до конца и замер, начав сцеловывать солоноватые слёзы в уголках глаз. — сейчас всё пройдёт, тебе будет хорошо. Тэхён кивнул и начал расслабляться. Чон почувствовал это и начал медленно двигаться — Иисус-Мария-Иосиф, как же, блять, хорошо! Под шлепки, раздававшиеся по всей комнате, они оба стонали в голос. Тэхён и не думал сдерживаться — бас эхом отлетал от стен и парни были словно в вакууме. — Шесть гребаных лет… — стонал Чонгук, покусывая хрящик уха Кима, — мы… потеряли… мой. Те-еперь мой. Тэхён что-то промычал, разговаривать было слишком сложно — Чон толкается особенно глубоко, остервенело и руками ласкает грудь, задевая соски. Кима надолго не хватает — с глухим криком кончает, насаживаясь при этом до конца и чувствуя, как внутри разливается тёплое семя. Фиаско. Чонгук ласково целует вспотевший загривок и выходит из мягкого тела, со странным удовольствием замечая, как вытекает из растраханной дырочки его сперма. — Я тебя люблю, — промурчал младший, когда они оба — утомленные и расслабленные — валялись на кровати. В душ идти было выше их сил. Вытерлись простынью и норм. — Не надейся избавиться теперь от меня. Ты —мой. Тэхён угукнул и улёгся на накаченную грудь своего Гук-ки. — Твой, Гук-ки. Только твой. Спи крепко. — Угу. Они уже почти заснули, как вдруг под окном кто-то завыл. Парни резко распахнули глаза и сели на кровать, прижавшись друг к другу. Тэхён поморщился от дискомфорта в заднице. Вой повторился вновь, только ещё отчётливее. — Т-тэ, иди посмотри… — Я тебя сейчас подушкой уебу, — прошипел Тэхён. — Хорошо, — Чонгук прокашлялся и, вооружившись будильником, подошёл к окну. Две минуты они просто стояли в тишине, как вдруг младший резко повернулся к Киму. — Блин, Тэ, мы, кажется, про Чимина забыли. — Это он? что он там делает? — Ничего необычного, — зевнул Чонгук и повалился на кровать, прижав к себе Тэхёна, — стоит под окном Юнги и поёт ему что-то. — Хорошо, что не эминема зачитывает, как в прошлый раз, — сонно пробормотал Ким, — надеюсь, его к утру запустят домой.

…И спали они долго и счастливо. Конец!